Евгений Степанов - Застой. Перестройка. Отстой Страница 5

Мы вернулись в класс с шалуном. Больше у меня к нему замечаний не было.

…Мы приехали на выходные в райцентр, к теще, заночевали у нее.

…Спали с Наташей тихо и безмятежно.

Вдруг послышался стук в дверь. Я вскочил с постели и побежал в прихожую. “Кто там?” – крикнул я дрожащим голосом. Молчание. “Кто там?” – повторил я. “Открой!” – наконец ответил четкий и скрипучий старушечий голос. Как бы загипнотизированный уверенным тоном, я открыл дверь, но, увидев страшную, сгорбленную, со впадинообразными глазами старуху, тут же захлопнул. Я испугался.

– Это, наверное, нищая, – подумал я.

Я вернулся в спальню и сказал Наташе: “Иди подай нищенке копеек двадцать”. Наташа не хотела расставаться с теплой кроваткой. Она хотела спать. В это время стук повторился. Удары стали еще более сильными. Затем старуха начала скрестись в дверь.

Я хотел было подняться и опять побежать в коридор, но не смог. Страх как бы парализовал тело, и я несколько минут лежал не в силах шелохнуться.

А старуха стучала и скреблась. Я собрался с духом и побежал к двери. Там я закричал: “Что вам нужно?! Уходите! Или я позвоню в милицию!”.

Бабка продолжала свое занятие. Затем она проговорила своим скрипучим голосом: “Открой! У меня там вещи: платье, платок – все, что осталось. И не спала я всю ночь, замерзла”.

– Странная бабка. Не наводчица ли? – потихоньку приходя в себя, подумал я. И позвонил в милицию. Блюститель порядка явно был не расположен к ночной беседе. Он сказал, что не станет разбираться из-за какой-то старухи, и бросил трубку.

А старуха стучала и стучала. Я опять позвонил в милицию и откровенно признался, что мне страшно. Милиционер прорычал в ответ, что сейчас придет и заберет не бабку, а меня самого.

– За что же меня?

– Чтоб спать не мешал! – невозмутимо отрезал страж порядка и опять положил трубку.

За стеной на лестничной площадке тем временем послышался разговор. Это сосед дядя Боря вышел на шум и, закурив, заговорил с бабкой.

– Что вы стучитесь, бабуля?

– Я за вещами своими!

– А-а, понятно.

– Холодно, – сказала бабка, съеживаясь от мороза, и явно просясь в дом переночевать.

– Холодно, – бойко и по-английски невозмутимо ответил дядя Боря. В его ответе был отчетливо слышен категорический отказ пустить старушку переночевать.

– Холодно, – опять взмолилась бабка.

– Холодно, – парировал сосед спокойным тоном.

Диалог, состоящий из одного слова “холодно”, продолжался весьма долго.

А потом старушка куда-то исчезла. И в провинциальном советском подъезде стало тихо.

Утром мы опять поехали на работу в школу.

В автобусе Наташа, утонченная женщина, сказала:

– Хочется жить без потрясений, я очень устала от них, но как это сделать, когда любая встреча с кем бы то ни было – уже потрясение.

Я – мужчина не утонченный, но насколько моя жена права.

Через полгода преподавательской деятельности я также стал вести странный предмет под названием “Этика и психология семейной жизни”.

После второго занятия, на перемене, Рита Васильчикова, которая оказалась не только смышленой, но и весьма раскрепощенной девушкой, подошла ко мне и спросила:

– Евгений Викторович, когда встретимся на сеновале?

Я стал ее отчитывать. Она убежала.

…Занимаясь с пятиклассниками, я пытался развить их способности. Памятуя о директоре Павшинской средней школы Василии Ивановиче Сухомлинском, стал давать задания детям на вечерних занятиях писать сказки. Результаты превзошли все мои ожидания. Сказки оказались очень интересные. Паша Тайганов написал такую.

“Пошел мальчик Вову на речку, закинул невод и поймал щуку. Щука взмолилась: “Отпусти меня, добрый молодец, я выполню любое твое желание”. Мальчик Вова отпустил щуку, она уплыла, а желания никакого не выполнила. И мальчик Вова горько заплакал. Больше он никаким щукам не верил”.

Я отослал сказки Паши Тайганова в районную газету “Трудная новь”. Их там напечатали. Радости у детей было очень много! А Пашку все стали называть писателем.

Еще мы учились писать стихи, занимались необычными литературными играми – сочиняли палиндромы, заумные детские считалки.

Ребята оказались великолепными выдумщиками и очень талантливыми людьми.

Пашка Тайганов примерно через полгода, удивив меня не на шутку, стал писать весьма добротные стихи.

Однажды он принес мне в тетрадке такое сочинение.

