Андрей Молчанов - Форпост Страница 5

В палаточный городок его привезли с рассветом. Операция закончилась благостно, как церковная месса: партизаны без боя покорились высадившейся из вертолета группе захвата. Олег сдал оружие и рацию дежурному, принял душ, выпил чай с сэндвичем и завалился в койку, уснув под мерное жужжание кондиционера. Уже погружаясь в сон, легонько усмехнулся, вспомнив незабвенную советскую казарму с ее прокуренным сортиром, вонью портянок и храпом сотни парней под одним потолком на узких железных лежбищах. А ведь вроде бы и ничего так было, вполне приемлемо…

И приснилась ему Аня. Сон был муторный, расплывчатый, тяжелый. Она плакала безысходно и горько, словно бы по нему, Серегину, а он пытался обнять ее, утешить, он был в уверенности, что вернулся обратно, что они снова вместе. Но образ ее ускользал, удалялся, а потом между ними заклубилась серая ватная стена, чей морок он безнадежно и отчаянно пытался раздвинуть, разорвать, и тут же проснулся, охваченный тоской и ощущением обидной потери.

Неужели он потерял ее? Ту, которую единственно любил и, что говорить, предал. А во имя чего? Пустых скитаний по миру в поисках неведомого счастья на чужих берегах? А то, настоящее счастье было рядом, а он и не замечал его. Будущая семья, дети, поденная служба ради этой семьи, однообразие работы и быта — вот что предлагалось ему, а хотелось иного: увидеть мир, вдоволь покуролесить, вкусить все пряности бытия… Что ж, так и вышло, наверное. А вот и расплата за пряности: одиночество, неизвестность будущего и пустота, пустота, пустота…

Возвратиться в Москву? А что там? Аня, наверное, вышла замуж, такие красавицы, умеющие любить и быть беззаветно преданными мужу, без внимания не остаются. Родители — те сами по себе… Тогда — куда? Или жизнь сама собой направит в новое русло судьбу непутевого стрелка Серегина, достаточно лишь устремиться к нему?

Из той, советской армии он прибыл в иную страну, по-прежнему именуемой советской империей, но уже стоявшую на пороге неминуемого краха. Никто не верил правителям, разброд и шатания охватили все общество, былые стереотипы карьер и образования виделись зыбкими и ничтожными, формула «купи-продай» стала лейтмотивом существования миллионов.

Родителей постигла нищета. Мать уволили с работы по сокращению штатов, зарплату отцу, работавшему в конструкторском бюро, не выплачивали месяцами, цены между тем росли каждодневно, и семью кормил Олег, устроившийся в кооператив, торговавший пиратской продукцией видеокассет с мутными копиями продукции Голливуда.

Заведовал лавочкой тучный подвижный пройдоха по имени Рома, еще во времена советской власти схлопотавший срок за подобного рода занятие, именуемое тогда «незаконным предпринимательством», и круг его подручных составляли старые знакомые — бывшие спекулянты и фарцовщики, также прошедшие многие правоохранительные инстанции — от милицейских до исправительно-колониальных. Олег, удачно обзаведшийся в армии водительскими правами, исполнял роль курьера по развозу заказчикам готовой продукции, для чего ему были выделены служебные потрепанные «Жигули».

Эта была абсолютно чуждая ему среда, отдающая криминальным стяжательским душком и потому, руководимый остерегающим инстинктом, он представился новому коллективу под вымышленной фамилией, благо, паспорта никто не спрашивал. Адрес жительства, однако, указал верный: в ту пору он арендовал однокомнатную квартиру, чей хозяин интересовался не личностью поселенца, а исключительно своевременной оплатой жилплощади.

Он снял эту квартиру, предполагая, что станет жить в ней с Аней, но с предложением переехать к нему тянул, неуверенный хоть в какой-либо определенности настоящего и будущего. К тому же, что он умел делать? Стрелять, водить машину, довольно складно переводить с английского на русский. Развивать эти навыки, превращая их в профессию, смысла, по его мнению, не имело.

Поэтому он просто выживал на территории огромного блошиного рынка, в который превратился его город — прежде — просторный, величавый и безмятежный. Эти давние приметы надежной устоявшейся жизни, наполнявшие пространство былой Москвы, истаивали каждодневно и неотвратимо, ибо один поток времени, зависший долгим спокойным циклоном, вытеснялся потоком иного времени, подчиняясь непреложному закону перемен.

Бойкий шеф Рома — приблатненный полуинтеллигент с незаконченным — из-за тюремного срока, высшим образованием, был манерен, кичлив и боек на язык. Фразы высокого штиля уживались в его речи с фрагментами отборной «фени»; дорогие, с иголочки костюмы — с драными носками и грязными ногтями; из двухнедельного пьянства он впадал в месячник трезвости и, осыпая подарками и комплиментами жену, не вылезал из апартаментов проституток. Он представлял ярчайшее воплощение принципа единства и борьбы противоположностей, объясняя свою суть происками зодиакального знака Близнецы, под которым родился.

По словам Ромы, он был вхож в сферы боссов организованной преступности, с некоторыми из которых познакомился в местах не столь отдаленных — а именно, в одной из уральских колоний. Местами же отдаленными, как им компетентно разъяснялось, являлись зоны Дальнего Востока, и таковая официальная классификация пенитенциарной географии определилась еще во времена царизма. Хвастливые его заявления о дружбе с некоторыми из лидеров криминальной Москвы сглаживали некоторую напряженность в коллективе, чьи члены небезосновательно опасались притязаний к ним крепнущего во всех сферах деловой активности рэкета, способного нагрянуть в процветающую лавочку в любой час и момент.

— Если чего — базары веду я! — утешал Рома коллег, покорно стоявших у стеллажей, где пара десятков моргающих цифрами и лампами видеомагнитофонов копировали очередной заокеанский шедевр гангстерских похождений. — Пусть только сунутся! Пойду к Росписи или к Бешеному, они им вмиг подотрут сопли!

И вот случилось так, что во время очередного — страстного и вдумчивого заверения Ромой собрания подчиненных в своем всесилии и непогрешимости, в арендуемый кооперативом подвал вошли неизвестные. Трое.

Внешность и повадки гостей мгновенно и без сомнений выдавали в них категорию граждан, определяемую словом «бандиты». И намерения этой категории столь же мгновенно и без сомнений были восприняты общим коллективным полем сознания трудового сотоварищества. Так воспринимают парнокопытные появление в своем загоне прокравшихся через лаз волков.

Бандиты вошли в лавочку по-хозяйски вальяжно, со скучной уверенностью — подобно тому, как подходит к облезлой машине мелкого обывателя дорожный блюститель порядка, брезгливо и покровительственно раздумывая о мизерности, но и неотвратимости мзды, должной перекочевать из тощего кошелька жертвы в карман жертву стерегущего; таким же печальным и умудренным взором смотрит джигит на блеющего у костра барашка, лежащего на боку с перевязанными ножками, и так же многоопытный и усталый хирург озирает распластанное под лампами тело очередного бедолаги…

— Платить будем? — без предисловий вопросил старший бандит, обращаясь к Роме — безошибочно определив, кто здесь главный, а также и то, что долгие предварительные разъяснения такому типажу как Рома, не требуются.

Рома ощутимо побледнел, затем покраснел, но, совладав с естественным волнением, довольно небрежно произнес, глядя поверх голов нежданных посетителей:

— Уже платим!

— Кому? — вновь вопросил старший: хлипкого сложения парень с тонким, словно заостренным стамеской носиком и глумливыми глазками с плавающей в них издевкой.

Двое кряжистых верзил в кожаных куртках помалкивали, оценивающе обозревая помещение подвала, заполненное источающей рабочий жар видеотехникой.

— Бешеному, слыхал о таком? — с дерзкой ноткой ответил Рома.

— Почему же нет? — спокойно отреагировал востроносый. — Звони ему, пусть приезжает, увидимся.

— А не в разных ли вы категориях, чтоб тебе ему «стрелы» забивать? — окончательно осмелел Рома и даже картинно уселся на угол стола, сложив на груди руки и сузив презрительно очи.

— Хорошо, мы не гордые, подъедем сами, — покладисто согласился собеседник. — Дай гудок, пусть «забивается» где удобно…

Поразмыслив, Рома снял трубку телефона. Набрал номер. Пальцы его заметно дрожали. И, как понял Олег, стоявший неподалеку от выхода, уже одетый и готовый выйти на очередной курьерский маршрут, толку от этого звонка не будет. Виделось это и в пониклости шефа, и в задумчивости, омрачившей его лицо, и в набряклости отяжелевших складок щек… Может быть, Рома действительно знал этого могущественного Бешеного и, вероятно, пару раз здоровался с ним за руку, но то, что состоял с ним в каких-либо деловых отношениях, — вряд ли, как уяснялось сейчас. И надеялся Рома на «авось» и свой артистический нахрап при вероятной встрече с вымогателями. Но, оказавшись в реалиях такой встречи, гадал лихорадочно, каким образом ему выйти сухим из воды. Кроме того, если знакомые Роме авторитетные жулики и посодействовали бы ему, то в экономическом плане их услуги означали бы равнозначную кабалу.