Виктория Токарева - Мужская верность (сборник) Страница 5

Света отошла. Створки под гробом раздвинулись, пахнуло жаром.

Гроб стал медленно опускаться в адскую топку.

Деничка качнулся, как будто хотел упасть на гроб. Я инстинктивно схватила его за руку. Рука крупно дрожала. Казалось, Деничка был подключен к высокому напряжению. Это и было ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ. Я посмотрела в его лицо. На нем было такое горе, из которого не всплыть.

Я заразилась его горем и заплакала. Все стояли и плакали по Наде, по Деничке и по себе.

Когда я вернулась домой, муж уже спал. Я раздевалась в прихожей и слышала, как он ворочается. Скрип пружин был недовольным, как ворчание…

Муж повертелся, потом встал. Нарисовался в дверях.

– Надю похоронили, – объяснила я свой поздний приход.

Муж промолчал. Причина была уважительной.

– И чего? – спросил он.

– Мы думали, ее муж помрет от горя, а он все это время спал с медсестрой.

– Ну и что? – спокойно отреагировал муж. – Можно умирать от горя и спать с медсестрой. Одно другому не мешает.

– Мешает, – не согласилась я. – Взаимоисключает.

Я вспомнила два лица Денички. Одно – возле Карины, светящееся счастьем, другое – у гроба, под высоким напряжением горя. Деничка был подлинным тут и там. Одно другому действительно не мешало, как будто находилось на разных сторонах одной монеты. Денис действительно умирал от горя, но живой в могилу не полезешь, и он спал с медсестрой. Он так выживал. А еще ему нужен был человек, с которым можно было бы все озвучить и осмыслить. И все его преданное окружение заботилось, чтобы у Денички была физика и химия. Можно понять…

Понять можно, а принять нельзя.

– Тебе звонили, – сказал муж.

– Кто?

– Клиенты. Кто же еще…

Действительно. Кто же еще? Но ничего, я буду тщательно расследовать каждое дело и восстанавливать справедливость. А из многих маленьких справедливостей складывается одна большая.

Я скинула с себя всю одежду и отправилась в ванную. Встала под горячую струю. Вода омывала мое поднятое лицо, плечи, руки, стекала к ногам и уходила в маленькое отверстие, в черную дыру. Как в преисподнюю.

Я грохнулась в постель и заснула еще до того, как голова коснулась подушки. Мне не снилось ничего.

Я проснулась от запаха кофе. Муж варил кофе. Нездешний аромат плыл к моему лицу. Это был запах Бразилии, кофейных плантаций, испанского языка. У языка – тоже есть свой запах: английский пахнет туманами, финский – молоком, а испанский – кофе. «Из Ливерпульской гавани всегда по четвергам, суда уходят в плаванье к далеким берегам, плывут они в Бразилию, Бразилию, Бразилию, и я хочу в Бразилию к далеким берегам…» Как хорошо эту песню пел Деничка, высоковатым голосом, а Надя вторила низким, а Надька стучала ладонями по столу, а я танцевала – пластично, как кошка, а Ромео с гитарой в обнимку чесал струны в определенном ритме. Это был ритм молодости, надежд на счастье. Казалось, что счастье – вот оно, надо только дотянуться рукой… «Только Дон и Магдалина, только Дон и Магдалина, только Дон и Магдалина ходят по морю туда».

Банкетный зал

Посол Швеции заканчивал свой срок в России и устраивал прощальный прием. Я получила приглашение и решила пойти по двум причинам:

1. Мне были приятны посол и его жена, в них просматривалась гармония богатства и любви.

2. Посольство расположено в ста метрах от моего дома. Перейти дорогу – и ты в чужой стране.

В банкетном зале собрались журналисты, писатели, ученые, политики. Приглашают, как правило, одних и тех же. Выражаясь современным языком – своя тусовка. У западных людей тусовка – чинная, немножко скучная, но все же приятная от красивых интерьеров, изысканной еды, элегантных женщин. Я заметила, что богатство имеет свою энергию. Бедность не имеет энергии, и поэтому человек в бедности быстро устает. Истощается.

Я оказалась за одним столом с политиком Икс.

Любой политик хочет стать президентом, так же как солдат хочет стать генералом. А почему бы и нет? Господин Икс – молод, умен, честолюбив, агрессивен. В нем все нацелено, напряжено и плещет в одну сторону. В политику.

– Скажите, а как вы допустили в свои ряды господина Игрек? – спрашиваю я.

Я называю имя человека, набравшего на последних выборах большинство голосов. Честно сказать, я тогда впервые усомнилась в своем народе, сделавшем такой выбор. А где народный ум? Где народная мудрость, о которой твердили народники и большевики?

– Это вы допустили Игрек, – отвечает Икс.

