Масахико Симада - Хозяин кометы Страница 5

Ее лицо в темных очках было обращено в сторону сада, на который спустилась тень; она на ощупь взяла чашку, допила остывающий душистый черный чай, левой рукой нащупала блюдце и поставила на него чашку. Робко посмотрев снизу вверх, ты пыталась заглянуть в тетины глаза, спрятанные за темными очками. Она никак не реагировала на эти твои странные жесты, и тогда ты поняла: в глазах тети Андзю не отражалось ничего.

Даже если взгляд ее был направлен на твое лицо – гладкое, как у статуи Гермеса, даже если в ее темных очках отражался сад за окном, в котором слишком яростно для английского сада разрослись сорняки и который, кажется, отказался таковым называться, она не видела ничего, кроме тьмы. День или ночь, лето или зима, движущееся или покоящееся, живое или мертвое, прошлое или настоящее – все было погружено в однородную, ровную тьму. Но в этой тьме была глубина, пространство, она постоянно менялась. Уши, нос, кожа, кости Андзю улавливали каждый миг этих изменений. Тьма пахла, шумела, двигалась.

1.6

Трудно вспомнить, с какого момента дети, которые приходили поиграть в городском парке, прозвали дом Токива «Замком». Поначалу они называли его «Замок с привидениями», но потом длинное название сократилось. По сравнению с соседними ухоженными домами он выглядел как заброшенные руины, и это возбуждало детское любопытство. Говорят, что один первоклашка, возвращаясь с дополнительных занятий, услышал кошачье мяуканье, заглянул через забор и увидел, как «жирный дядька» в небрежно накинутом нижнем кимоно ярко-красного цвета, стоя на четвереньках, поедал грибы и смеялся.

Андзю не видела «жирного дядьку», но предполагала, что это был призрак Мамору.

Выходит, Андзю обитает в «Замке» вместе с привидениями. Все, кто когда-то жил здесь, умерли, и только одна Андзю вспоминала о них и могла принять их в доме. Она изо всех сил старалась сохранить все так, как было раньше, чтобы мертвые имели возможность свободно приходить сюда и не чувствовать стеснения и неудобства.

В ее глазах отражались те, кого уже нет в живых, тот, чье местонахождение никому не известно, и та, что жила в никому не доступном месте. Андзю напоминала музей, где хранились воспоминания об умерших и о событиях прошлого. На события дня сегодняшнего и завтрашнего ее глаза были закрыты. Зато она могла здесь и сейчас общаться с умершими как с живыми и быть в гуще событий прошедших дней.

Бывало, легкий ветерок трепал ее по щеке. Издалека доносились знакомые голоса. Кромешная тьма ощущалась не так, как обычно. В такие минуты Андзю чувствовала приближение призраков. Это чувство особенно обострялось в часы отлива. Уловив момент, когда границы между тем и этим миром становятся расплывчатыми, Андзю тихонько подходила к месту, где лежал призрак, свернувшись клубочком, и гладила его по спине. Андзю было прекрасно известно, что призраки прячутся в тех местах, где вихрятся сгустки воздуха, температура которых отличается от окружающей.

– Быть незрячей – не такое уж наказание. В этом мире на многое и смотреть не хочется. Я счастливый человек, потому что могу этого не видеть, – сказала Андзю, провожая тебя в чайную комнату. С чем-то она смирилась, что-то проклинает, – подумала ты. Было страшно приоткрыть завесу, скрывающую ее сердце. Но ты не могла не спросить:

– Почему для вас счастье быть незрячей? Ведь в этом мире так много красоты.

Андзю опустила голову, намотала на палец прядь, упавшую на щеку, и, с выражением лица как у статуи Будды, спросила:

– Сколько тебе лет?

Услышав:

– Восемнадцать, – она шумно вздохнула.

– Ты женщина, у которой все впереди. Я женщина, отслужившая свое. Мне не нужно ни на что смотреть. А перед тобой не раз еще возникнет нечто красивое и обольстительное, оно очарует и обманет тебя. Я в молодости была такой же. Много раз обманывалась, обжигалась, теряла тех, кого любила, потом потеряла свет, и тут-то меня озарило: вот, оказывается, как все устроено.

Женщина, отслужившая свое… Это в ее-то годы, – подумала ты. Но в наше время полно женщин, которые после пятидесяти влюбляются, рожают детей, начинают новое дело. Впрочем, сказать этого ты не могла. Все в ней отвергало дешевую лесть утешений.

Андзю сидела на коленях на полу чайной комнаты и прислушивалась к тишине. Ты сказала:

– Вы, тетушка, наверняка что-то задумали. Иначе не стали бы звать меня сюда.

– Догадалась?

Ты решительно ответила:

– Да.

Андзю не стала выяснять, о чем именно ты догадалась.

