Нагиб Махфуз - Шахразада. Рассказы Страница 5

Абд ар-Рахман сразу догадался, что он имел в виду, сказав это, но сделал вид, будто не понял, и переспросил:

— Счастливый?

— Конечно. Тот, кто разговаривает с Самарой, должен чувствовать себя счастливым.

Абд ар-Рахман подумал: «Мой брат или отъявленный негодяй, или глупец и сам не понимает, что говорит. В действительности счастлив не тот, кто говорит с Самарой, а тот, при виде кого она краснеет и смущенно убегает, как это только что случилось. Этот юноша действительно счастливец. Неужели он этого не понимает? А может быть, смеется надо мной?» Абд ар-Рахман не хотел, чтобы брат заметил охватившее его волнение, и, желая переменить тему разговора, спросил:

— Как ты провел вчера вечер?

Анвар сел с ним рядом.

— В Каср аль-Айни[8] вчера произошло много волнующих событий, и я провел там большую часть вечера.

Абд ар-Рахман молча смотрел на брата и думал совсем о другом. Он любил Анвара, заботился о нем, как раньше заботился о других братьях. Но иногда у него на душе становилось тревожно. Временами он его даже ненавидел, особенно когда тот говорил о Самаре. Одно упоминание ее имени мучило и терзало Абд ар-Рахмана. Правда, достаточно ему было увидеть ее, как неприязнь к брату проходила. Он искренне любил Анвара, и его будущее, в которое Абд ар-Рахман вложил много забот и труда, рисовалось ему прекрасным. Но разве младший брат может понять, что происходит в душе старшего? Конечно, нет. Он даже представить себе не мог, что кто-то другой любит эту красивую девушку. Юноша целиком был занят самим собой.

— Я пришел к тебе посоветоваться по важному делу, — сказал Анвар.

Абд ар-Рахман ничем не выдал своих чувств и спокойно предложил:

— Садись.

— Сначала выслушай меня, — заговорил Анвар, продолжая стоять. — Я сейчас на распутье. Через месяц кончается моя врачебная практика в больнице. Мой преподаватель, доктор Браун, рекомендует меня на медицинский факультет.

Абд ар-Рахман сразу почувствовал облегчение и радостно воскликнул:

— Поздравляю! Поздравляю! Без сомнения, ты достоин этого.

Анвар стоял в нерешительности, ему, видимо, хотелось добавить еще что-то к тому, что он уже сказал. Наконец он смущенно произнес глухим голосом:

— Но… значит… Я хочу сказать… Если бы я уехал, то не один.

— Ничего не понимаю! — удивился Абд ар-Рахман, хотя понял многое или по крайней мере понял то, отчего в сердце его закралась тревога.

Анвар справился с волнением и продолжал:

— Я уеду с женой, если этого пожелает Аллах.

— Почему же так внезапно? Ведь раньше и разговора об этом не было. Правда?

— Не было.

— Так что же случилось?

— Я не хотел говорить об этом, пока не решилось дело с моим отъездом.

Абд ар-Рахман молчал. Наконец, поборов охватившее его волнение, он спросил:

— Ты уже сделал выбор? Кто же она?

— Самара, — кивнув в сторону дома соседей, произнес Анвар.

Абд ар-Рахман молча встретил это сообщение.

— Как твое мнение? — нетерпеливо спросил Анвар. — Она тебе не нравится?

— Выбор хорош, выбор хорош, — поспешно ответил Абд ар-Рахман.

— Благодарю тебя, брат. Прошу, помоги мне, пойдем завтра к ее отцу, надеюсь, он нам не откажет.

— Хорошо. Но почему ты так спешишь?

— Я не спешу, однако в моем распоряжении всего несколько месяцев. За это время я должен жениться и подготовиться к поездке в Англию, — и добавил, улыбнувшись: — Видишь ли, я собираюсь провести свой медовый месяц за границей, как все знатные люди.

Анвар попрощался и ушел.

Абд ар-Рахман провожал его взглядом, пока тот не скрылся за дверью. Он сидел и смотрел вдаль невидящими глазами. Сгустились сумерки, и все затихло. Наконец он встал, несколько раз обошел маленький садик и опять сел в кресло. Абд ар-Рахман вспомнил прошлое, перенесся на двадцать лет назад, к тому времени, когда будущее рисовалось ему таким прекрасным и таким непохожим на жестокую действительность, а сам он был веселым, жизнерадостным юношей, многого ожидавшим от жизни. Абд ар-Рахман был старшим в семье, и родители нарадоваться не могли на своего сына. В школе он выделялся среди своих сверстников, считался способным и прилежным учеником, ему прочили прекрасное будущее. Он ждал только случая, чтобы блеснуть своим талантом. Несомненно, этот случай представился бы, но, увы, он так и не дождался его: умер отец.

