Пере Калдерс - Рассказы писателей Каталонии Страница 5

Но когда совсем недавно я вновь попал туда, после того как мой двоюродный брат Антони Арменгол-и-Вильялонга продал перед смертью свою недвижимость, впечатление было совсем иным: уже с дороги дом показался мне маленькой лачугой. Подъехав поближе, я понял, что снизу видна лишь часть стен, потому что флигель Кан Жерони можно разглядеть, только поднявшись на гору. Ворота были заперты, но ключ торчал в замке. Скот свободно разгуливал по двору, мулы и овцы вперемешку. Маленький жалкий пес, увидев нас, стал визгливо лаять, трясясь от страха.

Сверху открывался прекрасный вид. На высокие скалы, где расположено поместье, вела единственная узкая и крутая дорога, с высоты казавшаяся низвергающимся в пропасть потоком. Какой-то старик, услышав лай, вышел из дверей, приветливо улыбаясь. Он согласился показать нам дом. Я ожидал увидеть какую-нибудь интересную картину или мебель, но внутри не оказалось ничего, кроме старого стола и нескольких табуретов. В большой гостиной почему-то стоял невероятных размеров допотопный крытый фургон, который бог знает как удалось втащить на гору. Подведя меня к одному из окон, наш проводник попытался показать границы поместья, но это оказалось невозможным: горы плотно обступали дом. На старых картах Тофла изображалась большим клином между землями Аларо, Льюзетой и Биниссалемом и тянулась от Филикумис д’Айаманс до усадьбы Мурнета. Мой собеседник добавил:

— Говорят, когда-то давно все это было одно владение, до самой горы Балич.

— Может быть, так, может, и нет, — возразил я — А кому сейчас принадлежит поместье?

Он скромно улыбнулся, словно принц, вынужденный открыть свое настоящее имя.

— Несмотря на мои лохмотья, хозяин тут — я.

Старик объяснил, что у него есть и другие земли, но он предпочитает жить здесь, наверху, и наблюдать, как пасется заброшенный, почти одичавший скот.

В правой руке я держал банкноту, которую осторожно вытащил из кармана, чтобы отплатить нашему чичероне за любезность, считая его почти нищим. Узнав, что передо мной миллионер, я быстро спрятал деньги.

— Может, закурим, хозяин?

— Да что вы, я никогда не курю.

Он говорил с сильным мальоркинским акцентом, что было мне особенно приятно.

— Во времена прежних хозяев дом внутри выглядел совсем по-другому, но они увезли всю мебель.

— Да ведь вы можете купить себе и получше, — посоветовал я.

— Зачем? Я не привык сорить деньгами. Знаете, у меня женатый сын, правда, здесь, наверху, ему не очень-то нравится… Да и моя жена всегда ворчит, что этот дом слишком большой, чтобы убирать его каждый день.

Старик держался так просто и естественно, что его искренность заразила и меня.

— А ведь дом-то у вас разваливается, хозяин.

— Да, балки кое-где прогнили, — ответил он, — и эта стена, видите… Да нет, пожалуй что я сам развалюсь раньше. А сыну с женой, им другое подавай, им бы дачу с ванной, радио и телевизором.

— И с соседями под боком, у которых было бы точно такое же радио.

Он засмеялся.

— Что делать, молодежь хочет жить по-другому.

— Скажите, а вы знали мою тетушку Франсину?

— Еще бы! Вон справа — это ее комната, тут она молилась каждый вечер. Замечательная была женщина ваша тетушка, правда, последнее время не часто приезжала, говорила — больно дорога страшная. Знаете, ведь однажды ее фургон перевернулся… А когда шел дождь, этот фургон вообще заливало. Пойдемте, я покажу вам флигель Кан Жерони.

Я вспомнил, что Кан Жерони еще во времена моих прадедов отошел к побочной ветви нашего семейства.

— Эта часть дома тоже ваша?

— Нет, но ключи у меня есть. А хозяин — какой-то иностранец. Вбил себе в голову бог знает что и не хочет продавать, а сам почти никогда не приезжает. Раньше весь дом был в одних руках, ды вы, наверное, знаете.

Слова старика огорчили меня. Как раз в эту минуту я сидел в тени старого вяза и любовался, словно зачарованный, чудесным видом — смотрел на простирающиеся внизу холмы, на пик Мажор, на горы Алкудия, на равнины Биниссалем и Льюзета, на пик Святой Магдалены, и в голову неожиданно пришла одна странная идея…

Когда мы спускались вниз по крутой дороге (слава богу, наш пузатый старичок-автомобиль пока что держится молодцом, и тормоза у него в порядке), я отлично понял, почему тетушка Франсина боялась жить так высоко. На последнем повороте машину резко швырнуло в сторону, и одна из рессор лопнула.

— Господи боже мой! — воскликнула Мария Антония.

— Да, не захочешь возвращаться. Понятно, отчего моя прабабка никогда не спускалась вниз и всю жизнь провела на горе — нянчила семерых детей да вышивала алтарные накидки.

