Иэн Макьюэн - Амстердам Страница 5

Тем временем один талантливый редактор за другим гибли в кровавых битвах с настырным советом директоров. Возвращение Вернона на родину совпало с внезапной перегруппировкой имущественных интересов. Сцена была усеяна конечностями и торсами укрощенных титанов. Джек Моуби, ставленник совета, оказался неспособен продвинуть почтенное издание к массовому потребителю. Оставался только Вернон.

Теперь он сидел за своим столом и неуверенно массировал череп. В последнее время он понял, что учится жить в небытии. Он не мог долго горевать об исчезновении чего-то такого – себя, – чего уж и вспомнить толком не мог. Все это тревожило – но уже не первый день. А вот сегодня появился физический симптом. Он затронул всю правую сторону головы – и череп и как-то даже мозг, – ощущение, для которого и слова не подберешь. А может, наоборот, исчезло какое-то ощущение, настолько привычное и постоянное, что он его прежде не замечал – вроде того, как шум становится слышным в тот миг, когда смолкнет. Он точно знал, когда это началось: вчера вечером, когда он встал из-за ужина. И утром не прошло, когда он проснулся: постоянное неопределенное ощущение – ни холода, ни сжатости, ни пустоты, а нечто среднее. Возможно, самое правильное слово – омертвение. Его правое полушарие умерло. Уже столько его знакомых умерло, что в нынешнем своем состоянии распыленности он мог рассматривать собственный конец как событие рядовое: суета похорон или кремации, вспухший рубец траура, постепенно опадающий: жизнь летит дальше. Возможно, он уже мертв. А может быть – и ему очень этого хотелось, – единственное, что требуется, – раза два стукнуть сбоку по голове молотком среднего размера. Он выдвинул ящик стола. Там лежала стальная линейка, наследство от Моуби, четвертого в череде редакторов, не сумевших справиться с падением тиража. Вернон Холлидей старался не оказаться пятым. Он занес линейку над правым ухом, но тут в открытую дверь постучали, вошла его секретарша Джин, и вместо удара пришлось линейкой задумчиво почесаться.

– Повестка дня. Двадцать минут. – Она дала ему верхний листок, а остальные, выходя, положила на стол для совещаний.

Он просмотрел списки. В международном Диббен писал о «Вашингтонском триумфе Гармони». Статья должна быть скептической или враждебной. Если правда триумф – загнать на четвертую полосу. Во внутренних новостях наконец-то материал научного редактора об антигравитационной машине Валлийского университета. Материал броский, и Вернон настаивал на нем, воображая штуковину, которая пристегивается к подметкам. Оказалось, аппарат весит четыре тонны, требует девяти миллионов вольт и не работает. Но статью дадут все равно – подвал на первой полосе. В том же разделе – «Фортепьянный квартет» – у пианистки родилась четверня. Его заместитель вместе с «Очерками» и всем внутренним отделом сопротивлялись этому, выдавая свою привередливость за здравый смысл. Четверня по нынешним временам – недостаточно, доказывали они, да и о матери никто не слышал; к тому же не красавица и не хочет говорить с прессой. Вернон настоял на своем. По официальным данным Реестра национальной тиражной службы, тираж в прошлом месяце уменьшился на семь тысяч по сравнению с позапрошлым. Время «Джаджа» шло к концу. Вернон еще раздумывал, дать ли статью о сиамских близнецах, сросшихся бедрами, – у одного слабое сердце, так что разделить их нельзя. Они получили должность в местной администрации. «Если мы хотим спасти газету, – твердил Вернон на утренних совещаниях, – вам всем придется пачкать руки». Все кивали, никто не соглашался. Что до мнения стариков, «грамматиков», то «Джадж» должен стоять – пусть даже насмерть – за интеллектуальную честность. Позиция их была безопасная, поскольку никого, кроме предшественников Вернона, из газеты никогда не увольняли.

Когда Джин помахала ему от двери, чтобы он поднял трубку, в кабинет уже входили редакторы отделов с заместителями. Звонок, очевидно, был важный – она губами складывала имя. Джордж Лейн, прочел он.

Вернон повернулся спиной к пришедшим и вспомнил, как избегал Лейна на похоронах.

– Джордж. Все было очень трогательно. Я как раз собирался…

– Да, да. Кое-что возникло. Вам стоит это посмотреть.

– Что именно?

– Фотографии.

– Можете их прислать?

– Исключено, Вернон. Очень, очень острое блюдо. Можете сейчас приехать?

