Анна Бялко - Надкушенное яблоко Гесперид Страница 5

– Ты их хоть слушал, слова-то?

– Да вроде бы.

– Ну и выбери.

– Так я ж не понял. Одна одно, другая другое. Как я выберу?

Гермес тяжело вздохнул.

– Вот смотри. Гера – она обещала тебе, что ты станешь властвовать над Азией. Это она, конечно, хватила, такие вопросы она не решает, Зевс ей не даст. Но какую-то власть ты получишь.

– Какую?

– Ну... Так прямо сложно сказать. Гера у нас – покровительница домашнего очага, семьи, стало быть. За большее я тебе не поручусь, но в своей семье ты, безусловно, будешь хозяином и властелином. Тоже не так мало.

– Ладно. Это я понял. А другие?

– Афина обещала, что ты будешь мудрым воителем. Будешь всегда побеждать.

– Дело хорошее, – вздохнул Парис. – Да только не люблю я ее, войну эту. А третья?

– Третья обещала отдать тебе в жены Елену.

– Это которую?

– Жену царя Спарты. Ее еще считают самой красивой на свете.

– Господи! – ахнул Парис. – Да она старше меня в два раза! Я еще мальчиком был, пастухи про нее байки травили! На кой она мне сдалась?

– Дело твое, – хмыкнул Гермес. – Я тебе только объясняю.

– Ну хорошо, – вздохнул Парис. – Допустим, я выберу. Чего потом делать?

– Отдашь ей яблоко – и будешь свободен.

– Кому ей?

– Ну, начали снова здорово! Той, кому выберешь!

Парис с сомнением поглядел на яблоко, которое до сих пор держал в руке.

– И это из-за него вся бодяга? Что у вас там, с яблоками дефицит?

– Это не простое яблоко, – пояснил Гермес. – Это золотое яблоко.

– Да? – усомнился Парис. – Что-то не похоже. Откуда вы его взяли?

Гермес потерял терпение.

– Это яблоко, о смертный, которое ты столь непочтительно держишь в своих грязных руках, взято с золотого дерева, растущего в садах Гесперид! Никто из смертных не знает туда дороги! А дерево это, чтобы ты знал, вырастила наша мать Земля-Гея в подарок пресветлой Гере в день ее бракосочетания с громовержцем Зевсом...

– Как ты сказал? – перебил его тираду Парис. – Гере? Так это ее яблоко? Ну и что вы мне тут морочите голову?

Он решительно вышел из-за куста. Богини тут же окружили его.

– Я все решил. – В голосе Париса даже прорезалась определенная величавость. – Я отдаю это яблоко пресветлой Гере, которой оно принадлежит по праву.

– Ну, слава Зевсу! Нашелся хоть один нормальный. – Гера взяла у Париса яблоко, развернулась и стала торжественно удаляться, одновременно заворачиваясь в невидимую завесу. – Я не забуду тебя, пастух.

Эти ее слова прозвучали уже совсем из воздуха.

Раздосадованные Афина с Афродитой, подхватывая туники, устремились за ней. Гермес посмотрел им вслед, потом перевел взгляд на Париса, хотел что-то сказать, передумал, махнул рукой, взмыл в воздух в своих крылатых сандалиях – и тоже исчез.

Парис вздохнул, пожал плечами и пошел собирать по кустам своих заблудших овец.

Троянская война не состоялась.

– Мам! Ну ты что – хочешь сказать, что это все было то же самое яблоко?

– Да.

– У них там, можно подумать, и в самом деле яблочный дефицит.

– Знаешь что! Не нравится – выдумывай сам.

– Да нравится, нравится. Только очень длинно. Знаешь, мам?

– Что?

– Я напишу, что Геракл его просто съел на месте, это яблоко. Ну там, в Микенах, когда вышел от Эврисфея. Война ведь тогда тоже не состоится, правда? Раз яблока никакого не будет.

– Слушай, на самом деле – пиши, что хочешь. Но имей в виду...

– Что?

– Это будет уже совсем другая история. Твоя история.

– Ну и хорошо. Все, мам, я побежал. Мне еще математику делать.

Часть первая

Цветение

На подоконнике лежало забытое кем-то надкусанное яблоко, а за окном стелился мелкий осенний дождь. Если смотреть на это из окна, да еще высокого, одиннадцатого, этажа – то было еще ничего, просто дымчатое полупрозрачное покрывало, бабушкин шифоновый шарф, далеко из детства, темно-серый, по имени «Колдунок», им мягко и тепло завязывали горло при простуде, а теперь он просто раскинулся над всем городом, бабушкина память, и вот если бы еще не точное знание, что делается там, внизу, куда падает в конце концов вся эта вода... А вот идти вниз, на улицу, в такую погоду невозможно абсолютно ни по какому поводу. В такую погоду, строго говоря, вообще не хочется покидать постель. Никогда. Если бы не срочные дела...

