Мартина Хааг - Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей) Страница 5

— Когда вас вызовут, выходите на сцену и надевайте театр.

— Что? Что вы сказали? — отвечаю я шепотом. — Какой еще театр? Что значит «надевайте театр»? Что это значит?

Тут из громкоговорителя раздается:

— Изабелла Эклёф, ваш выход.

Ассистент показывает мне большой палец и тихонько выходит. Я бегу за ним, открываю дверь и громким шепотом взываю вслед:

— Эй, что мне там надо надеть? Я ничего не поняла! Подождите!

Но он уже бежит вверх по лестнице, а из громкоговорителя снова слышится:

— Номер шестьдесят четыре. Номер шестьдесят четыре, Изабелла Эклёф, ваш выход!

Я выхожу на освещенную сцену и моргаю от света прожекторов. Я не вижу человека, сидящего в зале, который обращается ко мне в микрофон на южношведском диалекте:

— Прошу вас, Изабелла. Надевайте театр.

Я оглядываюсь по сторонам. Рядом со мной на сцене — белый стол, выхваченный лучом прожектора, на котором стоит красный домик с окошками и тряпичными лоскутами. Размером он где-то метр на метр и сделан из папье-маше. Кое-где выведены надписи: «Игра фантазии! Радость гармонии! Желание играть!», а с другой стороны затейливым шрифтом: «Позволь ребенку в твоей душе насладиться фантастическим путешествием внутрь себя!»

— Прошу вас, наденьте театр, — произносит голос.

Надеть театр? Как это? Я поднимаю домик. Внутри какая-то конструкция из проволоки. Я пробую надеть театр на голову. Проволочный каркас впивается в лоб. Я ничего не вижу. Прямо перед моими глазами болтаются два куска красного бархата.

— Итак, Матушка Театр поднимает занавес! — раздается из зала.

Я раздвигаю куски бархата в стороны и теперь хоть что-то вижу. Передо мной несколько человек, сидящих в центре зала, один из них наклоняется к микрофону и произносит:

— Пожалуйста, приступайте.

Я слегка откашливаюсь, чуть поправляю на голове театр, который чертовски режет лоб. Какое-то мгновение я собираюсь с мыслями, припоминая свои реплики, затем делаю глубокий вдох и начинаю:

— Я — Матушка Театр. Только вы, дети, можете меня видеть. Взрослые думают: «Подумаешь, какой-то старый дом, ничего особенного», — и просто проходят мимо, но вы, дети, обладаете магическими силами, волшебные крылья могут с легкостью перенести вас в чудесную страну воображения. Достаточно лишь очень сильно этого пожелать, и вам откроются драгоценные сокровища, которых зачастую уже лишились взрослые: радость, дух творчества — и жизнь просто забьет ключом! Так давайте же, дети, отправимся в фантастическое путешествие в мир театра! Возьмемся за руки, и…

— Большое спасибо, можете снять театр… Вызываем следующего. Номер шестьдесят пять!

Я выхожу в фойе. Как-то уж слишком быстро все прошло. Я даже толком не успела показать, на что способна. Продемонстрировать свое актерское мастерство. Хотя, конечно, они торопятся и им некогда выслушивать весь текст целиком. Я здороваюсь с Агнетой Хелин, с которой мы вместе учились в театральном училище Калле Флюгаре. Она всерьез подошла к делу и вырядилась с ног до головы во все оранжевое. Даже оранжевая подводка вокруг глаз. И сверху, и снизу.

— Ой, Белла, привет! Боже, сколько лет, сколько зим! Даже не знала, что ты все еще играешь. Как прошло прослушивание? Хорошо?

— Да так, — отвечаю я, — меня и слушали-то всего минуту. А я думала…

— Слушай, да тебе еще повезло! Знаешь Элизабет из театра «Перу», ей даже театр не дали надеть. Сама-то я весь текст прочитала. Два раза от начала до конца, без перерыва. По-моему, я им понравилась. По крайней мере, мне так кажется. Может, посидим в кафе? Тебе ведь сказали, что после прослушивания они вывесят на дверь список с фамилиями тех, кто их заинтересовал? Прямо как в Театральном училище. Хотя ты, по-моему, провалилась на первом туре вступительных, да? Сама-то я несколько раз доходила до третьего, уже почти прошла, хотя нутром чувствовала, что это не мое, а когда меня вместо этого взяли в школу Жака Лекока в Париже, я наконец поняла, почему так и не попала в Театральное училище — в глубине души я все же туда не хотела, и приемная комиссия наверняка это почувствовала, что-то, видимо, такое от меня исходило, внутреннее сопротивление какое-то. И вообще, я скорее южанка по темпераменту, к тому же Скорпион, причем весьма ярко выраженный, так что Франция мне по-любому лучше подходила, — балаболит она.

