Зое Дженни - Недожитая жизнь Страница 5

— Вон там у нас был дом, — ответил Кристиан через некоторое время и вытянутой рукой указал в направлении горизонта, — но мы, к сожалению, были вынуждены съехать оттуда. В квартиру, такую же маленькую, как эта. — Кристиан выстрелил в воздух окурком. — Во всяком случае, прежде чем покинуть Землю, мне хотелось бы взглянуть, стоит ли еще тот дом.

В проеме балконной двери появилась Сашина голова.

— Эй, мы двигаем дальше, — сообщил он, — прогуляемся к старому вокзалу надземки. Идете с нами?

Айсе взглянула на часы. Было половина одиннадцатого.

— Тебе уже пора уходить? — спросил Кристиан.

— Я с радостью пошла бы со всеми, — ответила она нерешительно, — но ничего не получится…

В эту секунду на балконе возник Зафир, огляделся и, не проронив ни слова, схватил Айсе за руку и увлек за собой в комнату.

— Собирайся, — прошипел он, — мы уходим!

Он быстро протащил Айсе мимо гостей, проводивших их удивленными взглядами, не дав ей ни с кем попрощаться, и вот они уже в лифте и пролетают восемнадцать этажей вниз. Айсе впилась ногтями в косточки большого пальца.

— Ты не можешь даже попрощаться по-человечески! — гневно заявила она. Ей было крайне неловко оттого, что Зафир увел ее с собой точно невольницу.

Зафир ничего не ответил. Но по его выступающей челюсти она увидела, что от бешенства он стиснул зубы. Не глядя друг на друга, они торопливо прошли к автостоянке. Каждый сам открыл дверцу машины со своей стороны, и Зафир рванул с места.

Айсе неподвижно уставилась в окно. Их общее молчание нагнеталось в пространстве, пока не зазвенело.

— Ты, видно, не знаешь, с кем ты разговоры разговаривала там, на балконе. Да это же один из тех, кто водится с Зиги. Враг. Я вообще не понимаю, как Сезен могла его пригласить!

— Кристиан в школе новенький, он никого не знает, — сказала Айсе.

Пока светофор не успел перемениться на красный, Зафир в последний момент на бешеной скорости проскочил перекресток. Машина позади них засигналила.

— Он знает Зиги, мне этого достаточно, чтобы понять, к какому лагерю он принадлежит! — крикнул ей Зафир.

В комнате царит мертвая тишина. Снаружи в окно врываются многочисленные огни автомобильных фар. Пучки света пересекаются и разрезают ночь на горизонте. Они сейчас находятся где-то там, а я вынуждена сидеть в своей комнате, точно в клетке. Как бы мне хотелось отправиться вместе с ними! Такое ощущение, будто этот дом покрыт саваном. Он не понравился мне сразу же. Несмотря на то, что он заметно просторнее нашего прежнего жилья и что отец восторженно называет его драгоценностью. Маленький павильон в саду только что покрасили; уже через несколько дней я увижу цветение магнолии, подобно часовому стоящей рядом с ним, и скоро мать вытащит на открытый воздух шезлонг и будет с довольным видом смотреть в небо, как будто оно тоже является неотъемлемой частью дома.

Яне забыла, как отец впервые провел нас по дому. Помещения были еще не отремонтированы, и мы смеялись над обшарпанными полами, отвратительными обоями в цветочек и ветхим павильоном, который прежние жильцы использовали как сарай.

«Мы здесь всё приведем в божеский вид», — объяснил отец. Две семьи, которые делили дом до сих пор — «коммунистическая уравниловка», как пренебрежительно бросил отец, — пожалуй, и впредь продолжали бы так ютиться, если бы после падения стены[4] прежние владельцы не получили свою собственность обратно и не продали дом.

Они не знают, каким он теперь стал красивым. И с какой гордостью, обняв мать за плечи, отец в первый вечер после нашего вселения водил ее по саду.

Но я предпочла бы, чтобы мы никогда сюда не переезжали. Даже уличные фонари светят здесь вполнакала, потому что это самый сонный уголок города, и выйди я сейчас за ворота, мне не встретится ни души.

Я представляю себе, как Кристиан вместе с другими подъезжает к затихшему депо. Оно расположено в заброшенной промышленной зоне, среди опустевших ангаров растет трава. Если б я была там, мы с Кристианом прыгали бы через ржавые рельсы, уводящие в темноту. Уже издали сквозь каменные стены доносятся быстрые и глухие удары басов. Продуваемый насквозь ангар из стекла и железа похож на доисторическое животное, от которого остался только скелет. Окна стеклянного купола потрескались, по железному каркасу ветер носит обрывки бумаги и пластиковые пакеты.