– Мы далеки друг от друга, как тот мир и этот, – с улыбкой вполголоса заговорила она, словно обращаясь к самой себе, – но, как ни странно, у нас есть точка соприкосновения: полоска берега после отлива. Я похожа на плесень, разросшуюся в этом доме с привидениями. Но и в твоем сердце, пока ты беспокоишься о Каору где-то глубоко спрятаны чувства, отдающие плесенью. Ты, наверное, тоже каждый день сталкиваешься с призраками и иллюзиями. На кладбище ничего такого не почувствовала?

Нет, присутствия потусторонних сил там не наблюдалось. Только в том углу, где свалка мусора, казалось, ничто не напоминало о кладбище. Но, так же как и в саду дома Токива, ты не почувствовала там ничего, кроме пустоты «отслужившего свое» места. А может, Андзю хотела сказать, что привидения любят пустые места и скапливаются там? В таком случае в этом отслужившем свое доме, где всему пришел конец, живут привидения, и тебе придется с ними общаться.

– Мамору часто запирался в этой чайной комнате и предавался своим грязным играм. Каору тоже приходилось в них участвовать, хотя и не хотелось. Ну а в обычное время в этой комнате мама и бабушка проводили чайную церемонию для гостей.

Интересно, а что думала тетя Андзю о пустой папиной могиле, об этом «отслужившем свое» месте?

– Мне стало грустно, когда я увидела могилу Каору, – тихо сказала ты с обезоруживающей невинностью своих восемнадцати лет. На это последовал вопрос:

– Почему?

Неужели тетя не знает о надписях на могиле Каору-сан? А может быть, горничная Реджина, увидев то, чего не желала бы видеть Андзю, скрывает от нее правду? Тебя так и подмывало рассказать все как есть. Не узнав, почему осквернены могилы семьи Токива, ты не смогла бы разгадать прошлого Каору-сан.

– Кто исписал могильную плиту Каору-сан? Почему на могилах семьи Токива устроена свалка? – резким тоном набросилась ты на тетю Андзю. Тебе по молодости лет пока не удавалось справляться с собственным гневом.

Она ответила неопределенно:

– Ну, знаешь ли… – вздохнула и, тут же улыбнувшись, добавила: – Даже если это и так, к чему грустить?

По ее реакции ты догадалась, что она ни о чем не знала. Все хранили молчание. Те неизвестные, кто разбрасывал мусор и писал на плите, и те, кто знал об этом, но намеренно скрывал, казалось, вступили в молчаливый сговор. Андзю была похожа на больную раком, от которой утаивали диагноз. Сказать правду – только лишнее беспокойство, так и не надо ничего говорить. Жестоким молчанием была окутана могила, весь город был погружен в него.

Ты решительно процитировала надпись на воротах, ведущих к могиле. «Грязная свинья! Заткнись навсегда!» На мгновение Андзю нахмурила брови и ответила, пытаясь прогнать дурное заклятье:

– Спасибо, что рассказала.

У нее были смутные предчувствия. Вокруг могил ощущался застоявшийся кислый запах разгоряченных тел, совсем как на задворках спортивного зала. Странным казалось, что перед могилой Каору пришедшие вместе с ней дальние родственники внезапно становились чужими и холодными. Но могила Каору существовала ради одной-единственной цели. Не забывать его, как бы ни притуплялись собственные чувства.

– Тебе не кажется, что эти вандалы противоречат сами себе? Пишут «заткнись навсегда», тем самым превращая могилу Каору в памятное место. Благодаря им большее число людей проявит интерес к человеку по имени Каору Токива. Да и те, кто сочиняет эти надписи, не могут забыть о Каору. Нет необходимости их стирать. И не нужно подбирать мусор. Оставим все как есть, как на исторических могилах императоров. Но, в отличие от императорских усыпальниц, куда не может попасть простой смертный, могилы семьи Токива открыты для всех посетителей. Они послужат местом тайных свиданий влюбленных, здесь будут ночевать сбежавшие из дома девчонки, озабоченные мальчишки и бомжи. И Мамору и Каору были бы только рады. Хотя маме с бабушкой это не понравилось бы.

С какой легкостью чувства тети Андзю уступают место друг другу, – подумала ты. Когда тебе грустно, тоска и уныние охватывают тебя целиком. А она могла сменить гнев на благодарность, перевести горе в шутку, превратить скуку в удовольствие. Ты смотрела на тетю Андзю взглядом, полным любви.

1.7

Наконец настал момент, когда ты должна была спросить самое важное: что совершил Каору Токива?

Андзю не сразу ответила на твой вопрос, она прислушивалась к мутному молчанию чайной комнаты. Ты последовала ее примеру и тоже стала прислушиваться к тишине, которую хранили стены.