– Я?!

– Вы. И такие, как вы. Интеллигенция.

Я делаю круглые глаза. Вернее, я ничего не делаю, они сами становятся круглыми.

– Вы не создали нормальной оппозиции президенту, – растолковывает Икс. – А там, где нет нормальной оппозиции, там возникает Игрек.

Я раздумываю. Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Интеллигенция действительно любила президента, но ведь «от любви беды не ждешь», как пел Окуджава.

– И все-таки Игрек не должно быть, – говорю я. – Его надо перевести на другую работу.

– На какую?

– В зависимости от того, что он умеет делать.

– Предположим, он уйдет. Но что изменится? Ведь дело не в нем… Представьте себе, что у вас потекла на кухне вода. Набралась полная мойка. А потом вода пошла через край. На пол. Понятно?

– Понятно.

– Так вот, убрать Игрек – это все равно, что вытирать воду на полу. А вода все равно прибывает. Значит, что надо делать?

– Завернуть кран, – говорю я.

– Правильно, – соглашается Икс. – Надо завернуть кран.

– А что есть кран? – спросила я.

В это время к Икс подошел единомышленник, что-то сказал на ухо. Они отошли. Мне показалось, они пошли сколачивать оппозицию президенту.

Но ведь оппозиция есть. Они орут в телевизоре. И, пользуясь выражением Юрия Карякина, у них «такие рожи». У них на рожах все написано. Чем такая оппозиция, лучше никакой.

Напротив меня сидит известный писатель. Ест. Его тарелка, вернее, содержимое тарелки, напоминает миниатюрный стог сена. Одно навалено на другое. И много. Рядом сидит посол иностранной державы. На его тарелке изящный натюрморт: веточка петрушки, звездочка морковки, в середине – листик мяса. Может, рыба. Но это отдельная тема.

– Послушай, – спросила я у писателя. – Что есть кран?

– Какой кран?

Я пересказала разговор с Икс. Писатель выслушал.

– А зачем это тебе? – спросил он. – Пишешь и пиши. Писатель должен писать, независимо от времени, от географии и всей этой ерунды.

– Это не ерунда, – сказала я. – Это наша жизнь.

– Нельзя долго болеть. Надо или умирать, или выздоравливать.

– Ты о чем? – не поняла я.

– Обо всем этом. Об Икс, Игрек и Зет. Пусть делают что хотят. Надоело.

Писатель посмотрел на меня глазами свежемороженой рыбы. Они не выражали ничего.

Я поднялась и вышла в сад. Из сада был виден мой дом. Но мой дом находился в России, а здесь я была за границей. В Швеции. Это ощущалось во всем, даже в зеленой травке под ногами. Она росла не кое-как, она была густо посеяна, потом подстрижена и напоминала зеленый ковер.

Ко мне приблизился Журналист с бокалом. Он работает по совместительству светским львом. Куда бы я ни пришла, везде он с бокалом и шейным платком вместо галстука.

– Хочешь, я сознаюсь тебе в одной тайне?

Я ждала.

– Ненавижу журналистов и жидов, – открыл он свою тайну.

– Но, по-моему, ты и первое, и второе, – удивилась я.

– Ничего подобного. Я крещеный.

– А что это меняет?

– Национальность – это язык, культура и воспитание. Мой язык и моя культура – русские. Значит, я русский человек. А химический состав крови у всех одинаковый.

Он был возбужден. От него пахло третьим днем запоя.

Я подумала: иудейский Вседержитель строг до аскетизма, ничего лишнего не позволяет. А православие разрешает грешить и каяться. Журналист активно грешит и кается в своих статьях. Он пишет о себе: я плохой, очень плохой, отвратительный. Но за этим просматривается: я хороший, я очень хороший. Я просто замечательный…

Я приготовилась спросить у него: что есть кран, и даже начала пересказывать свою беседу с Икс. Но в это время в конце зала появилась официантка с подносом. На подносе, играя всеми цветами, стояли напитки: золотистое виски, рубиновое куантро, чистая голубоватая водка. Журналист устремил свой взгляд на все это великолепие и пошел по направлению взгляда. Остальные темы его волновали много меньше.

Подошел известный Скульптор. Он был высокий, что немаловажно.

Так приятно разговаривать с мужчиной, глядя снизу вверх. Так надоело разговаривать на равных. Я – антифеминистка.

Скульптор стал рассказывать, что собирается создать памятник крупному полководцу.

– А какой он был? – спросила я.

– А вы не знаете?

– Знаю. Но мне интересно ваше видение.

– Русский мужик.

– А еще? – спросила я.

– А что может быть еще? – удивился Скульптор.

– Понятно… – сказала я.

– Что вам понятно? – Скульптор напрягся, как зонтик.