За Кристианом я вхожу в ангар. Вокруг темно. Вдали вырисовываются очертания большой сцены. Стробоскопы, свисающие с потолочных балок и вращающиеся вокруг собственной оси, мечут вспышки света в пространство, в котором на долю секунды проступают лица. Сбоку бар, полностью сооруженный изо льда. Гудят морозильные агрегаты. На десятиметровой буфетной стойке среди исполинских кадок с шампанским и букетов лилий громоздятся разложенные на льду устрицы и хвосты лангустов. Музыка настолько громкая, что нам приходится выкрикивать свой заказ. Я кладу руку на лед. Он дымится и капает. К утру весь бар растает. Женщина за стойкой скальпелем отламывает куски льда. Мы с Кристианом кормим друг друга мясом лангуста и провожаем взглядом изумительно красивую девушку в зеркальном платье, которая проходит мимо нас. Крошечные зеркальные овалы, звенящие при каждом шаге, точно ходячий калейдоскоп, отражают свет.

У противоположной стены установлен экран, на котором в ритме музыки самолеты ложатся на крыло, стремительно уходят в пике и сразу же круто взмывают ввысь.

«Я скоро вернусь. Побудь здесь», — говорю я Кристиану и исчезаю в толпе, потому что договорилась с Сезен.

На полу вокруг бара уже образовались лужи. Вдруг по толпе проносится крик ликования.

Все сгрудились у сцены, единственного островка света в темном зале.

Мы с Сезен рука об руку выходим на сцену. Сезен в длинном белом, усеянном серебристыми блестками платье, с большими ангельскими крыльями за спиной. Из высокой прически, обрамляя ее нежное бледное лицо, спускаются два длинных локона. На мне черный, отливающий металлом брючный костюм в обтяжку. Волосы строго зачесаны назад и заплетены в длинную косу. На голове у меня красуется пара красных рожек.

Кристиан стоит в первом ряду и неподвижно смотрит, как мы, переодетые чертом и ангелом, двигаемся мимо него. Внезапно он хватает меня за лодыжку. Я пытаюсь стряхнуть его руку, но он сжимает ее еще крепче, и я, раскинув руки, спиной падаю со сцены на него. Я чувствую за спиной пустоту, голова запрокидывается назад. Высоко над собой я вижу луну, которая светит через разбитый стеклянный купол. Я жду рук Кристиана, которые, наконец, должны подхватить меня, но там не оказывается ничего, что может меня удержать. Кристиана уже нет. Здесь вообще больше никого нет; внезапно вокруг меня воцаряется мертвая тишина, и я, словно в вакууме, продолжаю падать спиной в пустоту.

В воскресное утро Ата и Айсе чуть свет покинули дом. Свежий весенний ветер дохнул им в лицо, когда они вышли на улицу; над головой, словно отполированное, сияло голубое небо.

Кладбище находилось далеко за городом, на пригорке у леса. Они молча шли между берез, которые, едва слышно шелестя листочками, выстроились по обе стороны главной дорожки. Они миновали небольшой участок с детскими могилками. Одна из могил была совсем свежая. Венки и огромные букеты цветов к утру поблекли, а разноцветные ветряные колесики продолжали крутиться как ни в чем не бывало.

Айсе мимоходом читала возраст умерших.

— Восемь лет, — говорила она, — три года, семнадцать.

На одной могиле лежала поржавевшая игрушка, на другой — фотография ребенка в рамке, на третьей — рисунок, придавленный камешками. Внезапно Айсе остановилась. Ей вдруг пришло в голову, что она ни разу не навестила могилу девочки, которая прыгнула с крыши школы.

— Пойдем, — сказала Ата и, как ребенка, взяла Айсе за руку.

Могила ее мужа была в седьмом ряду. Летом там солнце припекало могилы и раскаляло камни.

Айсе неотступно преследовала мысль, что на кладбище неподалеку от их дома ей случалось видеть надгробные камни, на которых под именем скончавшегося супруга жена уже загодя выбивала и свое. После указания года рождения следовала черточка. Она никак не могла взять в толк, что имя еще живого человека можно прочитать на надгробной плите, и еще меньше понимала, как это человек может стоять перед такой плитой и видеть на ней собственное имя.

Айсе не знала Эркана, но благодаря фотографиям и рассказам Аты была хорошо осведомлена о нем, как будто он был ее дедом. Она пыталась представить, как он работал в киоске, торгуя чебуреками и шавермой, когда однажды, незадолго до конца рабочего дня, явилась группа подвыпивших молодых людей, которые, как рассказывали потом очевидцы, так его избили, что убежать он уже не смог.