Инна Кошелева - Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены Страница 5

— Снимаем квартиру! — то был широкий жест.

— На какие шиши? — тихо и печально спросила Манька.

— Это уж моё дело. — Так отвечают настоящие мужчины?

Нужны деньги, прощайся с кларнетом, впервые намекнула судьба. Из оркестра он ушёл.

Факт второй. Звёздный час

И в тот же день нанялся на работу в клуб военной части, расквартированной на окраине Москвы.

Начальник клуба был старший лейтенант Козлов со средним музыкальным образованием и мечтой идиота — донести до командирского состава красоту «Романса» Шостаковича из кинофильма «Овод».

— Не все знают. Это… — он вытягивал губы трубочкой и, плавно водя по воздуху руками, начинал гудеть. — Соберём оркестр, и… Никакой же культуры, ебс! Мы всем покажем, что могут военные музыканты! — руки взметывались. Он улетел бы в небо, толстый воздушный шар, если бы Витя не заземлил:

— Сколько, однако? — и, преодолевая смущение: — Сколько платить будете? Человеку семейному?

Той зарплатки должно было хватить, чтобы снять комнату в коммуналке и на щи с мясом. Внимание, Самуил Абрамович! Всё на тему: пошли деньги, но с музыкой было кончено.

Старлей-начальник был неплохим маршевым дирижёром. Но полным идиотом. Пьющим. И с фантазиями. Но к счастью, он разрешал оркестру нелегально играть на танцах. С танцплощадки неплохо кормились расплодившиеся в клубе музыканты. Витя с Маней снимали отдельную однокомнатную с балконом. И даже купили по случаю отличную виолончель и первую картинку на стену. Хорошего неизвестного художника. Ню, разумеется: голая розовая женщина излучала флюиды эротики и постельной нежности над обеденным столом и детской кроваткой.

Идея донести «Романс» до комсостава между тем становилась материальной силой. Репетировали денно и нощно. Сначала дирижировал старлей. С помощью глотки он упрямо пытался навязать свои странные пьяные фантазмы музыкантам.

— Гобой, не властуй! Благородней, ебс! Да элегантней ты, ебс! Как балерина. Она толстожопая, но прыгучая. Понял?

Голос его постепенно превращался в львиный рык, и Витя видел, что талантливый студент-отличник с тонкой нервной организацией Алик Шлицер уже не попадает мундштуком в рот.

— Флейта! — именно в этот миг грозно окликал Алика старлей. — Ты что дуешь своей свистулькой прямо на меня? А ну, как воробушек в веточках: туда-сюда, туда-сюда, ебс… Запутался, падла, — удивлённо всматривался во что-то несуществующее старлей, — лоб разбил. Куда задевалась птичка? А, Виктор?

Устав от бесплодных усилий, дирижёр передал руководство оркестром Вите. Музыкантов подбирал тоже Витя, в основном из студентов, жаждавших приработка. Ансамбль сложился.

Настолько, что в одну из репетиций, дирижируя, Витя вдруг почувствовал… кайф, удовольствие, вдохновение? Ну, ту самую избыточную энергию, которая что-то смещает в реальности. Внимание! По всем Витиным нынешним подсчётам, где удовольствие от музыки, там и поворот к безденежью.

Но пока… Был ещё тот звёздный концерт. Звёздный, потому что, обернувшись для поклона, Витя увидел бесчисленное число звёзд. Металлических, на погонах. Офицеры сидели рядами, и погоны выстроились в звездные реки.

И все это не двигалось, все эти млечные пути и галактики остановились и застыли. Были те редкие минуты ошеломления, когда зал держит паузу. И…

Взрывается! Они играли на бис пять раз!

До комсостава — «Романс» Шостаковича дошёл.

А старлей ошалел.

Он гонял их на все конкурсы военных и не военных коллективов, и они завоевывали призы и места. Он пробил Театр Советской армии, Колонный зал и, наконец, Большой театр. Большой! И в Большом они играли! Всё шло замечательно. Но…

Денег они получали все меньше и меньше.

Старлей дурел по модели Ивана из анекдота. «Иван, конюх колхоза «Дружба» Ленинского района просит исполнить в концерте по заявкам трудящихся свою любимую «Ванька-Манька, хули тобе». Через год:

«Иван Иванович, председатель колхоза «Дружба» Ленинского района просит исполнить русскую народную песню «Дубинушка». Ещё через год: «Иван Иванович Иванов, заведующий сельхозотделом Ленинского райисполкома, просит включить в программу концерта произведение Баха «Токката и фуга до мажор».

Старлей даже перестал пить портвейн «Три семёрки», старлей пёр вверх, старлей усложнял репертуар. Витя бы и не против. Но танцульки теперь стали не по чину, тайные приработки кончились. Коллектив рос, его одевали, возили, кормили. А клубный бюджет трещал по швам, зарплата таяла.

