Прийя Базил - Имбирь и мускат Страница 5

— Это не кровь. Скоро ей станет легче.

Он вдруг на мгновение разъединил ладони и несколько раз с силой хлопнул, по-видимому, намекая на оргазм. Дело сделано. Взяв плату, он развернулся и отбыл.

Карам проводил его беспомощным взглядом, сетуя, что потратил слишком много денег на никчемный диагноз. Как это понимать? Палуба третьего класса и обслуживание соответствующее?

Однако предсказания доктора Канга сбылись. Сарну перестало тошнить через несколько часов после его визита. К ней возвращалось сознание. Она чувствовала себя опустошенной, где-то в глубине засела тупая боль. Сарна открыла глаза: мир все еще казался размытым и датеким. Сквозь шум прорывазся голос Карама: «Сарна? Сарна… Сарна». Ответить у нее не было сил. В ушах уже звенел вызревающий внутри крик. Она открыла рот и испустила такой мучительный вопль, что людей сшибло с ног. Некоторые пассажиры попадали с низких табуретов, на которых сидели. Маленький мальчик, только что сунувший за щеку конфету, поморщился, когда сладкий шарик взорвался кислым шербетом у него во рту. Очкарики подумали, будто мир ломается на части — это от Сарниного крика треснули их линзы. Младенцы испуганно заверещали и попрятались в материнских объятиях. Одна старушка зажала уши руками — увы, слишком поздно, жизнь навсегда потеряла для нее звуки.

На пике этого вопля Сарна перенеслась в воспоминание о глухой темной комнате, где ей не разрешали плакать. Она задрожала и затрепетала, ее крик становился все пронзительнее. Карам в отчаянии огляделся по сторонам. Пассажиры «Амры» забросали его советами, практичными («Воды, воды! Обрызгайте ей лицо!») и совершенно бесполезными. («Разденьте ее!» — предложил один хитрец, которого даже в такую страшную минуту не отпускали плотские мысли, разбуженные особым лечением доктора Канга.) «Шлепните ее как следует!» — рявкнула женщина, уставшая от суеты. В замешательстве Карам доверился инстинкту и прикрыл рот Сарны ладонью, но ее сносило волной звука. Вмешался какой-то дородный сикх. «Правильно, заткни ее!» — крикнул он и положил свои руки поверх рук Карама. Сарна выпучила глаза, ее лицо точно раскалывалось пополам, тело рвалось на части. Ладони Карама и сикха оказались слишком твердой помехой на пути звука, и крик начал затихать. Он словно бы свернулся и закатился обратно в Сарну. Та мучительно закашляла. Карам поблагодарил сикха, который уже с гордым видом купался в признательности остальных пассажиров. «О, это пустяки, да-а, — говорил он. — Попомни мои слова: чтобы обуздать женщину, нет средства лучше, чем крепкая мужская рука!»

Сарна замолчала, но ее крик все еще звучал на палубе. Он отражался от стен и прокатывался екзозь толпу, как искусно брошенный камешек прыгает по поверхности воды, прежде чем утонуть.

— Что ж… — Карам вдохнул. — М-м-м… — И выдохнул. — Уже через день мы будем на месте. — Он не знал, что еще сказать, как спросить жену, что с ней стряслось. Ему было стыдно за то, что он стал свидетелем ее страданий, как будто они предназначались не ему. Поэтому Карам молчал и больше не вспоминал об этом происшествии. Сарна тоже ничего не говорила. Положив руку на живот, она ощущала, как внутри, подобно второму сердцу, колотится заглушённый вопль. Он напоминал ей о том, что и наша жизнь всегда бьется в двух ритмах: в темпе настоящего времени и тех секунд, что могли бы настать, но не настали.

Итак, Сарна и Карам продолжали путешествие: телами рядом, мыслями порознь. Сарна — под гнетом горестных воспоминаний, а Карам — с чувством неопределенности, которое порождала зияющая в его памяти дыра.

— Съешь манго, — предложил он, пытаясь вернуть установившийся перед бурей мир и покой. Однако фрукты, которые так безмятежно спели в ящиках, за считанные дни почернели и превратились в мерзкую кашу. Эту неприятность Сарна приняла за дурное предзнаменование.

2

В Найроби молодых встречали вовсе не радушно. Сарна была разочарована приемом. Где же пир и веселье, которого она ожидала? Разве они заслужили такое обращение? Переступив порог, Карам и Сарна очутились в суете повседневной жизни: никто не принарядился по случаю их приезда, дом не украсили, праздничной еды не наготовили, приветственных ритуалов (например, освящение парадной двери маслом) не исполнили. Никаких гостей не было, да и домашние не все собрались. Еще больше Сарну раздосадовано неожиданное прибавление в семье. Она-то думала, что будет первой невесткой, но ее опередили. В отсутствие Карама старший сын, Сукхи, женился, и его избранница Персини уже успела стать правой рукой хозяйки дома. Сарна почувствовала острый укол тоски по Индии. Она скучала по семье, по принадлежности к чему-то большему. Здесь она оказалась дополнительной деталью в механизме, который прекрасно работал и без нее.

