Рассел Хобан - Кляйнцайт Страница 5

Позднее, уже не в своем сестринском облачении, а в обтягивающем брючном костюме, она пришла в палату. Охи, вздохи, страстные взгляды. Кляйнцайт был уже в своей постели в самом дальнем ряду у окна, уставив глаза на нее через всю длину палаты и проникая взглядом сквозь ее одежду, как и в первый раз. Доктор Налив, в сопровождении двух сиделок, дневной сестры и молодых дежурных врачей Плешки, Наскреба и Кришны, как раз заканчивал свой обход у последней койки, на которой лежал больной полумраком.

— Ну, мистер Нокс, — сказал доктор Налив, — сегодня вы выглядите гораздо ярче, чем совсем еще недавно.

Нокс вежливо улыбнулся.

— Думаю, мне лучше, — произнес он.

— О да, — подтвердил доктор Налив, — думаю, так оно и есть. Ваше внутреннее сгорание сейчас куда более регулярно. Мы подержим вас на той же дозировке «пыла» и последим за вашим состоянием.

Группа переместилась в кабинет Медсестры, она вошла последней.

— У него в анамнезе частичное затмение, вот у этого, — сказал доктор Налив. — Нам, возможно, понадобится еще одна рефракция.

Плешка, Наскреб и Кришна пометили это для себя.

— А как быть с Кляйнцайтом? — спросила Медсестра. — С тем, у которого гипотенуза.

— Какая преданность своему делу! — вместо ответа восхитился доктор Налив. — Даже в свой выходной день она не выбрасывает работу из головы.

— Как быть с ним? — повторила Медсестра. — Кляйнцайт. Гипотенуза.

— Ну, вы же видите, какая у него полярность, — сказал доктор Налив. — Может обернуться чем угодно.

— Обернуться вниз? — спросил Плешка.

— Или вверх? — спросил Наскреб.

— На восток? — спросил Кришна.

— Или на запад? — спросила Медсестра.

— Разумеется, — сказал доктор Налив. — И имейте в виду, что при подобной гипотенузе, как правило, возникают проблемы и с асимптотами. Мы вовсе не хотим, чтобы он потерял свою ось, и в то же время мы обязаны следить за его тональностью. Прогоним‑ка его через тесты Баха–Евклида, посмотрим на результат.

Медсестра подошла к койке Кляйнцайта у окна.

— Доброе утро, — произнесла она.

— Доброе утро, — сказал Кляйнцайт. Они одновременно взглянули на койку Легковоспламеняющегося. Сейчас на ней спал какой‑то толстяк. Хроническое незаполнение объема. Монитора при нем не было.

Ну? — сказало ее лицо.

Кляйнцайт указал на глокеншпиль под койкой.

— Скрипичка, — сказал он. — Все на складе.

Медсестра раскрыла футляр, осторожно дотронулась пальцами до серебряных нот.

Соберись, сказал глокеншпиль.

Для чего? — спросила Медсестра.

Соберись, сказал глокеншпиль.

Медсестра захлопнула футляр, села в кресло, кинула взгляд на Кляйнцайта, улыбнулась, покивала, ничего не говоря.

Кляйнцайт улыбнулся в ответ, тоже, ничего не говоря, покивал.

Два пути

Да тут сплошные красотки работают, подумал Кляйнцайт, снимая пижаму и надевая халат, легко завязывающийся сзади. И такие цветущие. Каждая словно старается сдержать своей тугой кожей рвущуюся изнутри энергию. Какие румяные щеки! Комната в противоположность была мрачна, одни холодные неуютные поверхности да тяжелое оборудование.

— Ну так, — произнесла Юнона из рентгеновского кабинета. — Мы возьмем у вас анализ Баха–Евклида. Обычно мы делаем это двумя путями.

— В смысле… — начал было Кляйнцайт.

— В смысле через глотку и через зад, — отрезала миловидная прислужница проницательного аппарата. — Выпейте это. Вот так, до дна.

Кляйнцайт выпил, передернулся.

— Теперь лягте на бок сюда, на стол, и разведите руками ягодицы.

Кляйнцайт сжался, развел руками ягодицы, ему была вставлена клизма, и его переполнило до краев. Смена роли, подумалось Кляйнцайту. Прямо извращение. У него возникло нарастающее чувство, что он вот–вот лопнет.

— Оставайтесь на боку. Глубокий вдох. Не дышите, — приказала Юнона. Бум. Щелк.

— Я вам сейчас, кажется, весь стол обделаю, — сказал Кляйнцайт.

— Нет еще, — сказала Юнона. Бум. Щелк. — Туалет здесь, недалеко. Осталось недолго. — Бум. Щелк. — Отлично. Облегчитесь, потом возвращайтесь обратно.

Кляйнцайт извергся в туалете, возвратился тенью самого себя.

— Станьте здесь, — приказала Юнона. — Локти назад, глубокий вдох. — Бум. Щелк. — Теперь боком. — Бум. Щелк. — Все. Спасибо, мистер Кляйнцайт.

— С удовольствием, — сказал Кляйнцайт. И вот так это должно было закончиться? — подумал он. После такой близости!

Вконец изнуренный, он добрался до своей постели и погрузился в сон. Во сне к нему явился рыжебородый человек из Подземки.

А ничего тут у тебя местечко, произнес он в голове Кляйнцайта.

Я вас не знаю, сказал Кляйнцайт.

Ты кончай тут со мной придуриваться, приятель, сказал Рыжебородый. Он вытащил из своей сумки лист желтой бумаги, что‑то на нем написал, протянул Кляйнцайту. Кляйнцайт взял бумагу, увидел, что она чиста с обеих сторон.

Собрался? — спросил Рыжебородый.

На что собрался? — спросил Кляйнцайт и проснулся с бьющимся сердцем.

Не совсем то

Шесть утра, и Госпиталю надоело спать. Пить чай, приказал он. Пациенты вздыхали, бранились, стонали, открывали и закрывали глаза, откладывали свои кислородные маски, пили чай.

Толстяк на соседней койке сел, улыбнулся, приветственно кивнул поверх своей чашки. Вытащил из тумбочки четыре фруктовых булочки, разрезал их пополам, намазал маслом, четыре половинки намазал мармеладом, а еще четыре — смородиновым вареньем, выстроил их в каре и сосредоточенно их съел, вздыхая и покачивая головой.

— Интересный случай, — произнес он, кончив.

— Кто? — спросил Кляйнцайт.

— Я, — сказал толстяк. Он скромно улыбнулся, владелец собственной персоны. Позади него на койку села тень Легковоспламеняющегося, покачала головой, ничего не сказала. — Я никогда не наедаюсь, — сказал толстяк. — Хроническое незаполнение объема. Медицинская наука ничего не может поделать. Пособия мне едва хватает. Поэтому я подал на грант.

— Чей? — спросил Кляйнцайт.

— Совета по искусству, — ответил толстяк. — На метафорических основаниях. Условия человеческого существования.

— Условия существования толстяков, — сказал Кляйнцайт. Он не хотел этого говорить. Его спровоцировали фруктовые булочки.

— Наглец, — сказал толстяк. — Где ваши друзья и родственники?

— Что вы имеете в виду? — спросил Кляйнцайт.

— То, что сказал, — ответил толстяк. — За то время, пока я здесь, ко всем посетители приходили уже три раза. Всех, кроме вас, кто‑то либо посетил, либо добросовестно презрел. Вы видели, что старого Григгса регулярно не посещают три его дочери, два сына и пятнадцать, а то и все двадцать внучат. Вы видели, что меня регулярно посещает моя жена, мой сын, моя дочь, двое моих кузин и друг. Что вы на это скажете?

— Ничего, — ответил Кляйнцайт.

— Нехорошо, — сказал толстяк. — Я так не играю. Заметьте, я не из тех, кто думает, что иностранная угроза затаилась под каждым кустом. Ничего подобного. Мне безразлично, атеист ли вы или коммунист или какой‑нибудь там цветной. Но я, знаете ли, любопытен. Чем больше я вынюхиваю, тем больше мне хочется вынюхать. Я просто–напросто никогда не насыщаюсь. Вас не посещают, но вас и не игнорируют. В вас что‑то не совсем то, нечто, что не соответствует условиям регулярного человеческого существования, если вы следите за моей мыслью.

— Условиям регулярного существования толстяков, — заметил Кляйнцайт. И опять он не хотел этого произносить.

— Нехорошо, — сказал толстяк. Он вытащил три булочки с сосиской и расправился с ними судебным порядком. — Нет–нет, — проговорил он, при этом из его рта вылетели крошки. — Я явно сильнее вас, а вы просто уклоняетесь. Какие‑нибудь воспоминания детства?

— А что? — спросил Кляйнцайт.

— Припомните одно.

И Кляйнцайт не смог. Все, что он помнил, была только боль от А до В, увольнение, доктор Налив, госпиталь. Больше ничего. Он побледнел.

— Вот видите, — сказал толстяк. — Вы просто не выдерживаете допроса. Вы будто выдумываете все прямо сейчас, экспромтом. Ну да это ничего. Просто я оказался необыкновенно тонким наблюдателем. Никогда не насыщаюсь. Мы оставим это на пока, не так ли?

Кляйнцайт кивнул, сраженный. Он молча лег и, когда кто‑нибудь проходил мимо, отворачивал лицо.

Вновь он оставил госпиталь, направился в Подземку, встал на платформе, принялся читать надписи на стенах, плакаты. БЕЙ ЖИДОВСКОЕ ДЕРЬМО. Энджи и Тим. ЧЕЛСИ. Работа у меня смешная. ОДЕОН. УБОЙ ЕЩЕ НЕ КОНЧЕН. И всем не терпелось кончить вместе с ним! КЛАССИКА. КОНЕЦ ЕЩЕ НЕ УБОЕН. Когда он кончил, все разбежались! БЕЙ ЧЕРНОМАЗОЕ ДЕРЬМО. Работа у меня чудная. Местных пацанов дежурный притон Ройял Датч Хрясь. Цельные молочные шоколадки, классные телки, термоядерные, просто Стронций-91. Объятья красавицы Полли. Моя жена отказывается бить меня.