Маня продала виолончель и стала принимать сумки с продуктами от родителей с двух сторон. Какие из родителей жили беднее, Витины или Манины? Те и другие. Мишке было пять, Маня была беременна Сашкой. Своего жилья как не было, так и нет…

— Так дело не пойдёт, — решил Витя. — Уходим на заработки, Манечка, да?

Манька не ответила, её тошнило. Токсикоз.

Факт третий. Лёгкий шелест успеха

К тому времени он закончил институт. Не без блеска. Потому что красных дипломов было несколько, но педагог своей заменой выбрал именно Витю. И в какую-то важную, долгую гастроль за рубеж он отправился, передав Вите двух своих учеников.

Ученики оказались мальчиками одарёнными, но обученными наспех (знаменитый педагог разрывался между многими почетнейшими делами). Как Витя понял, дела эти были одновременно и очень денежными, потому как малая часть их приносила вполне достойный доход. Именно в ту пору они с Маней вступили в кооператив и въехали в двухкомнатную, которую после, соединив с отцовской, обменяли на таганскую.

Всё бы шло так и дальше. Но вот на межвузовском конкурсе кларнетистов Витины (не Витины) мальчики разделили первое место.

Нет, слава ещё не повернулась к Вите своим ликом. Лёгкий шелест успеха… Мальчики шли как ученики другого педагога, но в институте знали: готовил-то их Витя. Один из великих музыкантов мира сего попросил позаниматься с внучкой, другой рекомендовал знакомым именно Витю, третий захотел познакомиться с его методикой… Словом, педагог, уехавший было на гастроли, испугался конкурента. Тут же вернулся всей своей плотью на основное место работы, отказавшись от сиюминутной выгоды и загрансоблазнов. А Витя снова сел на мель.

Было ещё несколько поворотов судьбы. При взгляде в прошлое всё походило на повторяющийся узор с одним и тем же алгоритмом. Как только Витя превышал средний уровень профессиональных возможностей, — падал на «зеро», «ноль», «пожар» в той невидимой игре «монопольке», какую играл неведомо с кем.

Это нервировало…

Он читал книги о том, как стать удачливым, разбогатеть, сделать карьеру. В чём дело? Как выбираются из этой трясины? Почему другие, ничуть не более одарённые, чем он, зарабатывали на хлеб легко именно музыкальным своим ремеслом? И что хочет сказать Господь этой постоянно повторяющейся альтернативой — удовольствие от работы или деньги? Почему, зачем ему дан дар, который нельзя использовать и на одну тысячную?

Он пытался плюнуть на свой дар ещё в стране исхода. Не тут-то было! Сам не гам и другим не дам. Талант ли, способности ли — не перчатка, не выбросишь в ближайшую урну. Самому легче выброситься в окошко.

Был у Вити знакомый подпольный миллионер. Крёстный отец местного разлива, с фиксой и золотой печаткой. Пенсионер. Фотограф. Витя чинил ему скромную, грязноватую мебелишку. Даром, разумеется.

Когда попросился к старичку в напарники, тот сразу не поверил:

— Такой, простите, музыкант… Такой знатный, такой молодой… С такой женой и детками… Зачем вам тесная лаборатория, где я похоронил себя?

Но, узнав, сколько Вите платят в театре, столичном и академическом, Лазарь всё понял.

— Да… — И послал Витю тут же в командировку. В дальнее Подмосковье и близлежащие сельские районы Ивановской, Ярославской, Владимирской областей. К той поре в фотобизнесе было уже тесновато и на столичном асфальте рубли не росли.

— Фотограф приехал! — кричали оборванные и косноязычные деревенские дети. Это значило, что и глубинка осваивалась интенсивно.

Лазарь платил щедро. Никогда они с Манькой не жили так вольно. Не считали дни до зарплаты, не выбирали на рынке, что выгоднее и дешевле. За такие-то деньги можно закрыть глаза и не видеть кривые заборы и кишащие белым червем деревенские туалеты. И уши другой бы заткнул, чтобы не слышать скрипящий голос одинокой, всеми брошенной бабки, сующей слюнявые, считаные-пересчитаные трояки и пятёрки:

— Сыночка моего увеличь городского, на визитке не видно, какой красавец.

— Я его лучше заново щелкну. Когда приедет.

— Так не приезжает. И адреса свово не шлёт.

Или того хуже:

— Убит в Афгане. — И как присловье: — Дров нет, поросёнок пал…

Стали ему сниться все эти лица, как иному снятся ягоды или грибы после долгой лесной охоты. Рябью в мозгу: детские, не освещённые ни радостью, ни мыслью; родительские, молодые, но уже смятые пьянством; и старческие, смиренные или злые, не знал он, какие лучше.