Сергей Сакин (Спайкер) - Умри, старушка! Страница 5

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на радующую глаз картину — спины убегающих врагов — КРАСОТА! Но приятный вечер меркнет у меня в глазах, и асфальт, резко поднявшись, бьет меня по носу.

Один из наших поймал такси и везет меня, отмудоханного, домой. Сейчас его волнует только то, как он посмотрит в глаза моей матушке, когда предъявит ей такого сынулю — грязного, окровавленного, пьяного. Я его утешаю (успокаиваю), что предки мои нынче далеко. Одновременно я языком провожу по губам и по зубам — все цело, отлично.

«Че было-то?»

Оказывается, рассказывает мне боец, идущие за нами хвостиком карлики решили отличиться и запустили по отступающему врагу тяжелой артиллерией — единственной на всех бутылкой. Сил у малолетнего гренадера не хватило, и он угодил стеклом аккурат мне в темечко. Ну не гад ли? Мудаки, блядь, суки!

Ладно, главное — это было достойное ранение в боевых действиях. Теперь домой, спать. Завтра — похороны.

ГЛАВА 5 (она же 4-евро)

…На Лялечку разозлиться — всегда было пара пустяков. На нее можно твердо рассчитывать — что все будет с точностью до наоборот, или, как минимум, — просто через жопу. Плюс кривые руки, в которых ничего не держится.

Бдзззз-ыыыххххххххх!!! И бутылки как не бывало! Ну, овца! Лялечка хлопает глазами и начинает хихикать, как игрушечный мешочек со смехом. Эта ее обычная защита, когда она что- то спарывает — начинает ржать или бычит в ответку, как датый грузчик. Мало того, что бутылка была последняя, так она еще и была большая, двухлитровая, не бутылка даже, а бутыль, оплетенная вокруг соломой, с безумно вкусным содержимым. Чтобы непроизвольно не засадить Лялечке в ее кукольный глаз, я отворачиваюсь, смотрю вниз, на брусчатый тротуар, потом вверх — на сине-черное небо с большими звездами и большим лимоном Луны. Потом провожу взглядом по треугольнику лиц вокруг меня: Ляля, Катя-Девушка, Псина. Глаза у чикс и у брата такие, что мне, по-хорошему, должно быть стыдно. А так — злоба просто исчезает без следа. И остается пряное ощущение этой ночи, которая — прямо из детских книг про Айвенго и Робина-Хорошего. Романтика + Приключения и мы — в центре старого-старого красавца-города, и булыжник под ногами такой теплый, что разлетевшееся из осколков вино сразу высыхает и, высыхая, терпко пахнет глинтвейном.

Хорошо, что сегодня почти полнолуние — через несколько часов нам переходить границу, через лес и реку. Через несколько часов мы вырвемся на просторы из барака. Врут СМИ, что в России и Польше уже капитализм (они вообще всегда врут). Достаточно посмотреть на рожи соотечественников. Произошли они все не от обезьяны, а от собаки. От Шарика. Поляки в этом смысле на русских похожи, как братья. Да мы и есть братья. Мне вдруг представляется: вот я, только другой, оставшийся, не совершивший сделку с РогШпе. Двойник появляется в голове настолько явственно, что пробегает мороз, как если кто-то ледышкой проведет по спине. Лицо его в тени под козырьком бейсболки, и не разобрать — избит он кем-то, или офис заштриховал ему синяки под глазами. Горькая складка у губ. Руки — худые до костлявости. Я вообще не атлет, но сам знаю, что там, где у всех людей одна жила, у меня — две. Но двойник совсем уж какой-то… не, это не я. Похож просто… Да и за неделю Европы, пусть и Восточной, за неделю захватывающего дух восторга от своей жизни, от иррациональной зависти самому себе, я, хотя и ел раз в день, потяжелел на несколько кг тугого мяса. Я выгоняю непохожего двойника из черепа и еще раз оглядываю друзей — они все смотрят на меня и ждут. Одно из моих погонял в «нашем» кругу — «писатель». Если у меня становится неприсутственное лицо — жди байки. Но не сейчас.

Что за пустяк, всего-то бутылка вина! Лялечка, прости меня за то, что я тебе чуть в репу не засадил:). Я и так псих, а перед такой проверкой на крепость немудрено обострение. Всего несколько часов, и наши девочки (которым, вот чудеса! — дали-таки визы) встретят нас уже на земле фрицев. Лялечка в знак признания собственного даунизма и ради примирения покупает точно такую же бутылку, и мы выпиваем ее вчетвером, неправдоподобно быстро. А банальной закуской нам служит сладко-густой ночной воздух. Воздух Приключения. Четверо — это Я, Пес, Лялечка и Катя-Девушка. Не подумайте плохого, Катя с невинностью рассталась давно и надолго (и есть тому подтверждения, можете Пса спросить), но вывешивание погонял — штука хитрая и малоизученная. Пес, я знаю, не теряет надежды проверить все еще разочек:). Оно того стоит, наши чиксы — самые качественные. Мы доходим до окраины городка, которая является и границей межгосударственной. Польша — Германия. Впереди засветился по-гранпост, нам пора поворачивать (как всегда в этой жизни, на кривую дорожку. Красивое совпадение метафоры и реальности). Последний раз обнимаемся, все вчетвером. Не поймешь, где чьи руки. Я чувствую сразу четыре упругости молодых грудей, две пары губ целуют меня. И мы расходимся. Чиксы — прямо, к светящемуся погранпосту, мы — в лес. Я чувствую, что они очень ХОТЯТ верить, что мы совсем скоро снова встретимся, но у них не получается.