— И еще молилась, — добавила моя жена, — я слышала, она была такая же набожная, как тетушка Франсина.

— Да, говорят.

Внезапно машина сильно накренилась в сторону, послышался угрожающий треск.

— Ну вот опять! Мы не опоздаем, Жуан?

— Нет, — ответил шофер, — пока что дорога хорошая, но если опять что-нибудь случится…

— Лучше не надо, — сказала Мария Антония.

Уединение сегодня стоит дорого. К тому же какой-то иностранец в любую минуту может нарушить его, выставив по радиоприемнику в каждом окне Кан Жерони, а это уж никуда не годится.

— Да, дорогая, лучше не надо.

Откровенно говоря, поместье, выстроенное еще до падения Гранады, разочаровало меня. Как это часто бывает, поэзия, когда до нее дотронулись руками, превратилась в прозу. Я прекрасно понимал, почему сын нынешнего хозяина предпочитает иметь дачу со всеми удобствами, а не жить среди груды развалин. Да и этот симпатичный старик все равно не согласится продать их ни за какие деньги… И мысль, которая пришла мне в голову, когда я любовался окрестностями, вдыхал чудесный воздух и смотрел на мирно пасущийся скот, улетучилась.

«Хватит. Не будем усложнять себе жизнь».

Но ночью, ворочаясь с боку на бок в своей комнате в Рубинес, я никак не мог уснуть. Едва я закрывал глаза, леса Тофлы, а может, леса Беарна снова бесконечно удалялись от меня, словно голубая звезда из сказки, которую рассказывают старухи на Мальорке. Разве так уж важно, что полный чудес дворец, созданный фантазией ребенка, превратился теперь в необитаемый хлев? Мне нравятся заброшенные дома с толстыми стенами, где устроены надежные тайники, дома с запутанными переходами и неизвестно куда ведущими лестницами. Мне нравятся неприступные скалы и бури высоко в горах, правда, я видел их только сквозь оконное стекло. А еще меня забавляют истории про воров и убийц, потому что я никогда не встречался с ними.

Я снова закрыл глаза, явь мешалась со сном, и в памяти вдруг ожило впечатление, которое когда-то давно произвел на меня дом моей жены в Рубинес. Он стоял недалеко от кладбища и больше всего напоминал декорацию для пьесы с детективным сюжетом: все здесь, казалось, говорило об ужасном преступлении, которого, впрочем, никто никогда не совершал. А главным преступником было Время, ведь Время — самый неумолимый убийца. Обстоятельства сложились так, что по поводу этого дома долго велась тяжба, земли вокруг никто не обрабатывал, а сам дом много лет был заперт и необитаем. Однажды я из любопытства решил приехать туда и, отперев старые ворота, словно стал участником какого-то волшебного представления. Едва я ступил на заброшенный двор, два кролика появились откуда-то из-под земли и мгновенно исчезли, будто испарились. Ветер сорвал с петель дверь сарая, но вход туда был завален странными обломками и мусором. Я стал подниматься наверх по знакомой темной лестнице. Теперь там почему-то было светло. Внезапно яркий луч солнца ослепил меня — оказывается, целая стена рухнула вниз и преградила вход в сарай, где росла буйная зелень. Плющ заполонил всю комнату, превратившуюся в открытую галерею, и обвивался вокруг изголовья колченогой кровати, из-под которой выскочило целое полчище крыс. «Ну что ж, одной комнатой меньше», — подумал я. Но тут в глубине коридора, словно по мановению волшебной палочки, возникла другая комната: тонкая перегородка треснула и открыла маленькую каморку, о существовании которой все давно забыли. Охваченный смутной тревогой, я вошел туда, в полной уверенности, что увижу сейчас человека, повесившегося на стропилах. Каморка была пуста, но потом мне рассказали, что шестьдесят лет назад в ней кто-то умер от чахотки.

Я окончательно проснулся и снова тревожно ворочался в постели. Сомнения охватили меня. Разве так уж нужно покупать новую мебель? На чердаках и в подвалах всегда можно отыскать что-нибудь: старые сундуки, кресла, даже оружие… А кроме того, если дома, в которых долго живешь, начинают надоедать, то бесконечные дали и просторы, как и явления природы, изменчивы и непостоянны. Ясное голубое небо, наверное, утомляло бы нас, ровный солнечный свет сделал бы мир скучным и однообразным, если бы милостивый бог, заметив, что люди уже пресытились хорошей погодой, не посылал нам тучи и дождь, а когда мы устаем и от них, вновь не возвращал бы солнце, цветы и бабочек. Изменения в природе — ни с чем не сравнимое, удивительное зрелище, и мир, открывающийся с высоты гор Беарна, всегда новый и непостижимый, потому что всегда, поражая воображение, в нем будут появляться и исчезать облака и бабочки. Облака, такие же далекие и недосягаемые, как голубые звезды. Бабочки, живущие всего один день, легкие и воздушные, точно робкое обещание. И глупый скот. И овечьи колокольчики в ночи.