Андрей Шляхов - Доктор Вишневская. Клинический случай Страница 5

— Значит, надо было за секс заплатить, — по-прежнему не раскрывая глаз и не меняя позы, сказала Анна. — Ты, Мария Максимовна, новых эвфемизмов не изобретай, пользуйся классическим: «на булавки». Если мужчина интеллигентный, то должен понять!

— Эх вы! А еще считается, что медики — сострадательный народ. Я вам душу открыла, а вы мне туда…

— Плюнули? — предположила Анна.

Дразнить Долгуновскую было очень приятно и весело. Она обычно не лезла за словом в карман и никогда не обижалась. Но сегодня Мария Максимовна, кажется, была не в ударе.

— Хуже! — нахмурилась Долгуновская. — Только из вежливости уточнять не буду.

— Маш, а что с Юрой? — поинтересовалась Куюкина.

— Если хотя бы половина моих пожеланий сбылась, то он, я надеюсь, просит сейчас подаяние на Курском вокзале!

— Какая ты жестокая! — укоризненно ахнула Куюкина.

— Как наждачка, — добавила Анна.

— Мы расстались! Я швырнула ему в лицо его жалкие пятирублевки и ушла!

— Без денег!

— Да, Рит, без денег! До метро шла пешком, потому и опоздала.

— А в метро?

— Да что там трудного в метро бесплатно пройти? — Долгуновская игриво повела плечами. — Посмотрела в глаза сержанту, улыбнулась во все тридцать два зуба и прямо на его глазах через турникет и перепрыгнула. Отошла, обернулась, а он так все и стоял под впечатлением. А Юрка, подонок, уже три раза звонил. Пусть звонит…

Дверь с громким стуком распахнулась.

— Вот вы где, Анна Андреевна! — обрадовался запыхавшийся ассистент Виньков. — Вас срочно хочет видеть Аркадий Вениаминович! Он, кажется, не в духе.

Виньков был недалек и честолюбив — оптимальное сочетание качеств для добровольного помощника руководителя. Ролью Мальчика На Побегушках и Главного Подхалима Виньков не ограничивался — как можно так мелко плавать? Он был — Незаменимым и Единственным. Встречал и провожал не только шефа, но и его супругу, присматривал за реконструкцией дачи (из скромного двухэтажного особнячка в помпезные хоромы в псевдогреческом стиле), организовывал квартирный ремонт, возил шефа когда тот не хотел или не мог садиться за руль… Разве что только не спал с ним, но вся кафедра твердо была уверена в том, что если только Аркадий Вениаминович пожелает сменить ориентацию, то с виньковской стороны отказа он не встретит. Только полное понимание и горячее одобрение.

Взаимообразно Виньков имел покровительство шефа — публикации, приятные командировки, «созревающую потихоньку», как он сам выражался, докторскую диссертацию, льготный график (а как же все успеть-то?) и разные прочие поблажки. Коллеги относились к Винькову с иронией, но без симпатии.

— Иду!

Анна позволила себе только контрольный взгляд в зеркало. «Он, кажется, не в духе» на языке Винькова означало нечто среднее между «рвет и мечет» и «готов всех поубивать». Насчет причины можно было не утруждаться догадками — Задворная нажаловалась, других вариантов нет, потому что просто быть не может. Интересно, что она наговорила шефу, что он пришел в ярость. Хотя могло ведь просто одно наложиться на другое. С утра, например, обострился геморрой, потом подскочило давление, а тут еще и на доцента Вишневскую снова жалуются. Как не прийти в ярость? Ладно, придется потерпеть, Аркадий Вениаминович свиреп, да отходчив. Пометает свои громы и молнии минут десять, а там и остынет, чаем угостит, глядишь, что-то интересное расскажет или даже, предложит… А не предложит — самой намекнуть можно, чтобы не упускать подходящий момент. Всласть наоравшись, отведя душеньку, шеф начинает чувствовать себя неловко. Интеллигентный человек, заведующий кафедрой, доктор наук, профессор и член-корреспондент, а снова позволил себе такое буйство. В этот момент он покладист и сговорчив. К тому же, дав обещание, Аркадий Вениаминович, может потянуть с его выполнением, но назад его никогда и ни за что не возьмет. Мужик сказал — мужик сделал.

Аркадий Вениаминович был красен лицом, а еще он раздувал щеки и слегка подрагивал левым глазом. «Что она ему наболтала?» — подумала Анна, садясь за стол для совещаний подальше от шефа. Мера предосторожности — в гневе Аркадий Вениаминович брызгал слюной, иногда прямо фонтанировал ею.

— Умеешь ты удивить, Анна Андреевна, да еще как умеешь…

Разгон брался медленно, с тихого обычного голоса. Громкость и гнев нарастали постепенно. И, конечно же, неотвратимо.

— Мне недавно звонил главврач сто пятьдесят четвертой больницы, как его там… Вячеслав Владимирович, что ли?

— Я с ним не знакома.

Про консультацию недельной давности Анна уже почти забыла и потому искренне удивилась тому, какое отношение к ней может иметь главврач сто пятьдесят четвертой.

— Ты у них там консультировала в урологии в прошлый понедельник?

— Консультировала, — подтвердила Анна. — Там был не совсем обычный случай.

— Еще бы! — хмыкнул Аркадий Вениаминович. — Совсем необычный! Жалоба в министерство, судебный иск и шум на всю Москву!

— Поделом, — улыбнулась Анна.

— Поделом? — кустистые седые брови шефа поползли вверх.

— Поделом, поделом. Дмитрий Григорьевич — настоящий гад, и если на него подали в суд, то я здесь ни при чем…

— Какой Дмитрий Григорьевич? Что ты несешь? Жалобу написали на тебя и судиться тоже собираются с тобой!

— Со мной?!

— Ну не со мной же! Я за всю свою жизнь ни одной врачебной тайны не разгласил!

— Я, кажется, тоже…

— Это только кажется! Как ты…

— Аркадий Вениаминович! — Анна прижала обе руки к груди. — Объясните сначала, за что ругаете, а потом уж ругайте сколько захочется. Какая тайна? Кому?

Аркадий Вениаминович шумно выдохнул воздух, ослабил узел на галстуке и, не удовлетворившись этим, расстегнул халат, ослепительный в своей белоснежности, но уже успевший промокнуть под мышками.

— Ты разгласила информацию о состоянии пациента какой-то посторонней гражданке. Есть две свидетельницы — старшая сестра из урологии и сестра-хозяйка, тоже из урологии. Пациент, которого ты консультировала, написал жалобу на тебя в министерство, оцени, насколько грамотно…

Анна оценила. Грамотно, да. В департамент здравоохранения писать не стал, потому что она работает на кафедре университета, который подчиняется министерству. Не иначе как Дмитрий Григорьевич посоветовал.

— …и намерен подать против тебя иск! Или в прокуратуру заявление написать, он как-то так обтекаемо выразился, все больше на слово «суд» напирал…

— Посторонней гражданке? Два свидетеля? Иск? Заявление в прокуратуру? Да, на выходе из отделения меня остановила бывшая жена пациента и поинтересовалась, есть ли у него онкология? Я ответила, что расстраиваться не стоит, и переадресовала ее к лечащему врачу Ни диагноза, ни информации о состоянии, ни каких-то других сведений, составляющих врачебную тайну, я не сообщала. А что касается свидетельниц, то — да, проходили мимо две какие-то тетки, но разговора нашего они слышать не могли.

— Но разговор все-таки имел место?

— Имел. Аркадий Вениаминович, а с какой это радости вам стал звонить их главный врач? Просто предупредить хотел, заботу проявил? Или что-то другое…

— Предупредить, высказать свое неодобрение твоим поступком и намекнуть, что лучше бы до крайностей не доводить, попробовать замять этот скандал.

— Ему-то какая печаль?

— Ну, никакому же руководителю не хочется даже боком быть замешанным в скандале! — Аркадий Вениаминович в сердцах хлопнул ладонью по столу. — Мне, думаешь, приятно сознавать, что доцент моей кафедры может угодить на скамью подсудимых?!

— Вроде бы за разглашение врачебной тайны ответственность гражданская, а не уголовная…

— Все равно неприятно! Какого черта ты точишь лясы с какими-то левыми тетками?! Зачем ты вообще ей что-то говорила?! Нельзя просто мимо пройти?! Ты же не только сама подставилась, но и всех нас подставила, запятнала репутацию кафедры!..

Через десять минут они уже пили чай, заваренный секретаршей шефа Елизаветой. Двадцатипятилетняя голенастая и нескладная Елизавета по совместительству приходилась Аркадию Вениаминовичу племянницей. Она отзывалась только на полное имя и то и дело напоминала окружающим, что она не простой секретарь-референт, а секретарь-референт со знанием английского языка и дипломом МГУ.

К концу чаепития шеф окончательно отмяк душой и пообещал Анне хорошую характеристику для суда.

— Но ты не сиди сложа руки, — сказал он. — Попробуй нивелировать…

«Интересно как?» — подумала Анна.

— И прекрати ты, пожалуйста, курсантам на первом занятии экзамены устраивать. Сколько можно говорить!

— Одна приходила жаловаться или трое? — усмехнулась Анна.

— Одна, — Аркадий Вениаминович развел руки в стороны, показывая габариты жалобщицы. — Такая тетя Мотя поперек себя толще… И еще пожаловалась, что ты заведомо плохо настроена в отношении провинциальных врачей. Ну, чего ты улыбаешься, Вишневская? Другая бы на твоем месте плакала бы, а ты улыбаешься.