Мы заходим в небольшое кафе на другом конце парка. В витрине стоит механическая пластмассовая кукла — повар метрового роста с густыми бровями и мерзкой ухмылкой. В руках у него скалка, которая ходит вверх-вниз. Рывками. Хм, что бы нам такого выставить в витрине, чтобы завлечь сюда как можно больше посетителей? О, не купить ли нам механического монстра с приступами эпилепсии и кухонной утварью в руках? Отличная мысль, интересно, сколько он стоит? Всего-то 4000 крон, идеальное приобретение, от посетителей теперь отбоя не будет!

Мы садимся за свободный столик у окна. Агнета машет молодому человеку, который сидит у выхода и читает газету.

— Помнишь его? Учился на курс младше нас. Тоббе. Правда, тогда у него были длинные волосы, — говорит Агнета, очищая мандарин. Она аккуратно складывает куски кожуры один в другой на салфеточке. — Ну, как поживаешь? Дети? Муж? Сама я пять лет как развелась с Пирре, но мы расстались друзьями — чисто по-человечески мы все еще любим друг друга… Ну и вот, Мелькеру уже восемь, а Тимми через пару недель стукнет шесть. Ой, с ума сойти, до чего время летит!

— Нет, детей у меня нет. Пока. И мужа тоже. Я…

— My God[14], как же давно мы не виделись, и чем же ты занималась все это время? Я и правда понятия не имела, что ты все еще пытаешься играть, я думала, я единственная с нашего курса, кому удалась актерская карьера.

— Да так, работала понемногу, рекламные ролики на радио и все такое, потом снялась в нескольких сериях «Сегемюру, до востребования», я там играла уборщицу Юхана Ульвесона[15], а до этого проработала год в театре округа Норботтен.

— А, понятно… «Сегемюру, до востребования»… Хотя, честно говоря, я реалити-шоу не смотрю, по-моему, от них только тупеешь, я вообще телевизор почти не включаю…

— Это не реалити-шоу, это…

— Конечно, кроме театральных постановок. Недавно смотрела совершенно потрясающую постановку театра «Орион», они сделали экранизацию…

— Извини, конечно, но «Сегемюр» — это не какое-нибудь там тупое реалити-шоу!

— Слушай, а чего ты кричишь? Белла, да ты вся на нервах. Тебе надо расслабиться. Я понимаю, что ты перенервничала на пробах, но не надо на мне срываться! Господи! — возмущается Агнета, качая головой.

Она дует на чай и смотрит в окно. Наклоняет голову сначала в одну, потом в другую сторону, словно проверяя, не слишком ли сама напряжена. Делает глоток и массирует себе шею. Повар в витрине дергается как сумасшедший.

— А ты больше никого с нашего курса не встречала, Белла? Я тут пару месяцев назад встретила Маттиаса в автобусе, он окончательно забросил театр, работает сиделкой при каком-то инвалиде. Все уверял меня, что ни капли не скучает по театру. Сказал, что наконец-то чувствует, что делает что-то стоящее. Ну, мне-то он, конечно, может заливать сколько угодно. Хотя по нему еще в училище видно было, что он не выкладывается по полной. Как в тот раз, когда мы ездили всем курсом на театральный фестиваль в Авиньон, помнишь? Он только всех тормозил, когда мы решили по-импровизировать на площади. Помнишь, как мы выступали перед прохожими под тем мостом при свете факелов, я исполняла танец живота, все хлопали… а ты что делала?

— Ходила с шляпой и собирала деньги.

— …А потом мы спали вповалку в нашем автобусе… Хорошая была поездка. Такое не забывается.

Агнета вынимает чайный пакетик из чашки и оборачивает его вокруг ложки, выжимая последние капли.

— Но до чего же здорово, Белла, что ты не сдалась, хоть тебе и пришлось несладко. Сама-то я в основном занимаюсь пантомимой и клоунадой. Иными словами, пластическим театром. Этот театр «Годо» просто идеально мне подходит, правда, здорово они придумали с этой потрясающей шляпой?

— Ну… не знаю, — отвечаю я. — Мне вообще-то вся эта история с Матушкой Театром показалась довольно смехотворной. Пока я там стояла, чувствовала себя какой-то идиоткой.

— Ну что ты, Белла, нельзя так рассуждать! Ты же тогда не сможешь играть ни убийц, ни психопаток, ни любых других неприятных персонажей. Представь себе, от скольких ролей тебе придется отказаться! Офелия! Леди Макбет!

(Ага, тоже мне сравнила, хиппушка чертова — играть Шекспира в Драматическом театре или мотаться по школам с детской постановкой, нахлобучив здоровенный домину из папье-маше!)

Когда мы выходим из кафе, начинает валить мокрый снег, так что мы чуть ли не бегом мчимся обратно к театру «Сёдер». Еще издалека мы видим, что на двери висит приклеенное скотчем объявление: