Кадер Абдола - Ворон Страница 5

7. Американцы

Я был свидетелем разных направлений американской политики, но до сих пор так и не смог понять американцев. На протяжении двадцати пяти лет они использовали шаха, чтобы, словно полицейские, следить за Персидским заливом, но чего они добились? Тоталитарного теократического режима.

В 2001-м американцы вошли в Афганистан, затем они со своими танками вторглись в Ирак. Но чего они достигли этим?

Из-за американской политики миллионы людей стали беженцами, и многие из них нашли пристанище в Европе.

Некоторое время назад ко мне в магазин заходил один турок, мой клиент. Он торгует недвижимостью, и у него под мышкой были зажаты большие свертки со строительными чертежами.

— Вы занимаетесь новым зданием? — спросил я, снедаемый любопытством.

— Мы строим мечеть. Количество мусульман в Амстердаме увеличилось, и потребовался более просторный молельный зал.

Позднее я пошел посмотреть на то место, где собирались возвести самую большую мечеть в Европе. Там как раз забивали сваи. Мой турецкий знакомый увидел меня и предложил мне сигарету.

— Это здание будет дорого стоить, потребуется несколько миллионов, чтобы его построить. Откуда возьмутся все эти деньги? — спросил я его.

— Это мечеть, Аллах позаботится об этом, — сказал он с улыбкой.

Я покачал головой.

— Невероятно, мавры, то есть марокканские берберы, несколько веков пребывали в печали, ожидая исполнения своей мечты. Они построили Мескиту в Кордове, несомненно самую красивую мечеть в мире, но им не удалось завоевать оставшуюся часть Европы. Они были повержены. Теперь, десять веков спустя, сотни свай забиваются в центре Амстердама, чтобы осуществить мечту тех марокканских берберов.

Турок громко рассмеялся, поиграл со своими четками, привезенными из Мекки, и подмигнул мне.

— Как говорят голландцы, мечты обманчивы, не так ли?

Я никому не рассказывал о своей книге, но не смог противостоять желанию поделиться этим с дядей Джалелем. Он в то время уже работал на улице Лалезар в киностудии, где снимали документальные фильмы. Улица Лалезар в то время была чем-то вроде Голливуда в миниатюре.

Завидев меня, он вышел из-за монтажного стола, и мы обнялись:

— Наш бунтарь принес какие-то важные новости, раз зашел ко мне без предупреждения. Рассказывай!

Я протянул ему книгу. Он сразу понял, что написал ее я. Он погладил обложку, раскрыл книгу, пролистал ее, прочел несколько абзацев, посмотрел мне в глаза, поцеловал меня в лоб и сказал:

— Я слышал о ней. Я ждал появления твоей книги, но это не она.

— Почему нет? — спросил я, разочарованный.

— Забудь Маркса, Ленина, Че Гевару, Кастро и остальных. Напиши собственную историю, ты ярко и драматично описал жизнь, но это не искусство. Как писатель ты не присутствуешь в книге. Повествование ведешь не ты, а Че Гевара.

Я был почти сломлен тем, что дядя Джалель раскритиковал меня, и все же я чувствовал себя счастливым, когда вышел на улицу и пошел по направлению к площади Тупхане.

В то время Тегеран бурлил от новостей. Мне поручили написать статью для нашей газеты, и я искал подходящий сюжет.

У американского посольства постоянно проходили митинги. В тот день народу собралось больше, чем обычно. Ежедневно там можно было увидеть флаги и транспаранты, что само по себе не являлось интересным новостным поводом.

Я увидел группу студентов на противоположной стороне улицы. С ними был молодой имам в черной чалме. Где же я его видел раньше? Я не знал, что они задумали, но странная тишина, окружавшая этих людей, молодой имам и непривычно безропотное повиновение ему студентов заинтриговали меня. Они остановились на тротуаре напротив посольства. Казалось, будто они смотрят на митингующих или любуются высокими воротами, железной оградой и большим американским флагом.

Ворота посольства были закрыты, а вокруг здания патрулировали вооруженные бойцы из Корпуса Стражей Исламской революции.

Этот молодой имам! Я несколько раз видел его по телевизору рядом с аятоллой Хомейни.

Имам прокричал: «Аллаху акбар! Аллаху акбар!» — и кинулся на большие ворота посольства. Студенты последовали за ним. Группа перелезла через металлическую решетку и спрыгнула в сад.

Я почуял запах новостей и тоже перелез через решетку.

