Ромен Гари - Тюльпан Страница 5

— Она погибла в Тихом океане.

— Что она делала в Тихом океане?

— Вот и я себя спрашиваю. Может, вы сможете мне ответить?

— Она была в W.A.A.C.?[11] — с надеждой предположил Биддль.

— Нет, в морской пехоте.

— Что она делала в морской пехоте? — вскричал Биддль.

— А что, по-вашему, делает молоденькая женщина в морской пехоте? — сказал Тюльпан с необычайным достоинством. И посыпал голову пеплом.

— Каково точное значение вашего жеста? — спросил Гринберг.

— Мои действия не есть жесты. Я — не интеллигент.

— А кто же?

— Точно не знаю. А вы?

— Единственное, что я знаю точно, — сказал Гринберг, — это мой номер телефона. Но бывает, и он вылетает у меня из головы. Что вы думаете о будущем цивилизации?

— У цивилизации нет будущего. И настоящего тоже больше нет. Все, что осталось, — это прошлое. Цивилизация есть нечто, втиснутое человечеством, в берега посредством течения. То, что люди оставляют после себя посредством умирания.

— Ничего не понял, — сказал Биддль.

— Тут нечего понимать, — сказал Махатма. — Нужно лишь течь.

— Цивилизация… — повторил Биддль, который с большим трудом воспринимал идеи, как все те, у кого идеи редки, — цивилизация — это мы.

— Это след, — сказал Тюльпан, — непрочная капля росы, трепещущая под лучами рассвета… Я — след. Я — капля росы.

— А только что, — сказал Биддль, — вот только что он был холстом Творца, потом голубем и оливковой веткой. Потом — следом чего-то. А теперь он уже роса, он уже трепещет под лучами…

— Какова ваша цель? — спросил Флапс.

— Она проста, — ответил Тюльпан, взяв щепотку пепла. — Я хочу привлечь внимание чернокожих Гарлема к моей европейской родине. Я хотел бы, чтобы каждый черный брат, достойный этого имени, присоединился к моей смиренной жертве, к моему смиренному протесту. Нам в основном не хватает пищи, теплой одежды и мелочи на карманные расходы. Все дары будут приняты с признательностью. Прилагайте почтовый конверт для ответа. Моя цель — свобода для Европы, независимость для моей европейской родины без всяких условий…

Он посыпал свою голову пеплом.

— Сначала объединитесь, — сказал Биддль, — удивите всех, и независимость тут же придет. Почему бы вам для начала не разделить Европу на два больших дружественных Штата: Пакистан на востоке, а на западе — грозный такой анти-Пакистан?

— Мы просим независимости немедленно и без всяких условий, — веско изрек Тюльпан.

— В Гарлеме нет такого черного, — сказал Костелло, — который признал бы вас способными к самоуправлению. Вас, которые еще поклоняются Священной корове в ее наиболее гнусной форме — Суверенного государства. Вас, которые лижут ее божественный навоз под видом всех золотых эталонов и всех ценностей предков. Вас, которые низвели своего знаменитого Господа Милосердного и Справедливого до факира, прилипшего к доске с гвоздями, до шпагоглотателя, до ярмарочного шарлатана. Вы думаете, в Гарлеме найдется негр, готовый протянуть вам руку?

— Не изводите себя, патрон, — быстро проговорил дядя Нат.

— Это не я, это он меня изводит. И он прав — дайте ему палку, пусть бьет сильнее.

— Палок на всех не хватит, — сказал Костелло.

— Цивилизация, — настаивал Биддль, — цивилизация — это очень просто: достаточно иметь сердце. У вас есть сердце?

— Огрызок.

— Никакой у него не огрызок, — заметил дядя Нат, — не огрызок, а соловей.

— Не обращайте на него внимания, — сказал Тюльпан. — Ему всюду мерещатся соловьи.

— Вы умеете плакать? — спросил Биддль.

— Все мои слезы мертвы.

— То есть как — мертвы? Отчего?

— Слезы — дети достатка. У них слишком слабое здоровье. Им нужна крыша над головой, наваристый бульончик на обед, и тапочки, и грелка в кровать. Тогда они бывают прекрасны и пухлы, и довольно пустяка — зубной боли, любовной тоски, — чтобы заставить их покинуть гнездышко. Но дайте им две войны между отцом и сыном, разрушьте их дом, бросьте их в концлагерь — и они делаются вдруг мелкими и редкими и мрут как мухи.

— А ваши слезы — отчего они умерли?

— Одну убили в Испании, в Сопротивлении. Другую — в Греции: старую слезу-идеалистку. Несколько миллионов умерли в Польше: это все слезы евреев. Одну линчевали в Детройте, потому что у нее была негритянская кровь. Другие погибли под Сталинградом и в RAF[12], некоторых расстреляли с заложниками в Мон-Валерьен…[13] и вот теперь я совсем один, без единой слезинки, точно я не человек, а кусок сухого дерева.

