Анатолий Ким - Поселок кентавров Страница 5

Понаблюдать за их игрою высыпала из поселка пестрая веселая толпа – быстроногие кентаврята и молодые кентаврицы в цветных вязаных подхвостниках.

Сзади ковыляли несколько стариков и старух, зябко кутаясь в длиннополые теплые попоны. И только молодые кентавронцы, увлеченные совсем иной забавой, ушли в другую сторону к роще, ведя на веревке упиравшуюся кобылу-пленницу.

А на приречном лугу до самого вечера шла неугомонная игра, и уже затемно возвращались в поселок взмыленные, еле волочащие ноги кентавроны, сопро*вождаемые кентаврицами, которые делали им насмешливые жесты и при этом поднимали хвосты, тем самым намекая, что вряд ли теперь мужики хоть на что-нибудь годятся.

То, что было когда-то амазонкой, осталось валяться у самой реки, брошен*ное в траву, и это истерзанное нечто ничем больше не напоминало человеческое тело.

Над затянутой в сумеречный лиловый туман долиною зеленело небо, первая звездочка еще не мелькнула на нем. И тихо покоились под этим ярким небом вечера мертвые тела кентавров, разбросанные по недавнему полю брани.

Но ют показалась бредущая вдоль воды понурая тень – невнятное пятно темноты, ковыляющее на тонких ногах, низко свесив голову. И это был не кентавр, восставший из смерти в предночный час,- это была почти до смерти замученная лошадь погибшей амазонки.

Избитая палками, с обнаженными у холки ребрами, изнасилованная доброй сотней юных кентавронцев, кобыла еле смогла подняться на ноги и, выйдя из рощицы, где ее бросили, полагая, что она сдохнет, с трудом добрела до реки.

Попив воды, она ощутила приток сил и, словно подчинившись какому-то зову, тихонько пошла вдоль берега. Вскоре кобыла набрела на тело хозяйки, сразу узнала ее, хотя у той ни головы, ни рук не было и ничем не напоминала эта окровавленная туша амазонскую воительницу.

Долго стояла лошадь, нюхая останки своей подруги и всадницы, затем молча принялась рыть землю.

Она рыла передним копытом, отбрасывая песок назад; повернулась в другую сторону и так же мошно копытила, расширяя яму.

Долго она трудилась, постепенно зарываясь в землю с головою, выбрасывая песок резким гребком под брюхом… И когда показалась достаточной глубина вырытой могилы, она подо*шла к кровавому ошметку, ухватила его за ремешок сандалии и осторожно стащила в яму.

Зарыв хозяйку, лошадь глухо прогудела утробою, посмотрела напоследок в сторону поселка кентавров и побрела прочь.

Подойдя к тому месту, где днем переправлялись амазонки, кобыла бесшумно вошла в воду и поплыла через реку. Перебравшись на другой берег, она уже безбоязненно шумно отряхнулась и направилась в степную темноту.

Торговец несколько лет тому назад уже побывал в поселке, но если прошлый раз кентавры выпрашивали у него пуговицы, теперь никто даже внимания не обратил на самые превосходные изделия чужедальних мастеров.

А кентаврицам было почему-то смешно, когда купец вынимал из коробки и протягивал им пуговицы. Глубоко засунув в рог большой палец, другою рукой теребя себя за грудь, лохматая женокобылица при этом пучила на сторону глаза и едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

Вначале торговец даже подумал, что он попал в другое племя, но при виде знакомых кентавров, таких, как зверолов Гнэс и старикан Пассий, он убеждался, что племя прежнее. Т

олько нет у причудливых конелюдей должной памяти, счел купец, словно у человеческих младенцев. Никто в этом поселке не помнил, что и кому задолжал, но никто и о возвращении себе долгов не поминал.

И остался купец со своим коробом, полным гремящих пуговиц, а корней кимпу никто и не думал ему приносить, как обещали в прошлый раз многие, одолжаясь пуговицами.

И не понять было человеку, почему столь ценимые тогда кентав*рами пуговицы теперь даже простого любопытства у них не вызывали. Он же ничего другого с собою не привез, и теперь нечего ему было предложить за корни кимпу и, главное, за чернунхсмолу янто, пахнущую овечьим навозом.

К тому же не время было сейчас копать корни, и за смолою охотники пойдут в горы не скоро. Смолу собирали осенью, лазая по скалам, и это в прошлый раз делали для него звероловы Гнэс и Мата.

И вот, оказывается, Мату стрела укусила (как обычно говорили кентавры: стрела укусила, меч укусил), и его постигла серемер лагай, то есть Быстрая смерть.

