Ричард Бротиган - Аборт. Исторический роман 1966 года Страница 5

На ней был синий свитер, юбка и черные кожаные сапоги по моде времени. Тело, фантастически крепкое и развитое под этой одеждой, заставило бы кинозвезд и королев красоты истечь от зависти протухшим гримом.

Она представляла собой идеальное воплощение мечтаний западного человека этого столетия о том, на какую женщину ему приятно смотреть: большие груди, крохотная талия, широкие бедра, длинные ножки всей этой мебели из «Плэйбоя».

Она была настолько красива, что спецы по рекламе превратили бы ее в национальный парк -- если бы только дотянулись до нее своими лапами.

Ее голубые глаза вдруг вскипели, как озерцо под натиском прилива, и она разрыдалась.

-- Это книга о моем теле, -- сказала она. -- Я ненавижу его. Оно для меня слишком велико. Это чужое тело. Не мое.

Я полез в карман, вытащил носовой платок и шоколадку. Когда людям плохо, когда их что-то тревожит, я всегда говорю им, что все будет в порядке, и даю шоколадку. Они удивляются. Шоколад вообще полезен для здоровья.

-- Все будет хорошо, -- сказал я.

Я дал ей батончик «Млечный путь». Потрясенной рукой она взяла шоколадку и уставилась на нее. Еще я дал ей платок.

-- Вытрите глаза, -- сказал я. -- И съешьте шоколадку, а я пока налью вам шерри.

Пытаясь снять обертку, она рассеянно вертела в руках батончик, точно он был устройством из далекого будущего века, а я сходил за шерри. Мне показалось, что выпить не повредит обоим.

Когда я вернулся, она доедала шоколадку.

-- Правда, вкусно? -- улыбнулся я.

Этот нелепый шоколадный батончик все же заставил ее улыбнуться и даже чуть было не посмотреть на меня.

-- Прошу вас, присядьте, -- сказал я, показав на стулья, расставленные вокруг стола. Она села так, словно тело ее было на шесть дюймов больше ее самой. Она уже сидела, а тело еще только садилось.

Я налил два стаканчика шерри «Галло» -- это все, что может позволить себе библиотека, -- и тут наступило неловкое молчание: мы просто сидели и пили шерри маленькими глотками.

Я хотел сказать ей, что она очень красивая девушка, что не стоит так расстраиваться из-за тела, что она неправа, что нельзя так себя изводить, -- но сразу же передумал.

Не это ей хотелось слышать, и не это на самом деле мне хотелось говорить. В конце концов, я кое-что соображаю. Ни ей, ни мне не хотелось слышать то, что я собирался сказать.

-- Как вас зовут? -- спросил я.

-- Вайда. Вайда Крамар.

-- А как вам больше нравится называться -- Вай или Айда?

Она опять улыбнулась.

-- Лучше просто Вайда.

-- Сколько вам лет?

-- Девятнадцать. Скоро исполнится двадцать. Десятого.

-- Вы учитесь в университете?

-- Нет, я работаю по ночам. Какое-то время ходила в университет Сан-Франциско, потом -- в университет Калифорнии, но не знаю. Теперь я работаю по ночам. Нормально.

Она почти на меня смотрела.

-- Вы только что закончили свою книгу? -- спросил я.

-- Да, я дописала ее вчера. Мне хотелось рассказать, каково это -- быть мной. Я поняла вдруг, что больше ничего не остается. Когда мне было одиннадцать лет, бюст у меня был тридцать шесть дюймов. А я училась в шестом классе.

Последние восемь лет я была предметом пользования, объектом поклонения и мишенью по меньшей мере миллиона мерзких шуточек. В седьмом классе меня прозвали «очко». Мило, правда? Да и потом лучше не стало.

Моя книга -- о моем теле, о том, как ужасно, когда люди приползают, прижимаются, присасываются к чему-то, что не я сама. Моя старшая сестра выглядит так, как должна выглядеть я.

Это кошмар.

Много лет мне снился один и тот же сон: я встаю с постели посреди ночи, захожу в спальню к сестре и меняюсь с нею телами. Снимаю свое и надеваю ее. И оно сидит на мне идеально.

А потом просыпаюсь утром и вижу, что на мне -- мое собственное тело, а на ней -- этот кошмарный урод, который я таскаю на себе сейчас. Я знаю, что это не очень правильный сон, но он мне снился, еще когда я была подростком.

Невозможно понять, каково быть такой, как я. Я не могу выйти из дома, чтобы мне вслед не свистели, не хрюкали, не завывали, не улюлюкали, не осыпали мелкими и крупными сальностями. Каждый мужчина, которого я встречаю, немедленно хочет лечь со мной в постель. У меня -- неправильное тело.

Теперь она смотрела прямо на меня. Взгляд ее не дрожал, был прочен, как здание со множеством окон, что крепко стоит в этом мире.

Она продолжала:

-- Жизнь моя все это время была сплошным мучением. Я... я не знаю. Я написала книгу, чтобы рассказать всем, насколько кошмарна физическая красота, рассказать обо всем ее ужасе.

Три года назад из-за моего тела в автомобильной аварии погиб человек. Я шла по обочине трассы. Мы всей семьей поехали на пляж, и это оказалось чересчур.

Родители потребовали, чтобы я надела купальник. «Не робей, -- сказали они, -- расслабься, наслаждайся солнышком». Мне было чудовищно от того, что все обращают на меня внимание. Когда восьмидесятилетний старик уронил себе на ногу мороженое, я не выдержала и оделась. А потом пошла погулять вдоль трассы, которая вела с пляжа. Мне нужно было куда-то уйти.

Мимо на машине проезжал человек. Он притормозил и уставился на меня. Я пыталась не обращать на него внимания, но он был очень назойлив. Совсем забыл, куда он ехал, зачем -- и врезался на своей машине прямо в поезд.

Когда я подбежала, он еще был жив. Он умер у меня на руках, не отводя от меня взгляда. Ужас. Я перемазалась его кровью, а он не спускал с меня глаз. Из его руки торчала сломанная кость, и спина на ощупь была странной. Умирая, он сказал: «Ты прекрасна». Именно этого мне не хватало, чтобы навсегда почувствовать себя совершенством.

Когда мне было пятнадцать лет, один мальчик на уроке химии выпил соляную кислоту, потому что я не хотела с ним гулять. Он, конечно, был немного того, но мне-то от этого не легче. Директор запретил мне ходить в школу в свитере.

-- Это оно. -- И Вайда обмахнула свое тело ладонью, словно дождиком. -- Это не я. Я не могу отвечать за все, что оно делает. Я не пытаюсь этим телом чего-то от кого-то добиваться, -- я никогда так не поступала.

Я все время от него прячусь. Вы можете себе представить -- всю жизнь прятаться от собственного тела, точно от чудовища из дешевой киношки, и все равно каждый день таскать его за собой -- есть, спать, перемещаться из одного места в другое?

В ванной я всякий раз боюсь, что меня стошнит. Я в чужой шкуре.

Все то время, пока Вайда говорила, она не спускала с меня глаз. Я чувствовал себя статуей в парке. Я налил ей еще шерри, потом еще налил себе. У меня было такое чувство, что этой ночью нам понадобится много шерри.

-- Я не знаю, что сказать, -- сказал я. -- Я просто библиотекарь. Я не могу сделать вид, что вы -- не прекрасны. Это все равно, что сделать вид, будто вы -- где-то совсем в другом месте, скажем, в Китае или Африке, или будто вы -- какой-то другой род материи, например, растение, запасное колесо, мороженый горошек или автобусная остановка. Понимаете?

-- Я не знаю, -- ответила она.

-- Это правда. Вы -- очень хорошенькая девушка, и вы не изменитесь. Может, попробуете успокоиться и привыкнуть?

Она вздохнула, потом неловко стащила с себя пальто и оставила его болтаться на спинке стула, будто шкурку овоща.

-- Одно время я пыталась носить мешковатую и бесформенную одежду, просторные гавайские муму, но ничего не вышло -- надоело выглядеть неряхой. Одно дело, когда тебя покрывает вот эта мясистая штука, и совсем другое -- когда в то же самое время тебя называют битницей.

На этом месте она очень широко улыбнулась мне и сказала:

-- Ладно, как бы там ни было, это моя проблема. Что у нас по расписанию? Что дальше? У вас еще шоколадки есть?

Я сделал вид, что лезу в карман, и она расхохоталась. Это было очень приятно.

Неожиданно она обратила все свое внимание на меня -- очень пристально.

-- А что вы здесь делаете, в этой смешной библиотеке? Ведь это такое место, куда всякие недотепы таскают свои книжки. Теперь мне про вас интересно послушать. Что скажете, господин библиотекарь?

Она улыбалась.

-- Я здесь работаю, -- ответил я.

-- Это слишком просто. Откуда вы? Куда вы?

-- Ну, я всякими вещами занимался, -- сказал я напускным стариковским тоном. -- Работал на консервных фабриках, лесопилках, заводах... А вот теперь работаю здесь.

-- А где вы живете?

-- Здесь, -- сказал я.

-- Вы живете прямо здесь, в библиотеке?

-- Да. У меня в глубине здания есть большая комната с кухней и туалетом.

-- Дайте посмотреть, -- сказал она. -- Мне вдруг про вас все стало интересно. Такой молодой старик, как вы, работает в таком жутком месте, как это, -- получается, что в игре вы сами не слишком обгоняете.

-- Как четко вы все разлиновали, -- сказал я, потому что она попала в самое яблочко.

-- Это я могу, -- ответила она. -- Может, я, конечно, больная на всю голову, но ведь не дурочка. Покажите мне свою комнату.