Ирина поежилась, отвернулась от окна, плотнее закуталась в плюшевый халат, обняла себя руками за плечи – все это одним жестом, согревающим, утешающим. У нее не было никаких срочных дел, она сегодня вообще проснулась-то по ошибке. Выходные, да праздники, да, черт бы их побрал, каникулы у детей – воистину собачье время. Тут же наползло еще одно воспоминание из детства: отец, подписывающий ее отличный табель за четверть со вздохом: «Ну, начинается собачье время», и собственная обида, и объяснения: «Каникулы ваши – это от латинского: „Canis culis“, собачье время, нечего обижаться, вырастешь – сама поймешь». Еще как поняла – когда двое парней, да две недели без дела дома на голове, сама взвоешь не хуже любой собаки...

Даже сейчас – дети вчера ввечеру были отправлены к бабушке, покой и воля, но ведь нет, все равно: вскочила на автомате, на часах полвосьмого, в школу проспали! – и пока вспомнила про эти каникулы, успела до кухни добежать в невменяйке, и сна – как не было, весь ушел. И впереди – длинный сумрачный день, дождь, выходной, муж дома, а детей нету, и занять это внезапно свалившееся пустое свободное время совершенно, казалось бы, нечем. Лучше б спала до самого обеда, да теперь уж что...

Ирина привычным жестом ткнула кнопку электрического чайника, налила воды в кофеварку. Усмехнулась – чайник сегодня был ей совершенно не нужен, это продолжал работать автопилот, настроенный на максимально быстроэффективную утреннюю отправку детей в общеобразовательные учреждения, то есть – чтобы скорей по школам разогнать. Достала из шкафчика кофемолку. Раз, два – утренний процесс зарычал и пошел. Через три минуты, удовлетворенно оглядев владения – чайник шипел, кофеварка урчала и капала, – Ирина удалилась в ванную.

После долгого, горячего, с пеной, с удовольствием душа – все-таки есть и в каникулах своя прелесть – Ирина вернулась в кухню гораздо более оптимистичной. Кофе был готов. Она взяла чашку, устроилась с ней поудобнее на диване в углу – еще одна непозволительная утренняя роскошь из разряда давно забытых в суете, щелкнула пультом телевизора, потянула к себе валяющуюся тут же газету. Жизнь налаживалась. В сущности, совершенно необязательно киснуть целый день дома, зря они, что ли, с мужем одни тут остались, в кои веки! Надо придумать что-нибудь замечательное, всего и делов. Придумать и немедленно воплотить. Пожить, для разнообразия, культурной насыщенной жизнью. Сходить в кино-на выставку-в театр-в музей. Романтическое путешествие, елки-палки! Как это там называлось? Разбудить задремавшие чувства, вот! Ну или что-то в этом роде. Для начала неплохо было бы, конечно, самого Сашку разбудить. И это, как не без оснований подозревала Ирина, будет гораздо более сложной и неблагодарной работой.

Потому что Иринин муж Сашка ранних, и особенно насильственных, побудок и подъемов не любил. Как, впрочем, не любил и никаких внезапностей, скоропалительных решений и внеплановых путешествий, даже самых что ни на есть романтических. Впрочем, ничто романтическое вообще не может быть плановым, так? Поэтому романтика в их с Сашкой долгой совместной жизни – а сколько, собственно, уже? Мама дорогая, шестнадцать лет, семнадцать скоро, столько вообще не живут, какая тут на фиг романтика... Да и без этого, в смысле, если взять изначально... Сашка был изначально физтехом, очень хорошим программистом-системщиком, науки всегда любил точные, никакая романтика в их число не входила. На жизнь Сашка всегда смотрел очень реально и даже жестко. И решения, когда было нужно, принимал соответствующие и точно просчитанные. Например, когда они всей семьей – нет, даже тогда еще не всей, младший и не родился, дело было в самом начале девяностых, кругом бардак и разруха, поднялись и уехали в Америку, неизвестно куда, на другую планету, потому что Сашка узнал, что там берут на работу программистов. И оказался прав, его действительно моментально взяли, и приняли, и стали платить какие-то нереальные – так им тогда казалось, особенно по контрасту – деньги. И был куплен дом, и машина, и потом вторая, и получена грин-карта, и зарплата только росла, детей стало двое, и все было гладко, сыто и уже немножечко скучно... И тут Сашка сказал, что хватит, он дорос профессионально до высшего эшелона, больше, чем есть, ему платить уже нигде не будут – нужно открывать свою фирму. И к этому он подошел очень по-деловому, с хорошим другом и давним партнером открыл компьютерный старт-ап, наполучал патентов, продукт фирмы пользовался спросом, вышли на биржу, акции фирмы быстро росли и все было прекрасно, но тут во всем мире начался кризис в области высоких технологий, она же хай-тек. Акции падали, фирмы разорялись, программисты толклись табунами на биржах труда...