— Ну вот, он опять начал, — забеспокоился Биддль. — Сначала был холстом Творца, потом голубем, веткой, следом, каплей росы. Потом стал огрызком, помнится, и соловьем. Теперь он кусок дерева. Чем он будет в следующий раз?

— В следующий раз, — сказал дядя Нат, — он станет камнем — камнем, который бросают в пропасть, чтобы узнать, глубока ли она.

VI

Молитва за Победителей

— «Белый Махатма Гарлема», — прочел дядя Нат, триумфально потрясая «Гласом народа». — Клянусь силой, которая сделала меня негром, вы, патрон, теперь знамениты.

— На какой странице? — осведомился Тюльпан, слегка краснея.

— На шестой. Первые пять полностью посвящены реконструкции трущоб.

— Читайте.

— «Белый Махатма Гарлема, — с удовольствием начал дядя Нат. — Вот уже восемь дней молодой интеллигент, беженец из Европы г-н Тюльпан упрямо отказывается от любой пищи. Как заявил он одному из наших корреспондентов, „нынешнее состояние человечества вызывает ужас и отвращение у каждого, кто достоин звания человека. Мы только что одержали победу в войне, угрожавшей цивилизации, а над руинами наших городов уже витает тень нового крестового похода в защиту цивилизации. Однако цивилизация, которая за две тысячи лет своего существования не научилась истреблять насилие в зародыше, не заслуживает ничего, кроме насильственной смерти. Пришли трагические времена. Необходимы немедленные действия. Малейшее промедление будет гибельно. И потому я объявляю голодовку в знак протеста против цивилизации и требую ее немедленного уничтожения и замены чем-то другим. Да, но чем? Все предложения будут приняты, не медлите — пишите мне. Долой Соединенные Штаты Америки! Да здравствуют Соединенные Штаты Мира! Гарри Трумэна в президенты!“».

— Как?

— «Гарри Трумэна в президенты». Так и написано. Не изводите себя.

— Не буду.

Тюльпан задумчиво посыпал голову пеплом. После обеда восторженная статья, появившаяся в «Бунд», приветствовала, как в ней говорилось, «этот первый знак нового времени». «Мы — свидетели возрождения индивидуума, — с энтузиазмом провозгласил этот печатный орган. — Не будем же равнодушны к величию. Пример благородного юноши, высоко и решительно поднявшего знамя борьбы за истинно демократическое общество, за мир, лучший и справедливый…»

— Хорошо сказано, — одобрил Тюльпан, жуя гамбургер.

— Не перебивайте меня! «..лучший и справедливый, имеет особое значение для нас, цветных граждан Америки. Слишком долго страдали мы под бичом расистов, чтобы медлить с ответом на этот волнующий призыв. Мы легко могли бы сказать, что и без того достаточно заняты судьбой наших чернокожих братьев и гонениями — экономическими, моральными и социальными, — которым их постоянно подвергают. Но такое заявление было бы недостойно американских негров. Мы не допускаем никакого изоляционизма убеждений и объявляем подписку, чтобы предоставить все необходимые средства Постящемуся Европейцу и его великому гуманистическому движению „Молитва за Победителей“». Вы нашли хорошее имя для своего дела, патрон, — одобрил дядя Нат.

— Ничего я не находил, — проворчал Тюльпан. — Это они нашли. Оно само оказалось у них на устах, как улыбка.

Тут же «Глас народа» откликнулся передовицей, которая и привлекла наконец внимание цивилизованной общественности к Белому Махатме Гарлема. Издание доводило до сведения читателей, что, дабы ответить на призыв Постящегося Европейца, редакция газеты, которая всегда в первых рядах, если речь идет о добром деле, открывает подписку в пользу движения «Молитва за Победителей», «само название которого, — говорилось в заключение, — залог справедливости, сострадания и солидарности человеческой. Редакция: 30 долларов». Следом несколько частных пожертвований: «Флапс: один доллар. Плуто: пятьдесят центов и ни центом больше».

— Клюют, — заметил дядя Нат, приступая вместе с Тюльпаном к скромной трапезе: неизвестный поклонник прислал им из деревни дикого фазана. — Они клюют!

Они клюнули. В Гарлеме немедленно заявили о себе еще несколько постящихся. Все причисляли себя к Тюльпану и называли его Свами[14]. Самое солидное негритянское издание «America first», которое всегда призывало к объединению всех американцев независимо от расы перед лицом поднявшегося европейского варварства, сначала, чтобы наверстать упущенное время, откликнулось презрительной заметкой «Афера голодающего». Оно опубликовало длинную передовицу, озаглавленную «Новая форма европейского саботажа». Тюльпана там выставили социалистом и членом пятой колонны. «Если в Америке увеличится число голодающих, — писала газета, — система потребления будет разрушена. Наше производство упадет до нуля, поскольку рабочие, которые не едят, будут неспособны работать. Мы скатайся в бездну». И газета закончила требованием немедленно арестовать Махатму и всех его сообщников.