Вернон презирал Джорджа Лейна не только из-за Молли. Лейн владел полутора процентами «Джаджа» и вложил деньги в реорганизацию, ознаменовавшуюся падением Джека Моуби и возвышением Вернона. Джордж думал, что Вернон у него в долгу. Кроме того, Джордж ничего не понимал в газетах – почему и решил, что редактор национального ежедневного издания может прокатиться до Холланд-Парк, через весь Лондон, в одиннадцать тридцать утра.

– Я сейчас несколько занят, – сказал Вернон.

– Я оказываю вам большую услугу. Ради такого «Ньюз оф де уорлд» пошла бы на убийство.

– Могу быть у вас после девяти вечера.

– Очень хорошо. До встречи, – раздраженно бросил Лейн и повесил трубку. Все места за столом совещаний, кроме одного, были уже заняты, и, когда Вернон опустился в кресло, разговоры смолкли. Он дотронулся до головы. Теперь, когда он снова был с людьми, за работой, внутреннее отсутствие уже не воспринималось как недуг. Перед ним лежала вчерашняя газета. Он спросил у тишины:

– Кто подписал передовицу по экологии?

– Пат Редпат.

– В этой газете «груз» не «довлеет» и никогда не будет «довлеть», особенно, черт возьми, в передовице. И «никто»… – для драматизма он выдержал паузу, делая вид, будто пробегает статью. – «Никто» обычно требует глагола в единственном числе. Эти две мысли мы можем усвоить?

Вернон почувствовал одобрение за столом. Грамматикам приятно такое услышать. Они предпочтут похоронить газету – но в чистом синтаксисе.

Покончив с популистскими жестами, он продолжал в быстром темпе. Одним из его немногих удачных нововведений – возможно, пока единственным – было то, что он сократил ежедневные совещания с сорока до пятнадцати минут, мягко установив несколько правил: не больше пяти минут на упражнения заднего ума – что сделано, то сделано; никаких шуток за столом и в особенности анекдотов; он их не рассказывает, и другие не будут. Он обратился к международным страницам.

– Выставка черепков в Анкаре? Это – новость? Восемьсот слов? Я просто не понимаю, Фрэнк.

Фрэнк Диббен, заместитель редактора международного отдела, объяснил, возможно, не без насмешки:

– Понимаете, Вернон, это подразумевает кардинальную смену парадигмы в наших воззрениях на влияние ранней Персидской империи на…

– Смены парадигмы в черепках – это не новости, Фрэнк. Тут осторожно вмешался сидевший рядом с Верноном заместитель главного редактора Грант Макдональд.

– Дело в том, что Джули не прислала материал из Рима. Пришлось заполнить…

– Опять? Что на этот раз?

– Гепатит С.

– А из «Ассошиэйтед пресс»?

– Наш был интереснее, – сказал Диббен.

– Ошибаетесь. Это совершенный мусор. Его не дала бы даже «Тайме литерари сапплемент».

Перешли к сегодняшнему номеру. Редакторы по очереди дали резюме своих материалов. Когда дошло до Фрэнка, он предложил в качестве передовицы свой материал о Гармони. Вернон выслушал его и ответил:

– Он в Вашингтоне, хотя должен быть в Брюсселе. Устраивает сделку с американцами за спиной у немцев. Сиюминутная выгода – с катастрофическими последствиями. Он был ужасным министром внутренних дел; как министр иностранных дел он еще хуже, а став премьером, к чему, похоже, дело и идет, он станет нашей погибелью.

– Все так, – согласился Фрэнк, за мирным тоном пряча ярость по поводу зарубленной статьи об Анкаре. – Все это вы изложили в своей передовице, Вернон. Но суть не в том, согласны ли мы со сделкой, а в том, важна ли она.

Вернон спрашивал себя, в силах ли он оставить Фрэнка в покое. Что он там – серьгу носит?

– Вот именно, Фрэнк, – сердечно произнес Вернон. – Мы в Европе. И американцы хотят, чтоб мы были в Европе. Особые отношения – достояние истории. Сделка не важна. Сообщение о ней пойдет на внутренних страницах. А Гармони между тем мы по-прежнему будем делать неприятно.

Они выслушали спортивного редактора, чей раздел Вернон недавно увеличил вдвое, за счет искусства и литературы. Настал черед Леттис О'Хары, заведующей отделом очерков.

– Я хочу знать: мы даем о детском доме в Уэльсе? Вернон сказал:

– Я видел список гостей. Много важных шишек. Суды нас разорят, если что-то будет не так.

На лице Леттис выразилось облегчение, и она перешла к организованному ею журналистскому расследованию медицинского скандала в Голландии.

– По-видимому, есть врачи, пользующиеся законами об эвтаназии для…

Вернон перебил ее:

– Сиамских близнецов надо будет дать в пятницу. Послышались стоны. Но кто возразит первым? Леттис: