Владимир Бутенко - Девочка на джипе Страница 5

— Да, родились в одном хуторе, учились в одной школе и работали вместе, а прожили по-разному! — заключил хозяин, напоследок пожимая руку. — Завтра, Андрюшка, увидимся. Когда поедешь к нотариусу решать свой вопрос, обязательно позвони мне на мобильный.

4

На знакомом перекрестке Андрей Петрович свернул с трассы, надвое рассекающей райцентр. Желание увидеться с Мариной и разузнать об их дочери одолело все сомнения и домыслы.

На том месте, где прежде в курене бабушки жили они с Мариной, небо подпирал замок, наполовину скрытый кирпичным забором. Сверху смотрел глазок видеокамеры. Неужели в этом доме живут Марина и его дочь?!

Он, сбиваясь с шага, взволнованно подошел к металлической двери и нажал на кнопку переговорного устройства. Весь обратившись в слух, ожидал, что сейчас отзовется Марина. Но в динамике щелкнуло, мужской голос промямлил нечленораздельно, с акцентом:

— Что хотели? Ну?

— Марину Сергеевну могу я видеть?

— Нет у нас такой! Давно уехала, да…

Раздумывать было некогда. Неподалеку жила семья Самусенко. Михаил, помнилось, вёл физику, а жена, Тамара, кухарила в школьной столовой.

Андрей Петрович сразу нашел их домик, в котором бывал когда-то. Во дворе пожилая женщина граблями ворошила кучу золотистых кукурузных початков. Прокаливала на солнце. Она вопросительно замерла, когда напротив остановился «жигуленок».

— Не узнаете? Я в школе работал, Бакланов. Муж дома?

— Заходите! Жарища неподобная… Мишенька! Гость к нам, — звала, вытирая руки о фартук, миловидная хозяйка. — Заодно и пообедаем!

— Только от стола, — улыбнулся Андрей Петрович, становясь в тень развесистой груши. — Я на минутку.

По деревянным ступенькам спустился не ухарь с богатырским развалом плеч, а по-мальчишески сухопарый грустноглазый старичок. Он признал гостя тотчас, приветливо бросил:

— С приездом, Андрей! Что привело?

— Хочу узнать, где Марина, бывшая жена.

— Да как похоронила мужа, уехала к дочке, — отозвалась Тамара и подступила ближе. — Сергей, даром что шофер, а на все руки был мастер. На гармонье играл. Во всем Сергеевне уступал…

— Я знаю…

— От давления помер. А Наташка забрала мать в Ростов. Ох, и натурная она у вас! — с затаенным восхищением сказала Тамара. — Смалочку своевольничала, а повзрослела — и подавно! Некому было приструнить.

А дорогу в жизни сама себе пробила! Была этой, как его… «челночницей». Потом замуж вышла за «крутого», его посадили, а в тюряге порешили… Наталья дела приняла, продолжила. Плакала Сергеевна, жаловалась. Отговаривала Наташку, да куда там! Та-акая отчаянная, что и на тигра кинется, если ее тронет. Неподобная! Теперь депутатом от нашего района. Миллионерша! Частным банком заправляет и по сельскому хозяйству. По телевизору на днях выступала.

— А Марина?

— Внучку воспитывала. Умненькая девочка, здесь она и училась, пока мать не забрала. До самого отъезда Сергеевна работала. Днями в классах, а ночами — за тетрадками. Цветы, как на выставку, разводила. Майорки и дубки от нее завела. И розы перенесла, когда чеченцы курень рушили… Отзывчивая была. Ветеранов опекала. А какая рукодельница! Красками картины рисовала… Не раз вспоминала о вас… Адресок ее у меня записан. Правда, в этом году открыток от нее почему-то не было. Сейчас я напишу вам…

Несмотря на все отговорки, Самусенко усадили бывшего коллегу за стол, раскололи спелый арбуз. Как выяснилось, и физик уже второй год не преподавал.

— ЕГЭ — диверсия, — горячился Михаил, рубя по воздуху ладонью. — Нам навязали на погибель эту бабу-ягу компьютерную! Кажется, элементарно просто: заучи и дай ответ. А на самом деле школьников превратили в придаток машины. Оценка зависит не от мыслительных способностей, а от зубрежки. Этот экзамен-представление практически не контролируем. Взятки из институтов переместились в районо. Об этом знают все! Стопроцентные баллы — в горных аулах…

— В нашем крае учатся тысячи студентов из республик. Не знаю, что будет дальше. Весной, в Страстную пятницу, юные джигиты устроили свои ритуальные пляски возле Казанского собора…

— Спишем на молодость. И будем надеяться на… толерантность, — печально произнес Михаил и спохватился. — Погоди, кое-что прочту!

И принес из дома исписанный лист. Водрузил на переносицу массивные очки.

— Недаром предупреждал Макс Вебер. «О своем учителе американский юноша имеет вполне определенное представление: за деньги моего отца он продает мне свои знания и методические принципы, точно так же, как торговка овощами продает моей матери капусту». Узнаешь концепцию господина Фурсенко? У нас искореняется само понятие «учитель», утвердившееся еще при Ушинском.

— Его «переформатируют» в торговца знаниями, — подтвердил Андрей Петрович. — Бедный русский язык…

— А нравственная миссия? Избиения учителей старшеклассниками… Слава богу, мы не доработали до такого позора… Школа начинается с дисциплины, которую отвергли в угоду богатым маменькам и папенькам.

Беседа, захватившая Андрея Петровича, прервалась некстати: Михаила вызвал сосед помочь перенести мебель. Старые приятели обнялись. А хозяйка, завернув в бумагу пирожков с картошкой, сунула их в руки гостя и проводила до машины.

— Сдал Миша за лето. И курит, как паровоз, — жаловалась Тамара. — Спасибо, что заехали. Хоть отвлекли… Будете писать Сергеевне, привет передайте. Считай, всю жизнь соседствовали. А ведь мне она как-то намекнула, что забыть вас не может…

День сонливо цепенел в полуденном зное, и в салон автомобиля, учуяв аромат айвы, влетела настырная оса. И флейтовую свою песнь рядом, в кроне белоствольного осокоря, терпеливо допевала иволга…

Андрей Петрович простился и медленно поехал к выезду из городка. Смотрел, смотрел на дорогу, а видел перед собой милое лицо, припоминал самый звук её речи. Годы существовала Марина в его воображении — стройная, с гривкой волос, достающей до лопаток, с чувственным изломом губ.

— Значит, и она меня помнит…

Андрей Петрович не узнал своего голоса — так прозвучал он высоко и сокрушенно. Боль покаянная вновь ужалила сердце. Вот ведь как! Два человека, столь необходимые друг другу, жили разлученно, порознь. И виновник этому — он, не устоявший когда-то перед соблазном… Значит, на самом деле, подступала старость, — становился ощутимей бег времени. Охотно вспоминалось о давнем. И Марина снова властвовала в памяти…

5

За станицей потянулись знакомые до бугорка, до ложбинки холмистые поля. Слева, с западной стороны, точно вырос гористый кряж, маяча бурыми пожухлыми склонами и меловыми распадками. Солнце влекло короткую тень впереди машины, по новому асфальту, еще отдающему гудроном. Всё вокруг сливалось в одно короткое слово: родина. В этом краю казачьем начат его земной путь. А где прервется и когда? В неведении последнего мига, пожалуй, и таится особая мудрость мироустройства…

В открытое окошко врывался горячий воздух, неся душные осенние запахи. Он едва охлаждал потное лицо и шею. Знойное марево дрожало по горизонту, изнуряя землю. К насыпи дороги, пугая взгляд, серыми гадюками сползались трещины. Блеклые, с детский кулачок, свисали шляпки подсолнухов, до срока обеспложенные суховеем. Сиротски выглядела кукуруза, малорослая и сутулая. И в атомный век земледелец зависел от природы-матушки. Поволжье измучила засуха. Пожары прокатились по лесам исконной Руси. Жарынь загостилась и на Дону. От бескормицы гурты коров прибивались к дорожным насыпям, выщипывали в бурьянах молодую травку и стебли озими, возросшие самосевом.

Дюжина буренок паслась в низине, куда нырнула дорога. И взгляд Андрея Петровича выхватил степняка, опирающегося на палку с тряпкой. Вблизи оказалось: на древко с выгоревшим алым полотнищем, украшенным серпом и молотом, — флагом Советского Союза.

Пастух на призывный окрик обернулся. Он походил на казака-разбойника, — густая пегая щетина пощадила лишь нос да глаза, буравчиками сверлящие из-под соломенной шляпы. Из «бермуд» цвета хаки торчали худые загорелые ноги. Выгоревшая серая майка была мокрой от пота.

— Что орешь? Твое какое дело? — взревел он, выслушав обличительную речь. — Теперь это — сигнальный флажок. Разворачиваю, когда стадо дорогу переходит.

— Это же стяг великой державы! — выкрикивал Андрей Петрович, стоя у машины. — Вы родились и выросли при советской власти. И так поступаете…

— Отцепись, дед, пока не послал… Флаг достался мне от колхоза. Я его к делу преминул.

— Надо уважать государство!

— Какое? Старое или новое? — подхватил пастух. — А за что уважать? Колхоз разворовали. Земельные паи курвина адвокатша оформила на себя и сгинула. А мы остались с воздухом одним! Весной выбрали директора сельхозпредприятия, а суд решение отклонил. Я семнадцать лет механиком проработал на свинокомплексе. А теперь, с образованием, коровам хвосты кручу. Не бреюсь, чтоб не узнавали… А ты распинаешься!