А я вот уверен, и знаю, что Пес тоже верит. Всякого рода безумие у нас всегда прокатывает без сучка, это обычная жизнь нам дается с трудом, то есть вообще не дает(ся). Мы с Псом сворачиваем с шоссе в лес и двигаем рычагами параллельно границе, удаляясь от погранпоста. Пес достает из рюкзака последний сувенир-на-поминание-о-родине, и сорокаоборотная жид кость льется в глотку как вода, раскаленные провода нервов шипят. Водку внедрять — никогда нелишне, сейчас — тем более, за каждой елкой (а ельник, други, там ой густ!) мерещится пограничник или, как минимум, медведь. Первым мы рассчитывали, в случае чего, дать сто грина (половина из имеющихся денег), с последними Пес полагал разделываться голыми руками. Я же, как более субтильный, поминал не к ночи «Повесть о настоящем Человеке» и предлагал ложиться на грунт, прикидываться мертвыми. Водка закончилась с выходом на берег пограничной реки (расстояние от берега до берега которой неожиданно оказалось возможным покрыть одним плевком). К тому моменту мы уже оба были в той кондиции, чтобы медведям предлагать взятки, а на погранцов прыгать с рогатиной. Ни тех ни других, слава Богам, не намечалось.

Речку близ городка Губина, название которой я так и не узнал, мы перешли, закатав штаны и приглушенно матерясь, ноги разъезжались в липкой вязкой тине. В отличие от польской территории, германский берег встретил нас пиз-дец как неприветливо. Перед нами расстилалось необозримое пространство малинника, проди-рание через который вызвало мысли о средних веках и инквизиции. «Железная Дева» и все такое. Подлые растения ощерились тевтонскими колючками, боль чувствовалась даже сквозь оде жду и опьянение. Б стиле какого-то довлатов-ского абсурда Пес нашел в этих зарослях россыпь бутылок (пустых) российского производства. Я так понял, что это Боги напомнили, чтобы мы особо не зазнавались, мол, были здесь русские люди и до нас. Помогая себе молитвами, дошли до какой-то дороги…

ГЛАВА 6

…Пробуждение накатывало медленно, волнами. Боль в разбитой голове нормально воспринималась как отходник от дешевой водки, крошки в постели становились колючками малины и обратно, ну, знаете, как бывает, да?

Ртагу, расщепление надвое сознания, замаскировавшееся под сон, прошло, и меня снова стало один. Один, в городе Москва, небывало жарким утром. В не закрывающиеся летом окна моей норы безжалостно било солнце. Не знаю уж, религии каких унтерменшов полагают Солнце добрым и ласковым, но мои предки называли его правильно — ЯРИЛО. Шар ярости. И распластанному моему телу оно причиняло яростное страдание. Пришлось подниматься (я попытался определить: тошнота и головокружение — это оттого, что я вчера перебрал, или оттого, что мне вчера засадили по щщам, то есть сотрясение мозга наличествует или нет — и не определил) и, шатаясь, брести под холодный душ. Едва поднявшись с низкого своего ложа, я первым же шагом раздавил тарелку. Тарелки вперемешку с вилками, ложками и чашками стопками стоят вокруг кровати. Давно и не мной подмечено, что живущий один мужчина стремительно оскотинивается, а я давным-давно довольствуюсь (3 — от слова доволен) случайными половыми связями. Случайные, впрочем, не означают редкие. Но факт тот, что лоск мне наводить не для кого. Те чиксы, что снимаются в «Серне», видали виды и покруче, чем ложе любви посередь грязной посуды. Моя «бывшая» теперь вряд ли бы узнала нашу нору. Гнездышко, блядь!

Я добрел до ванной и, пока разглядывал свою рожу, возникло воспоминание/видение — в зеркале появился я сам. Но как-то особенно, по-нервному изможденный, с синяками под глазами, и я понял только через секунду, как я отощал за время сидячей размеренной жизни клерка. Это не видение, это отражение. Но было и видение (просто совпавшее 1:1 с отражением, так бывает. «У шизиков» — тут же добавил внутренний собеседник/голос), и как-то оно было связано с сегодняшним сном. Закуривая самую сладкую, 1-ю за день, и намыливая щетину, я начал выстраивать ассоциации, вспоминать — но все ше1е$$, сон, как почти всегда и бывает со снами, растворился. Я заполз в душ и стал смывать с себя кровь, пыль, похмелье, вымыл застрявшую между пальцев ног тину и еловые иголки, прилипшие смолой к проклюнувшейся на голове щетине. Я оставил феномен прилипших к телу лесных приветов без внимания, лишь опять возникло ощущение, что это как-то связано со сном. Я просто нежился под журчащими струями холода.