Владимир Кунин - Толчок восемь баллов Страница 5

— Следующий!

Толике Дамиром прошли в «парикмахерскую». В соседнем кресле старик-парикмахер брил какого-то взрослого.

Дамир взгромоздился в кресло. Толик обеспокоенно встал рядом.

— Выйдите, папаша. Мешаете, — сказала девушка.

— Моему такой чубчик не надо, — сказал Толик. — И затылок не брейте.

— У нас для детей — один фасон: бокс или полубокс.

— Просто подровнять можешь?

— Я вам что сказала? У нас для детей…

И в то же мгновение из соседнего кресла вскочил быстрый мужчина — это был стремительный гостиничный Сосед Толика.

— Что значит «для детей», женщина?!. — закричал он. — Ребенок — не человек, да?!! Ребенок красивым должен быть! Дети — это все, женщина!

— Я вам не «женщина», — оскорбилась девушка.

— Мне не женщина, другому — женщина! Думать надо!..

Говоря так, он сорвал с себя салфетку, он уже выхватил у девушки ножницы, алюминиевую ее расческу и набросился на Дамирову голову.

Девушка-парикмахер не ожидала ничего подобного и стояла, не сопротивляясь. Застыл и потрясенный Толик. И старик, который брил Соседа…

Ловко орудуя парикмахерскими приспособлениями, Сосед обрушился на девушку, словно вихрь:

— Бокс! — кричал он. — Ты видела, кто сейчас ходит с боксом?! Покажи мне такого человека! Ребенка знаешь как стричь надо?!! Лучше всех надо стричь! Равнодушный ты человек!

— У нас альбом фасонов… — попыталась вставить девушка.

— Покажи этот альбом знаешь кому?! — вскричал Сосед еще сильнее. — Не могу, понимаешь, при ребенке сказать! У тебя голова круглая? А у него, например, огурцом!.. Что, одинаково стричь будешь? Думать надо. Кто будет думать? Считаешь, только Дума Государственная думать будет?!.

Девушка уже не знала куда деваться. Меж тем Сосед быстро и на редкость ловко подстриг Дамира и отступил, любуясь.

— Полька! — воскликнул он, уже остывая. — Бокс… Уметь надо!!!

— Сколько платить? — спросил Толик, приходя в себя.

— Ему и платите, — сказала девушка с обидой и даже убрала свой расчетный листок. Какое-то время она чувствовала себя виноватой, но потом, очевидно, обиделась: должно быть, когда Сосед учил ее думать.

Толик повертел деньги и убрал.

Отведя Дамира в интернат, Толик привел Соседа к себе, то есть на свою железную кровать у забора, — в гости.

Расстелив одеяло, они сидели на кровати и пили чай.

— Прибился ко мне, — объяснял Толик. — Родители у него…

Он сделал жест неопределенный, но печально понятный.

— А у тебя свой есть? — спросил Сосед, уже прикидывая какую-то комбинацию.

— Да я и не женился еще никогда, — ответил Толик.

И тут Сосед, обуреваемый новой идеей, вскочил, опять включил все свои мощности, заговорил быстро и горячо:

— Слушай, бери его себе! Хороший малый, я тебе говорю, жалеть не будешь! Мамой клянусь!!!

— А разве можно? — Толику это не приходило в голову.

— Конечно! Усынови — и все! Я тебе сделаю, идем! Сам бы взял — у меня своих трое!

Он схватил Толика за локоть и уже бежал, уже весь летел, досадуя на Толика за медленные мысли, за его чай, за нерешительность, за неустроенную эту кровать — пора делать дом, чего медлить?!!

Нужно немедленно делать дом, усыновлять бежать, оформлять… В общем — не сидеть, только не сидеть!..

Толик вырвал локоть, даже не приподнялся:

— Зачем мне это надо?!

— Сын, дорогой, понимаешь?!. — закричал Сосед. — Готовый мальчик есть! Где ваша власть? Горсовет-шморсовет, милиция-шмилиция… Иди со мной, я все сделаю! Я все справки знаю. Две минуты надо!

— Да никуда я не пойду. Мне еще сына не хватало! — сказал Толик, рассердившись на Соседа за явную глупость и несерьезность его фантазий.

— Хочу усыновить, — сказал Толик.

Он сидел на стуле в кабинете директора интерната.

Директор была женщина, на первый взгляд — вполне учительского вида. То есть она имела вид человека с заранее известными установками, с продуманными приемами всегда одерживать верх в разговоре. Однако умный, заинтересованный глаз ее некстати блестел и не давал отнести ее к четко определенному типу.

— Кого? — спросила директорша.

— Дамирчика… Такого черненького.

Толик показал рукой от пола, что за Дамирчик, а директорша даже слегка покачнулась вперед, за край стола, посмотреть ему под руку.