Биджи почти сразу невзлюбила Сарну, Баоджи отнесся к снохе довольно благосклонно. Как и все мужчины, он поддался чарам ее красоты. Особенно ему нравилась крошечная щелка между передними зубами Сарны, которая весело улыбалась внутри ее улыбки. Она напоминала куда большую щербину его матери — сквозь нее (так рассказывали ему в детстве) он вместе с братьями и сестрами вышел на свет. Нежность Баоджи усилилась, когда он отведал Сарниной стряпни. Внушительный запас специй, привезенных из Индии, понадобился ей сначала для заваривания чая.

Баоджи отхлебнул Сарнин отвар, зажмурился и вздохнул. С закрытыми глазами он поднес чашку ко рту, промахнулся, и немного чая пролилось на бороду. Привыкшая к случайным выбросам изо рта, вроде чечевицы или капель куриного жира, она, по-видимому, осталась довольна. Ничуть не смутившись, Баоджи открыл глаза и отхлебнул еще.

— Лучший чай в моей жизни!

— Это уж точно, — проговорил Мандип, один из пяти братьев Карама, потягивая напиток и глазея на грудь Сарны.

— О, она прекрасно готовит! — Карам распрямил плечи. — Вы еще не пробовали ее рас малай — просто шедевр!

Мандип ничуть в этом не сомневался. Если Сарнин рас малай такой же молочно-белый, как ее кожа, и такой же пышный, как ее округлости, то это чертовски вкусный пудинг. Как же его строгий братец заполучил такую жену?

А Сарна тем временем наслаждалась своим первым успехом. Она с благодарностью жала руки за каждую похвалу. «Стоит мне завладеть кухней, — думала она, ― и я завоюю их сердца».

Свекровь не поддавалась кулинарной магии — как, впрочем, и всякой другой. Биджи не могла взять в толк, что ей делать с невесткой. Внешность Сарны подсказывала, что Карам сделал правильный выбор, но Биджи не спешила с заключениями. Она всегда считала: «Встречают по одежке, а провожают по уму». Так вот, девушка, несомненно, была красавицей, хотя Биджи усмотрела в ней какую-то нехорошую примесь. Сначала ей привиделось что-то странное во взгляде Сарны: он был то невинный, то бесстрашный, то коварный. Да, в ее глазах определенно была сумасшедшинка. Чем больше Биджи в них смотрела, тем яснее понимай, что ей не по душе желание невестки произвести на семью хорошее впечатление. Конечно, это вполне могло быть причиной ее чудных выходок, однако Биджи решила повнимательнее приглядывать за Сарной.

Жизнь Сарны завертелась вокруг кухни, которая стала ее территорией по праву и необходимости. Днем она была местом, где проводились опыты по возбуждению вкусовых рецепторов. Ночью в этих стенах процветали соблазны иного рода. На тоненьком матрасе, который днем был засунут между дверью и полками с мукой и рисом, молодожены занимались быстрой, тихой, страстной и неуместной любовью. Потом они засыпали, тесно прижавшись друг к другу, как ложки в сервизе.

Семья Карама всегда хорошо питалась. Еда была их единственной роскошью — пусть готовили не очень вкусно, зато с избытком. Когда на кухне поселилась Сарна, их эпикурейский статус поднялся до уровня императоров. И какая это была империя! Сарна готовила по очереди с Персини. Та кормила домашних особой пенджабской едой, заслуживающей единственного определения: безвкусная. Когда стряпала Сарна, вся семья пировала и объедалась. Под действием ее творений, от вкуса которых развязывался язык, а от аромата — поднималось настроение, все забывали о заботах и весело болтали за столом. Спустя неделю они виновато принимали нехитрые блюда Персини и ели в смиренной тишине. Такой режим хорошо сказался на их пищеварении: послеобеденная дремота, нападавшая на них от вкусной стряпни, улетучивалась за неделю постной диеты.

Сарна хотела, чтобы ее блюда были яркими и разнообразными. Ей нравились пестрые одежды, украшения, искусственные цветы. Однако под строгим взором Биджи все яркое вылиняло. Неприятие красок было заметно в любой комнате, и тусклые цвета становились еще более зловещими из-за увлечения Сукхи охотой. Его трофеи покрывали пол и стены по всему дому.

Рога импал, газелей и оленей конгони торчали, подобно встревоженным вопросительным знакам, и беспокоили Сарну. Некоторые венчали головы: с противоположных стен гостиной антилопа куду и канна смотрели друг на друга в безропотном унынии. В одном углу помещался метровый слоновый бивень — Биджи говорила, что Сукхи продаст его за бешеные деньги, когда вернется с охоты в Тсаво. Над полом возвышалась грозная голова льва, а его шкура с раскинутыми лапами наводила страх своей противоестественной плоскостью. Коллекция привела Сарну в ужас. Меняющаяся экспозиция мертвых животных казалась ей беспрестанным танцем смерти. Она воображала, как однажды отдельные части звериных тел соберутся в огромное, чудовище и обрушат страшную месть на всю семью.