Владислав Дорофеев - Ортодокс Страница 5

Живя для людей, я ждал и от людей воздаяния и оплаты.

Не то в божественном мире. Ничего от Бога ждать нельзя. Тем паче решения человеческих проблем и желаний. Человеческие меры не годятся. Я не могу ждать определенного и ясного от Бога. Надо отказаться от человеческого инструментария в божественном мире.

В то же время божественный мир требует от меня быть умным, справедливым, честным, самостоятельным, решительным, сильным, сердечным, смелым, сочувствующим, жадным – и все это для и перед Богом, но не перед людьми.

Теперь на первом и единственном месте должно быть желание понравиться Богу, не людям, ублажить Бога, не людей. Я хочу слышать Богу, я хочу внимать Богу, я хочу жить с Богом, я хочу разговаривать с Богом, я хочу быть услышанным Богом, уловленным Богом, конечно, в той мере, в которой мне это позволительно и допустимо. Я хочу быть узнанным Богом. Все, что этому способствует – мне надо. Все, что этому не способствует и мешает – отсеку.

Или в христианской интерпретации. Я хочу слышать Христа, я хочу внимать Христу, я хочу жить со Христом, я хочу разговаривать со Христом, я хочу быть услышанным Христом и уловленным Христом, конечно, в той мере, в которой мне это позволительно и допустимо. Я хочу быть узнанным Христом. Все, что этому способствует – мне надо. Все, что этому не способствует и мешает – отсеку. Теперь на первом и единственном место должно быть желание понравиться Христу, не людям, ублажить Христа, не людей.

Уперевшись во Христа, жить в Боге.

Это и есть мой интерес к жизни. Новый интерес. Интерес второй половины моей жизни.

Первую половину жизни я посвятил людям, вторую посвящаю Господу Иисусу Христу.

Я решил стать православным, сиречь ортодоксальным, христианином. Окончательно, до конца, бескомпромиссно и всерьез.

Не совсем точно. Нельзя стать христианином. Христианином можно только становиться.

Я хочу становиться! православным, сиречь ортодоксальным, христианином. Окончательно, до конца, бескомпромиссно и всерьез.

Коли так, понятны мои – сиречь человеческие – слабость, робость, нерешительность, мнительность, осторожность, непоследовательность, страх, даже трусость, не очевидность мыслей и поступков, размытость желаний и чувств, – это все проявления, признаки малого ребенка. Я маленький христианин, недавно народившийся.

Христианин – это новая порода человека, если угодно – новый народ, это новое состояние человека на земле, новая ступень в развитии человека на земле, в его возвращении к Богу.

Но как отдаться Христу? Воле Христа. Что нужно сделать? Как одновременно примириться с тем, что мне не достает денег на элементарное, что мне трудно жить, что у меня больная мать, которую надо перевезти поближе, больной отец, который сгорает в собственной моче, что меня не издают, что от меня отдаляются старшие дочери?

Но я понимаю, что примириться мне нужно не с этими задачами и обстоятельствами, чудовищными по их накалу и накалу моих страданий, а с тем моим новым отношением, которое я никак не могу переварить. С безразличием. Главное, с чем мне нужно справиться, точнее, совладать, освоить и одолеть, – вот именно с этим безразличием. Это особенное безразличие, это надчеловеческое безразличие, безразличие христианина.

По-человечески все обстоятельства моей человеческой жизни меня выматывают, лишают сна, вводят сердце в аритмию, и страх привносят в сердце и душу. Но мои христианские цели человеческие обстоятельства не очень задевает. А потому все эти человеческие трудности и обстоятельства должны быть мне безразличны.

Но ведь не безразличны. Я не спокоен. Я страдают от недостатка денег, болезней, невозможности достаточно помочь отцу и матери, холодности детей, литературной нереализованности.

Ну, как мне воедино увязать, мое желание жить для Христа, и мое стремление решить перечисленные человеческие задачи и заботы. Если ли здесь граница? Через что эта граница проходит, через сердце, рассудок или молитву? Где я теперь настоящий и главный, в храме перед причастием, или в банке, отправляя деньги сестре для покупки памперсов отцу, на исповеди у священника, или произнося слово «козел» в след дорожному хаму, подрезавшему мою машину, припадая к иконе батюшки Серафима Саровского, что стоит у меня на столе, или на работе, покрываясь мурашками от презрения и брезгливости к иному человеку, входя в его кабинет?

Что такое трусость христианина, какова справедливость христианина, как различить силу христианина, как понять, когда мужественность по воле Христа совпадает с человеческой мужественностью, почему я в какой-то момент могу и должен пожертвовать человеком во имя молитвы, а в какой-то нет? Как постичь этот момент? Как постичь волю Христа, как услышать страдание сердца, вопиющего ко Христу и от Христа, а не от собственной немощи и глупости? Как различить?

Ничего не знаю.

Как отличить трусость от безверия от трусости от веры? И как отделить?

Как отличить трусость веры от трусости безверия? И как отделить?

Страх перед жизнью – это, конечно, от маловерия. Все, что зиждется на страхе за себя – это трусость от безверия. То есть все, что держится на гордыне.

Мой страх и страх моих близких перед жизнью, это, конечно, по причине не-присутствия Бога в повседневной жизни. В маловерии человеку не на кого надеяться, кроме как на себя. Никаких иных причин нет, да и не может быть страха перед жизнью и, конечно, страха перед смертью.

Но царство Божие внутри нас. Как быть? Как войти? Как этот ориентир использовать в борьбе за Христа. В поисках и утверждении святой технологии постижения и обретения Бога.

Святые отцы и монахи бьются головой об пол, чтобы выйти из оцепенения самости и самоуверенности, чтобы сдвинуть с места тушу собственного «я», чтобы отойти ко Христу, чтобы отдаться Христу.

И я это испытываю. Порой хочется разодрать грудную клетку, чтобы найти там внутри себя крупицы Христа, чтобы сорвать с себя границы тела и самости, чтобы душе дать свободно припасть, прилепиться ко Христу, чтобы ввести себя в состояние, способствующее близости со Христом.

Об этом позаботится Господь, подскажет мысли, решения и действия, ведущие к сближению с Ним.

Надо обрести Божественную высоту взгляда на себя. Только тогда можно попробовать уподобиться Христу, только тогда можно попробовать обрести Христа, только такой взгляд создает условия постижения Божественной воли.

Но почему это надо делать?

А вот почему.

Иначе вся жизнь в долг Богу. Даже не то, чтобы в долг, но в миражах, в собственных фантазиях, в собственных мыслях и ощущениях, собственных устремлениях. Но поскольку своих мыслей и пр. у человека не существует, значит, так называемые свои мысли, представляют собой мешанину из доброго и оппонирующего ему начал, границей которых и есть, собственно, мысли, чувствования, решения и поступки. Такой человек вынужденно живет в мире, разделенном между Богом и оппонирующим началом, занимая приграничную позицию, всегда вынужденно балансирует, всегда пребывает в вынужденном страхе не угодить обеим противоборствующим сторонам. Приграничный человек не находит душевного покоя, мечется по жизни, ища и подтверждая новые миражи.

А переход на сторону Христа болезнен. Оттого, что приходится изменять человеческую природу, выходить из приграничного состояния.

Это трудно, но не в смысле труда и усилий, но лишь в смысле преодоления и перемены чувств и переживаний, эмоций. То есть получается, что вся жизнь приграничного человека состоит из чувств, эмоций и переживаний, но не из дел, решений и поступков. То есть, приграничный человек как бы и не существует, он никак не проявляется, он всего боится, он – есть оболочка, кожаные одежды. Лишь сбросив эмоциональную и настроенческую мишуру, я становлюсь собственно человеком, который способен что-то изменить, решить, переделать и сотворить.

Происходящее со мной надо воспринимать безоценочно, и тогда не будет, так называемых плохих или хороших событий, то есть удобных или не очень комфортных для меня, а останутся лишь события, происходящие с ведома Христа.

Потому как все события, происходящие с человеком, – от Бога, какие-то их них проходят по разряду – провидений, какие-то – попущений. А раз так, то как же я могу оценивать Бога, как я могу подвергать сомнению дела Бога, допустим, по отношению ко мне. Никак. В том числе, и методологически. Не говоря уже и о других аспектах.

Я на перекрестке, от которого столько дорог, что они уже сливаются, это почти ровная и безграничная площадь, огромное поле, в центре которого я стою и плачу. Кто же услышит мой плач, кто же меня поддержит и не покинет? Как я определю свою дорогу в этом мареве пустоты и бесконечности? Наконец, что во мне годится и может быть частью христианина, что никогда, и должно быть отрезано и забыто?

Как мне жить? И что такое христианские цели, как их сформулировать, что брать для опоры, для мотивации движения, для мотивации труда. Даже, чтобы просто утром встать и мало спать, чтобы ходить на работу, ухаживать за детьми, ходить в магазины, общаться с неприятными людьми, лечиться.