Я мальчик, я во сне.

Калиточку закрою -

И я наедине

С деревьями, травою.

Державна тень ольхи,

Цвета люпинов броски.

Но я прочту стихи

Есенинской березке.

Изящна и светла,

Как подобает даме,

Она сюда пришла

Небесными шагами.

Прочту – она простит,

Пошелестит листвою,

Как будто сам пиит

Поговорит со мною.

Стихотворение было написано с грамматическими ошибками, но меня поразило, как строго соблюден размер, трехстопный ямб, какие он использует выверенные рифмы.

Я даже засомневался, сам ли он написал стихотворение.

Спросил его об этом.

– Сам, – ответил Пашка, – я очень люблю стихи сочинять. Это мое любимое занятие. С тех пор, как вы стали нам читать Есенина, я его очень полюбил.

– А почему ты пишешь, что березка пришла небесными шагами?

– А как же иначе?! Мы же ее не сажали. Она сама по себе выросла – так и выходит, что пришла по небу.

– А за что березка тебя должна простить?

– Да за все, мало ли я набедокурил, да вот еще и стихи пишу, мать говорит, что это не к добру, мол, пииты плохо кончают. Лучше быть трактористом, чем пиитом.

– Трактористом, конечно, тоже хорошо. Но некоторые поэты вон как здорово живут – по заграницам разъезжают.

– Я за границу не хочу, мне здесь, в Спасском, нравится.

…Еще я учил ребят писать палиндромы. Палиндромы – это тексты, которые читаются одинаково слева направо и справа налево.

Однажды Пашка Тайганов на “продленке” прочитал всем нам такой “шедевр” под названием “Футбол”, посвященный игре “Локомотива” и ЦСКА.

А лани финала

Тут тут

Тур крут

И рефери

Тут как тут

То – пот, топот

Жар аж

Да: ад

О Локо около

Золота, а то – лоз

Или – или

Во!!! Каков!

Удача, а чаду

Гор – грог

То – вот

Сережка Снегирев сочинил совершенно непонятный заумный палиндром, состоящий из одной строчки – атанатаатанатаатаната, а потом и вовсе непонятный – яиц или милиция!

Конечно, больше всего ребята любили народный перевертень “на в лоб, болван”. Употребляли его и по делу, и без дела.

Когда я начинал на них из-за этого ругаться, они искренне удивлялись: “Но это же палиндром, вы же сами нас учили!…”

Районный детский психиатр Юрий Нестерович Селезнев, когда я ему рассказал о своих занятиях с детьми игровыми формами литературы, немного насторожился.

Даже спросил:

– А правда, что Сухомлинский учил детей сказки писать?

– Так, во всяком случае, нам рассказывали в институте, – ответил я.

– А вот эти абракадабры тоже?

– Это не абракадабры, а палиндромы, – уточнил я. – И это моя личная инициатива.

– Понятно, – как-то пессимистично отреагировал психиатр.

А ребята сочиняли и сочиняли. Я даже про них стал заметки в районную газету писать, какие они у меня молодцы. Все время печатал их сказки и стихи.

…Прошло два года. За это время руководитель Районо Сергей Ашотович Григорян несколько раз предлагал мне стать директором школы в другом селе, но я отказывался. Я не чувствовал в себе административной жилки. Да и Наташа никуда уезжать не хотела – она хотела быть рядом с мамой, ездить регулярно в Кубиковск.

А тут меня вызвали в военкомат и сказали, что меня хотят забрать в армию, в Афганистан. Я сказал:

– Нет проблем. Я согласен.

Военком посмотрел на меня как-то хитро:

– А на вас поступил сигнал из психоневрологического диспансера, доктор Селезнев написал на вас “телегу”. Вы какие-то странные палинромы заставляете учеников писать… Может, вы свихнулись?

Я улыбнулся:

– Не палинромы, а палиндромы, это тексты, которые одинаково читаются слева направо и справа налево. И никого я не заставляю… Ребята сами их сочиняют, как ранее сочиняли многие известные поэты. Даже губернатор Тамбовской области Гавриил Романович Державин их писал. “Я иду с мечем судия” – это его палиндром.

– Ну то было еще при кровавом царизме, – ответил суровый военком. – Я вам все-таки советую лечь на обследование в областную психиатрическую больницу. Лучше бы вам провериться, а то вы все-таки детей учите. Да и мы в армию таких аник-воинов брать не хотим.

Я не возражал.

ГЛАВА 3. БОЛЬНИЦА

Я собрал свои нехитрые пожитки, простился с Наташей, Эммой Ивановной и поехал на рейсовом автобусе в областной центр, в “дурдом”, надеясь как можно быстрее закрыть эту печальную страницу своей биографии.