Купец не смог уговорить Гнэса пойти за смолою раньше осени или хотя бы просто на охоту в горы, чтобы завалить себе на мясо горного козла. Кентавры не ели мяса, они питались лесной растительной пищей, домашними корнепло*дами- лачаной, и торговцу приходилось здесь почти что голодать. А в эти дни как раз созрела на полях лачача, и для всех елдорайцев поселка началась совсем иная охота.

Весь поселок вылез за стены, одни чтобы подкрадываться к полям и воровать земляные плоды, а другие – караулить и не давать этого делать.

Обычно кентавры на еду выкапывали коренья и луковицы, собирали грибы и ягоды веруську, рвали и ели с кустов молодые побеги. И только самки кентаврские умели выращивать одно: сочную кормовую лачачу, семена которой хозяйки бросали в скважины-текус, проткнутые в земле заостренной палочкой.

Это делалось ночью, самки разбредались в темноте поодиночке и совершали посадку в тайном месте. Ели лачачу в сочном виде, для привлекательности помыв в воде и развалив бронзовым секачом на большие куски.

Купец же не мог обходиться одним сыроедением, как племя кентавров, использовавшее огонь только для зимнего обогрева жилищ и бронзового кузне*чества.

А теперь, летом, чтобы сварить себе горсть диких бобов, торговцу приходилось разжигать очаг в какой-нибудь хижине, вызывая недовольное ворчание хозяев, которых беспокоил дым,- топились дома у кентавров по-чер*ному. Он стал готовить еду на дворе, собирая щепки по проулкам.

Но вот у него стащили походный медный котелок. Кентавренок Ресяти-рикопаличек унес посудину, пока хозяин спал, и, выйдя на улицу, тотчас натянул котелок на голову.

Тут подкрался сзади кентавронец Афоня и, размахнувшись, пристукнул сверху и плотно насадил посуду на череп Реся-тирикопаличеку. Тот глухо взвыл от боли и помчался вслепую, натыкаясь на заборы и стены.

Кто-то подвел беднягу к воротам и выпустил на простор – кентавренок помчался по лугу, отчаянно крутя пушистым хвостиком и пыта*ясь на бегу стащить, с головы удушающую каску.

Ресятирикопаличек упал в реку с берега и утонул вместе с котелком, а вся деревня, высыпав за глиняную ограду, с громовым хохотом следила до самого конца за его нелепыми прыжками и слепыми метаниями.

Лишившись единственной посудины, торговец мог теперь есть только жареное на угольях мясо ящериц и сусликов, которых ловили и приносили ему кентаврята.

Охотник же Гнэс в эти дни совсем не ходил на охоту: за имевшиеся у него в запасе шкуры лисиц и муфлонов кентаврицы готовы были давать ему не только калкарац чиндо ленге, но и пожрать лачачи сколько хочешь…

И Гнэс блаженствовал, объедаясь сладкими корнеплодами, а торговец слонялся голод*ный, кое-как питаясь испеченными на палочках кусочками лачачи.

Однако и эту малопригодную для него еду приходилось добывать с трудом – никто ему плодов задаром не давал, воровать же он боялся – бдительные хозяйки полей могли и зашибить насмерть.

И приходилось ему зарабатывать еду пением и пляской, до коих кентаврицы были большими охотницами.

Никому не нужные, обманувшие его надежды пуговицы он решил раздать детворе, но и малолетние кентаврята с полным безразличием отворачивались от них. И только беспредельный голодарь Фулю единственный брал протянутые.ему горсти черепаховых пуговиц, тут же высыпал их в рот и не жуя проглатывал.

Теперь, тоскливыми глазами посмотрев на купца словно бы в ожидании добавки, юный голодарь икнул и отправился дальше в поисках пищи.

А вскоре он уже забавлялся тем, что влезал на кучу хвороста и прыгал оттуда, чтобы, когда он приземлялся на все четыре, слышать вместе с еканьем селезенки и стук костяных пуговиц.

Подобный звук занимал не только Фулю; вскоре около него собралась кучка таких же любопытных юнцов, и Фулю вновь и вновь залезал на хворост и прыгал, а завороженно-восторженная толпа стояла вокруг и слушала, как брякают в его утробе костяные пуговицы.

Тогда и другие кентаврята прибежали к торговцу, прося у него пуговицы, чтобы глотать их и, подскакивая на месте, прислушиваться, как звучат они в животе. Купец щедрой рукою раздал все запасы из своей коробки, и вскоре штук пятнадцать кентаврят прыжками неслись по деревне, словно стадо бесноватых.

А следом ходили многочисленные зрители, юнцы и взрослые, громкими криками и хохотом выражая свой восторг.

Но веселие это кончилось тем, что вскоре все кентаврята, проглотившие пуговицы, умерли в страшных корчах, и лишь обжора Фулю отделался благопо*лучно, сумев извергнуть из себя разом девяносто пуговиц. При этом он весь покрылся потом и мелко дрожал.