— Так, — сказала она деловито, словно впрямь увидела Дамирчика. — Знаю. Документы принесли?

— Документы есть, — закивал Толик. — Всегда хожу с документом, сплю с документом. Вот… паспорт… сейчас…

Он кинулся к себе в карманы, но не сразу в них разобрался. Возможно, что спал он действительно с паспортом, однако вынимать его, по всей вероятности, приходилось ему нечасто.

Наконец в одном отдаленном кармане паспорт нашарился. Толик с почтением положил его на стол.

В этот момент дверь кабинета раскрылась на две ладони, не больше, и в щель плечом вперед пробрался мальчик, по виду — первоклассник. Он прошел немного вперед и встал, далеко не дойдя до стола — чтобы чувствовать спиною дверь и свободный коридор.

Он открыл рот и тут заметил транзисторный приемник, стоявший у ног Толика, как верная собака. Толик повсюду носил его с собой.

— Вера Александровна, — проговорил мальчик, не сводя глаз с приемника. — Вы велели… Я…

И замолчал.

— Бахтияр! — сразу же быстро заговорила Вера Александровна, забыв о Толике. — Что это за драка, почему это драка, мне было очень неприятно это услышать, ты меня понимаешь?

— Она сама… — пробормотал Бахтияр.

Он ничуть не робел, но было видно, что ничего приятного от разговора он не ждет и сомневается — нужен ли он.

— Но ведь она девочка! Женщина, можно сказать! — всплеснула руками Вера Александровна и даже приподнялась. — Можно ли бить женщину?!

Она довольно чувствительно ударила сама себя кулачком в лоб, словно проверяя — можно ли, действительно, женщину бить или нет.

— Я не бил! — заговорил Бахтияр совсем другим, ясным голосом. У него появился интерес к разговору, ожидание справедливости. — Потому что я знаю, что женщина… вы говорили… Я не бил!

— Хорошо. Иди, Бахтияр. Я потом со всем этим сама разберусь, — очень строго сказала Вера Александровна. — Не видишь, я сейчас занята?

Бахтияр медленно вышел из кабинета, не отрывая глаз от японского приемника Толика.

Вера Александровна перевела дух, будто сбросила с плеч огромную тяжесть, и мягко заговорила с Толиком, придавая голосу сочувственные интонации:

— А живете вы где? Дом уцелел?

— Я построю! — быстро откликнулся Толик.

Стало очевидно, что к этому вопросу он был подготовлен.

Директорша это мигом поняла и оценила, а потому с неожиданной для себя решимостью нагнулась к нему через стол и раздельно сказала:

— В общем, нужна характеристика с места работы, акт обследования жилищных условий и согласие вашей жены.

— Жены? Какой жены? Зачем еще жены? — заговорил Толик.

— Вы поняли меня? Нужна характеристика, акт и согласие. — Она совершенно определенно подсказывала ему, что нужно делать. — Если вы, конечно, действительно решили усыновить этого мальчика.

И тут Толик взорвался и немного покричал для собственного успокоения — что вообще-то было для него почти невероятно, невозможно: кричать в таком уважаемом, государственном месте.

— Ничего я не решил! — в сердцах выкрикнул он. — Зачем мне это надо?!. Я государству хотел лучше сделать! Чтоб беспризорников не было… Помощь хотел оказать воспитанию! Согласие… зачем согласие? Не хотите — не надо! Я что? Я ничего. Шашлык тоже надо кушать! Кто-то должен его делать!

Толик был очень расстроен…

Строится дом, и это всегда радостно видеть.

Когда ломают — то это грустная картина, жалобная картина, обнажающая простую, клеточную конструкцию нашей жизни.

Но те же ячейки, которые видны при постройке, ничуть не огорчают. Они кажутся временным упрощением, скелетом будущего удобного дома, вполне достойного для отдельной человеческой жизни.

Дом строится не один. Рядом поднимаются с этажа на этаж другие дома. Некоторые стоят уже готовые…

Меж домами палаточные городки — тут живут строители и те, кто ждет скорого вселения.

Ходят военные и милицейские патрули в камуфляже, с оружием. Они берегут порядок в городе, почти вся жизнь которого оказалась вынесенной под высокое небо и на время лишилась защиты стен и крыш…

…На одном из строящихся домов висят наспех выведенные по белому полотну слова: «Воронеж — Алтынабаду».

По лесам поднимается парень в заляпанном ватнике. Он несет в руках стопку лепешек, пучок палочек с горячим шашлыком и бутылки с кефиром. Покупал на всю бригаду.

Наконец парень взбирается на последний уровень.

Тут возится с кирпичами Толик — в новом комбинезоне его не узнать.

Парень подошел, посмотрел на Толикову стенку, сказал:

— Стена-то кривая.