Отец умер, оставив несчастную вдову с четырьмя детьми, старшим из которых и был еще совсем юный Абд ар-Рахман. Семья должна была жить на четыре фунта пенсии! Так Абд ар-Рахману впервые пришлось столкнуться с жестокой действительностью. Все его мечты и надежды рассыпались в прах. Если раньше о семье заботился отец, то теперь кормильцем стал Абд ар-Рахман. Другого выхода для него не оставалось, но он тогда не сразу понял, что и всем его надеждам пришел конец.

Потянулись трудные, полные горечи дни, наполнявшие душу скорбью и отчаянием. Но он терпел. Ведь на его плечах лежала забота о братьях. Он думал не только о себе. Посвятив свою жизнь братьям и матери, он легче переносил свое отчаяние. Он обрел новое счастье — счастье трудиться во имя счастья других.

Он даже мысли не допускал о женитьбе, и все это ради близких. Он решил ждать, но братья оказались менее терпеливыми. Один из них окончил полицейскую школу, стал офицером и сразу женился. Его примеру последовал другой брат, едва получив диплом инженера, а Абд ар-Рахман так и остался холостяком.

А когда наконец ему понравилась девушка, которая могла бы озарить счастьем его жизнь…

Тут его размышления прервал голос матери.

— Абду, почему ты сидишь в темноте?

Абд ар-Рахман и не заметил, что уже совсем стемнело. Он тяжело поднялся и побрел к дому.

— Анвар говорил с тобой? — спросила мать.

— Да.

— Как ты находишь его выбор?

— Выбор хорош. Завтра я встречусь с нашим соседом и попрошу руки его дочери для Анвара.

— Вот уже все мои птенцы разлетелись из родного дома. Все. кроме тебя, — сказала она грустно.

Он промолчал.

Кто знает, может быть, обрушившееся на него несчастье еще не самое страшное. Да к тому же оно и не первое. Жизнь научила его одному — терпению, и он понял, что можно быть счастливым, посвятив свою жизнь другим.

Из сборника «Мир Аллаха» (1962)

Убийца

Пер. О. Фроловой

Что же делать?! С тех пор как его выпустили из тюрьмы, он нищенствовал: пиастр оттуда, пиастр отсюда, ни работы, ни надежды. В тюрьме сидел уже не первый раз и, кажется, не последний. Теперь он вычеркнут из жизни. Все, на кого он надеялся, отвернулись от него. К кому бы ни обращался, никто не давал работы. Даже торговцы гашишем не хотели ему доверять. Дни шли, а он опускался все ниже и ниже. Падая от усталости, бродил из одной кофейни в другую, надеясь возобновить старые знакомства, но напрасно — он был забыт везде: с ним никто не разговаривал, никто к нему не подходил. Лишь недовольные взгляды сверлили его.

Иногда сердце какого-нибудь молодого официанта смягчалось, и он тайком приносил ему несколько крошек гашиша. Тогда бедняга погружался в сладкие сновидения: ему грезились горы еды, реки вина, красивые женщины, перед его глазами проносились картины забытых волшебных сказок, которые он слушал в маленьких кафе под звуки ребаба[9] когда-то давным-давно, почти четверть века назад, а может быть, и больше.

Грязный и обросший, одетый лишь в рваную галабею, он ютился вместе с матерью в маленькой вонючей каморке в Хусейнии — одном из самых старых кварталов Каира. Его мать, слепая парализованная старуха, жившая милостыней, казалось, забыла о существовании сына. Да и сам он, возвращаясь поздно вечером домой, не обращал на нее внимания.

«Что делать? — без конца спрашивал он себя. — Куда пойти?» Прошлая его жизнь была бурной: он работал носильщиком, потом разносчиком гашиша, потом стал воровать. А сколько он дрался! Он и в тюрьму-то первый раз попал за драку. Сейчас ему сорок лет, но мускулы еще сильны, он мог бы своротить воз, а ему приходится побираться ради куска хлеба.

Третий раз он выходит из тюрьмы, но никогда раньше жизнь не обходилась с ним так жестоко, как теперь. И тайный голос в его отчаявшейся душе временами советовал ему вернуться в тюрьму и там доживать остаток дней. Пока он первый раз сидел в тюрьме, в благотворительной больнице умер его сын. Когда его посадили во второй раз, от него ушла жена, и теперь он не знал, где она и с кем. Да и можно ли осуждать ее за это? Мало найдется женщин, способных хранить верность человеку, который почти постоянно в тюрьме.

Где же то чудо, которое снова сделает из него человека? Неужели мир больше не нуждается в сильных мускулах? Неужели все кончено для него?!

Однажды, когда он бесцельно брел по улице, кто-то громко окликнул его: