Сухбат Афлатуни - Год Барана. Макамы Страница 5

Они сказали: «Если дочь будет гражданкой России, муж не пойдет в армию». Он даже до этого стал со мною добрее. Спросил за день до этого: «Может, тебе нужны теплые вещи?»

После нотариуса — в Коломенское, там тоже дождь. Она шла и думала, что теперь ее дочь — гражданка этой страны, где дождь и постоянно холодно, но это ничего. Муж был доволен, зонт над ней раскрыл. Правда, так держал, что она была наполовину мокрой, но это ничего. Жизнь в Москве нравилась, только домой хотелось, к людям.

Потом она стала слышать разные вещи. Муж говорил: «Все, моя дочь будет проживать вместе со мной, здесь много религиозных школ, я отдам ее в такую школу, и все, все». Муж стоял в спортивном костюме и говорил. За его спиной сидела свекровь. На балконе курил свекор.

«У меня скоро заканчивается декретный отпуск, — сказала Принцесса. — Если вы не хотите, чтобы я оставалась, отпустите нас с Хабибой».

«Ты сама не хочешь оставаться», — сказала свекровь.

«Не шумите!» — произнес свекор с балкона.

«Я же подписала все, что вы сказали».

«А сколько ты у нас крови выпила, прежде чем подписала? — спросила свекровь. — Я тебя как дочку любила, а ты сколько не подписывала?»

«Пояс болит…» — сказала Принцесса.

«Я спрашивал у друзей, они говорят, что такие пояса можно сделать на заказ, но это дорого, — сказал Тахир. — Тебе лучше просто похудеть».

«Я знаю одно средство для похудания, — сказала свекровь. — Записывай…»

Ей предложили согласиться на фиктивный развод.

«Я хочу уехать». — Принцесса поднялась и дошла до туалета. Достала мобильный, отправила эсэмэску отцу. Подняла халат, провела рукой по поясу. Хабиба, они спят вместе, думает, что так у всех, что так и у нее потом такой пояс будет. Может, она права.

Ее поставили торговать специями. У кого-то из друзей мужа возникли проблемы с регистрацией, нужно было подменить. Она не хотела, но ей сказали: «Немного постоишь, ничего страшного». Все документы, и ее, и Хабибы, свекровь забрала, чтобы глупостей не наделала. Мобильный у нее тоже забрали. Каждый день она просила купить билет и отпустить их в тепло. Ей повторяли про развод. «Не шумите!» — кричал свекор. Из левого глаза свекрови текли слезы, но правый оставался сухим.

На рынке было холодно. Специи покупали мало. «Смотри, мама, тетя песочком торгует», — сказала какая-то девочка. Товар ей нравился, от него, особенно от тмина, зиры и черного перца пахло чем-то родным. Хотя от молотого черного перца жгло глаза. А плакать за прилавком было неудобно, надо было, наоборот, улыбаться. Но даже улыбаться было холодно, улыбка на губах замерзала. Рядом стояла азербайджанка Надя и говорила, что каждое утро она варит яйцо и кладет себе туда в шерстяные колготки, потому что простудишь органы, потом все. Принцесса сказала ей про свой пояс. «Слышала, — сказала Надя, — но сама не носила». Надя торговала соленой капустой и другими соленьями, про которые говорила: «Не люблю. Мокрые и холодные руки потом от них». Сказала Принцессе: «Пусть тебе муж купит пояс с утеплением, чтобы согревало». Подругами они так и не стали, у Нади был очень громкий голос.

А один раз был такой мороз, что Принцесса еле-еле дождалась сменщицу и пошла в другую сторону. Не в ту, какую надо. В той, другой стороне, был парк, черный и холодный. Она шла сквозь парк, с каждым шагом все больше замерзала. Ее тело превращалось во что-то постороннее, она подумала о Хабибе и поняла, что ничего, о Хабибе позаботятся. Потом подумала о своей первой любви из 8 «Б», ради которого целовала бумагу, и остановилась.

Перед ней стояла женщина, Принцесса в нее чуть не врезалась, так замерзла.

«Ну вот, — засмеялась женщина, — уезжали мы от них, уезжали, а теперь они к нам повалили, пройти нельзя. Ну, что стоишь? Асалям алейкум? Якшимисиз? Балалар якши?[2]»

Принцесса хотела ответить, но губы не смогли. Только кивнула и заплакала.

«Мам-дорогая, она ж вся синяя! Ну-ка давай ко мне, я тебя хоть чаем отогрею. Бечорашка какая! Да иди, что встала!»

Женщина оказалась родом из Ташкента. Принцесса помнила, что они поднимались по лестнице, в подъезде было тепло, а в квартире еще теплее. Женщина втолкнула ее, мороженную, в ванную, под горячий напор. Потом стала мазать водкой.

«Я сама вначале тут мерзла, — мазала ее женщина и растирала. — Мы ж, ташкентские, разбалованные, к теплу приучены, солнышко нам подавай. Тебя как зовут?»

Принцесса хотела сказать спасибо и уйти, но женщина стала наливать чай: «Угощайся конфетами. Кондитерские изделия здесь, конечно, на уровне».

Принцесса взяла конфету, полюбовалась оберткой. «Можно я дочке возьму?»

Потом разглядывала стены. На полках стояли банки с чем-то разноцветным.

«Это песок, — сказала женщина. — Крашеный песок».

И сняла с полки. Песок. Да. Только разноцветный. Один слой белый, другой синий.

«Увлеклась тут этим. Затягивает, и нервы. От нервов лечит. Что мне еще, пенсионерке».

«Вы на пенсии?».

«На пенсии… Это разве пенсия?! Не смешите меня!»

За окном дымил снег. «Молоко», — сказала о нем женщина вглядываясь. Подлила еще чая.

В узбекскую пиалушку, с хлопковой коробочкой.

«Да, оттуда везла. Эх, пенсия, пенсия… Там бы у меня еще меньше была, копейки. Но зато фрукты!.. Какие фрукты у нас, а? А здесь что? Вода».

«Это оттого, что здесь дождей много».

«И дождей, и воруют. Все импортное».

Принцесса вертела баночку с песком, разноцветные струйки песка перетекали друг в друга, розовый в синий, синий в белый.

«Нравится? Бери на память».

«Спасибо…»

«Держи-держи. У меня вон их сколько, солить можно. Слушай, ты ж на рынке стоишь? Может, дам несколько баночек на реализацию? Вон ту, например…»

Принцесса сказала, что должна посоветоваться об этом с мужем.

«С мужем?.. Ну, понятно. Нет так нет»

«Нет, я с удовольствием возьму…».

«Знаю я этих ваших мужей».

«Он компьютерами занимается»

«Да… И что же он тебя в такой мороз из дома погнал, компьютерщик?»

«Можно от вас позвонить?»

«На, звони…»

У Тахира было занятно. Наверное, с друзьями о своих делах разговаривает.

«Хорошие у вас кошки». — Положила мобильный.

«Это они сейчас хорошие. После стерилизации. А до этого такое вытворяли… Это Машка, а вот это Дашка».

Взяла на колени. Танька смотрела зелеными глазами.

«Странные имена, как у людей…» — сказала Принцесса.

«Да уж, как у людей… Дочерей у меня так звали».

«Они…»

«Живы, живы. И живы, и здоровы. А на мать — чихали с высокой колокольни».

Принцесса посмотрела в окно.

Небо темнело, вот одно окно зажглось. Еще одно. А в Ташкенте, наверное, уже ночь. Но тепло. А когда тепло, любое горе пережить можно.

«А это мой муж… Вон, портрет. Интеллигентный был человек, даже тараканов я сама давила, он не мог, видите ли!»

«А я думала, это женщина».

«Ну, он тут в этом, гриме самодеятельном…»

— Можно попросить…

Принцесса посмотрела сквозь огонь на Москвича.

Москвич поднялся:

— А что это мы здесь все сидим и рассказываем?! Может, нам чем-нибудь другим заняться? Может, лучше споем что-нибудь общее… Или анекдоты. А? Анекдоты?..

Остальные молчали. Принцесса куталась в куртку, как будто все еще находилась в московской зиме. Водитель дремал.

Тельман допил из своей баклажки, бросил в огонь.

— Зря сожгли, — сказал Москвич, наблюдая, как пластик съеживается в огне. — Бросили бы так.

Тельман мотнул головой:

— Так нельзя.

Посмотрел на часы. Потом на Москвича:

— Если вам неинтересно, можете не слушать. Нам интересно.

— Кому это нам?

Посмотрел на дремлющего водителя.

Водитель приоткрыл глаза и кивнул Принцессе:

— Продолжай, дочка…

И, кашлянув, — дымом потянуло в его сторону, — повторил:

— Продолжай.

Москвич открыл рот, но вдруг резко схватил себя за нижнюю челюсть и замычал. Повалился в бок, мотая головой.

— Что случилось? — спросила Принцесса.

— Зубы, наверное, — ответил Тельман. — У меня таблетка есть. Только запить нечем. Москвич мычал согнувшись. Приподнялся.

— Вам легче? Дайте отряхну… — Принцесса стала отряхивать пиджак от песка.

— У меня есть таблетка.

— Спасибо… — Москвич мотал головой. — Это была моя мать.

— Что?

— Та женщина с кошками. Давайте лучше пропустим эту часть, хорошо? Или — хотите я вам расскажу свою, чтобы было понятно, почему… В общем, вот…

…лето, она на работу опаздывала, там строго, дождь, ливень, пришлось тормознуть, тормознула себе на голову, «Москвич» обдал грязью, водитель с кудрями извинился, она плюх на переднее, под язык валидол, сосала по утрам, чтобы не тратить время на щетку и пасту, скорей поехали, нервничает, задумалась. А водитель одной рукой рулит, другой — из брюк вынимает драгоценность свою, она пока не замечает, хотя это у него заболевание, но она про него не слышала, тогда про такое не печатали, только в медицинских книгах, она не медик, чертежница на объекте, когда ей еще медицинские книги, хотя чувствует сбоку что-то не то. Увидела, испугалась, закричала, чтобы остановил, сволочь. А он голосочком своим: по-оздно… Тут она всем маникюром на него, царапает, бьет. Он на тормоз, машина вбок, она на него, куча мала. Он стонет: вы мне его сломали! Она: «так тебе и надо», сама плачет, заляпанная этим, еще трусы утром забыла надеть, торопилась, там больше всего, главное, и заляпалась. Вылетела из машины, хорошо Объект рядом, платить не стала, номера запомнила. А он за ней, сигналит, а ей — главное не опоздать, выгонят с волчьим билетом, прощай, общежитие, и назад в деревню к матери и свиньям. А он би-бип! Ладно, не буду в милицию, живи, сволочь, только б не опоздать!