Под крики «Аллаху акбар! Аллаху акбар!» имам побежал к большому зданию, стоявшему посередине сада. Американцы не рассчитывали на такую молниеносную акцию. Группа протаранила дверь здания и ворвалась внутрь. Американцы искали спасения на верхних этажах, за ними по пятам гнались имам со студентами. Американцы вбежали в зал для собраний и закрыли дверь изнутри. С помощью длинного стола студенты высадили дверь зала. Имам вытащил пистолет и прокричал по-английски: «Все на землю, руки на затылок».

Женщины вопили, но, так же как и мужчины, легли на пол и сделали то, что им приказали.

Я вдруг осознал, что присутствую в историческом месте и являюсь свидетелем исторического момента. Эта акция могла положить начало войне и повлечь серьезные последствия для многих людей.

Я понял, что, находясь там, поставил под угрозу собственную жизнь. Имам без колебания пристрелил бы меня, увидев меня за дверью.

Я еще мог незаметно выбраться оттуда и уйти, но как журналист не мог себе этого позволить.

Спустя некоторое время все американцы с завязанными глазами и со связанными за спиной руками были выведены из зала.

Имам шел впереди. Каждый студент вел заложника, чтобы тот не упал с лестницы.

Вдруг имам посмотрел на меня.

— Кто ты? — крикнул он.

Я попытался убежать, но три студента побежали за мной, и я, оступившись у двери, упал. Меня пнули в живот и подняли за волосы. Имам несколько раз дал мне кулаком в лицо и, схватив за шиворот, потащил к воротам посольства. Неожиданно он ударил меня пистолетом по затылку и толкнул к Стражам Исламской революции.

Из-за сильного удара у меня потемнело в глазах и подкосились ноги, а моя книга, которая была заткнута у меня за поясом, выпала на землю.

— Он один из левых сволочей, арестуйте его! — крикнул имам.

У меня не было шанса что-либо сказать, солдаты били меня, куда попало. Я думал, что мне пришел конец, пока одна девушка не растолкала бойцов. Она встала между ними и мной и прокричала:

— Хватит, вы его убьете! Смотрите! Они выходят. Американцев длинной вереницей выводили на улицу, где их уже ждали несколько военных джипов.

Моя книга все еще лежала на земле. Некоторые американцы с завязанными глазами наступали на нее, другие проходили мимо.

— Ты со мной? — спросила девушка, помогая мне встать. Мы незаметно смешались с толпой.

Тысячи людей, собравшихся перед посольством, скандировали: «Аллаху акбар! Аллаху акбар!»

Американцев увезли.

Имам исчез.

Студенты тоже.

Моя книга тоже исчезла.

Но девушка осталась. Она была красавицей и жила в Тегеране.

Женщина, с которой я живу на канале Лаурирграхт в доме 37, — это та самая девушка, спасшая меня у посольства. У нас есть дочь, она изучает нидерландскую литературу в Амстердаме.

8. Война

В моей душе нет места для ненависти и вражды. Единственное чувство, которое я не способен побороть, — это зависть. Я желаю каждому большой дом, дорогую машину, полные карманы денег и золота. Но я умираю от зависти, когда, например, читаю стихотворение «Скорбь» Геррита Ахтерберга:

Скорбь, я не дамЗвезде — светить,Глазам — смотреть и видеть,Вселенной — в равновесье быть,Танату — счет всем предъявлять,Что нас с ней разлучил.

Антология его стихов «Проезжая последний город» лежит в ящике под моим прилавком. Его стихотворения недлинные, я могу читать их между делом у себя в магазине.

Хотя я не питаю ненависти, но есть глубоко укоренившиеся чувства, которые присутствуют сызмальства и обусловлены родным языком, литературой и обычаями.

У нас, персов, испокон веков были проблемы с арабами. Мне стыдно об этом писать, но это исторический факт. Лично мне нравится арабский язык, арабская литература, арабские женщины и свежие арабские финики. Я даже знаю наизусть многие суры Корана. Но с тех пор как магометане четырнадцать веков назад вторглись на территорию Персидской империи, сожгли наши дворцы, бросили наши сочинения в реки, объявили вне закона наш язык, упразднили дарованную нам Заратустрой религию и уничтожили наши древние храмы огня, чтобы заменить их на мечети, персы испытывают ненависть к арабам.

Здесь, в Амстердаме, среди моих постоянных клиентов есть три арабки — сунитки родом из Ирака. Они носят хиджаб, это красивые женщины с красивыми, большими, карими глазами. Каждая из них — будто новое воплощение Шахерезады из «Тысячи и одной ночи».