Михаил Елизаров - Мы вышли покурить на 17 лет… Страница 5

Так и было. Заноза грелся, взгляд его, беспокойный и непредсказуемый, как муха, кружил по витрине, взмывал, пикировал на щеку продавщице, туда, где родинка, похожая на нежно-рыжую шляпку опенка, оттуда на потолок и снова вниз, к золотой россыпи «трюфелей». И тут — раскрылась дверь и зашел Мозглявый в полукурточке и ботиночках.

— Не вспомнил? — честно удивился Заноза. — По телевизору ж виделись! Вчера!

Мозглявый натруженно улыбнулся. Он привык, что его последний год узнают на улицах, в магазинах. Слева направо осмотрел Занозу. Как будто мелком контур обвел. И потерял интерес.

Внутри Занозы дрогнула болезненная струна. Он понял, что не понравился Мозглявому. По одежке приняли — по манжетам шерстяным…

А Заноза нормально выглядел. Куртка, штаны, берцы. Все черное. Свитер зеленый с коричневым зигзагом. Аккуратно подстрижен. На левой руке — часы. Баба Вера всегда говорила, что у мужика должны быть часы. Роста Заноза был высокого. В принципе — широкоплечий. Только плечи как-то к низу тяготели, словно Занозу тащили из тесной трубы. Эти скошенные плечи Заноза пять лет в зале выпрямлял. И тренер обещал: работай и расправятся. Все равно не поднялись, лишь обросли какими-то горбатыми мышцами.

— Это ж ты? — радушно уличал Заноза Мозглявого.

— Я, — разоблаченный Мозглявый вильнул глазами, чтоб объехать раскинувшегося, как грузовик, Занозу. Не получилось.

— Кра-са-ва! — Заноза уже перегородил собой все пространство, потянулся, чтобы ласково потрепать Мозглявого за холку. Тот отступил на шажок, увернулся, точно малая собачка.

— Куросава, — вполголоса пошутил Мозглявый. Спохватился, что Заноза не поймет его образованной иронии, выдал вежливую заготовку: — Спасибо. Обычная роль в среднем сериале…

— Ты ж актер! — бурно возликовал Заноза. От избытка чувств шлепнул Мозглявого по щуплым плечикам с обеих сторон, словно взбивал подушку. — Я тебя сразу узнал!

Шлепнул и ощутил, как сотряслось хлипкое воробьиное нутро Мозглявого. А Заноза радовался разве что в четверть силы. Ну, может, чуть жестче, чем позволял этикет. Вообще Занозу несколько задело такое нарочитое неуважение. Деликатней нужно относиться к людям, которые тебя узнают и приятные слова говорят. Ясно, что Мозглявый, конечно, да — Мозглявый, актер и все такое. Но ведь и Заноза-то не хуй с горы. Это ведь тоже понимать нужно…

А Мозглявый решил попрощаться, улыбнулся так, типа «ну, бывай, пока», и с места заспешил.

— Дима! — представился Заноза. Подумал и добавил: — Заноза! Тебя как?..

— Андрей, — промямлил в сторону Мозглявый. Занозу царапнуло, что Мозглявый явно обошелся бы без рукопожатия. Просто Заноза первым протянул руку и не оставил Мозглявому шансов на хамство. Мозглявый, чтоб отделаться, сунул ладошку — штрык и сразу потащил обратно. А Заноза ладошку не пустил, прижал. Тоже чуть сильнее, чем следовало. Мозглявый поморщился, стал тащить на волю помятые пальчики. Маленькие они у него были, одинаковые, все пять — как мизинцы…

— Придавил? — фальшиво озаботился Заноза. Он знал, что хватка у него железная. — Извини, это из-за бублика моего резинового…

Заноза имел в виду кистевой эспандер. Тугой был. Заноза купил его в восьмом классе и поначалу всего десяток раз сжимал. А с годами кулаки вошли в силу. По очереди со жвачным коровьим упрямством часа по два кряду жевали эспандер…

— Я его по пять тысяч раз мну. Медитирую. Пальцы чувствительность теряют… Больно сделал? — Заноза повинился: — Не хотел…

Слукавил. Заноза чувствовал чужую боль, как свою. В том смысле, что каждой жилочкой понимал, что именно испытывает человек, когда Заноза пожатием крушит ему ладонь. И кулак у Занозы был чуткий, точно медицинский зонд. Если Заноза бил в плечо, то будто вживую видел, как на ушибленном месте расплывается синяк, набухает тягучей болью гематома…

— Ну, чё, — Заноза гостеприимным жестом похлопал себя по карману куртки, где лежала коньячная чекушка. — Давай за знакомство. Рижского бальзамчику. М-м?..

— Не пью, — сухо отказался Мозглявый.

— Даже рижский бальзам? — удивился Заноза. — Ну, я тогда не знаю… Ты не смотри, что бутылка такая, — спохватился он. — Это я специально перелил. Но там рижский бальзам.

— Совсем не пью спиртного, — пояснил Мозглявый.

— Да ладно… — не поверил Заноза. — Бальзам — во! — Он показал большой палец.

При всей внешней ладности в теле у Занозы имелся серьезный эстетический минус — большие пальцы на руках. Были некрасивые. В школе эти пальцы дразнили «сименсами», потому что они внешне напоминали те первые монохромные мобильники с мутными выпуклыми, как ногти, экранами — типа С35. Одноклассники пытались перекрестить Занозу в Мистера Сименса, но не прижилось прозвище. Во-первых, Заноза раньше всех виновных наказал. А во-вторых, не было в нем ничего от Мистера Сименса. Он всегда был Димой Занозой. Разве что баба Вера звала Димулькой. Но пальцев своих Заноза долго стыдился. И на бокс записался, потому что кулаки любил больше, чем разжатые пальцы.

С возрастом Заноза этот «сименсов комплекс» поборол. Правда, первую мобилу взял от «Моторолы», хоть «Сименс» был подешевле. А так, в быту, он часто свои пальцы обшучивал. Особенно когда с девушками знакомился. Оттопыривал большой палец и говорил: «Девушка, можно ваш номерок? Я записываю», — и вроде бы набивал его в палец, как в телефон, а кнопки голосом озвучивал — пим-пим-пи-пи-ри-пим. И сразу с большого пальца звонил — шутка такая…

— Я тут не каждому предлагаю бальзаму выпить! — Заноза позволил себе слегка обидеться. — Это же от души. От симпатии!

— Вы русский язык понимаете? Я не пью! — категорично повторил Мозглявый. Причем произнес таким тоном, что было понятно — спиртное Мозглявый очень даже пьет, но не с такими, как Заноза. И не «рижский бальзам»…

— Раз не пьешь, чё пришел? — тяжело, словно опуская бетонную плиту, спросил Заноза.

— Пойду, — куда-то мимо ответил Мозглявый. Развернулся и заспешил прочь.

— Как скажешь, — терпеливо согласился Заноза. — Пойдем на воздух…

И вышел вслед за Мозглявым.

Грохотом и бегущими огнями навалилась улица. Свистящий холодок чуть остудил обиду.

— Приятно встретить творческую личность! — проорал Заноза на ухо Мозглявому. — Ты вообще чем по жизни занимаешься?

— В кино… — неохотно отозвался Мозглявый, — снимаюсь!..

Заноза подождал, вдруг Мозглявый спросит о его, Занозиных, делах. Тот невежливо шагал и молчал.

— Я на гитаре играю! — перекрикивая ветер, доложил Заноза. Мозглявый никак не отреагировал на новость, что перед ним музыкант. Может, просто не поверил.

— Вчера играл долго! — сочинял Заноза. — Чувствую — не идет музыка! Так я с досады гитару взял и об пол разбил! Ба-бах, на хуй!.. — Заноза захохотал.

Он видел такую сцену в каком-то фильме. Ему и правда представлялось, что все гитаристы от творческих неурядиц ломают свои гитары. А в детстве, к примеру, Занозе казалось, что хоккеисты на льду нарочно падают, как в цирке клоуны…

— А куда идем? — спросил посвежевший от холода Заноза.

— На встречу!..

— Ну, пошли! Раз на встречу, то пошли. Составлю компанию!

Мозглявый скривился: — Там вход строю по пропускам!

— Куда ж ты, интересно, идешь, если там по пропускам? В тюрьму, что-ли? — Заноза померк. Мозглявый явно пытался от него отделаться…

— На телевидение! Съемка!..

— И долго?!

— Несколько часов!..

Заноза деловито глянул на часы — спасибо бабе Вере, приучила: — О’кей! Я подожду! Не вопрос!

— Не надо, — остановился Мозглявый. — Я потом в ресторан с друзьями иду!

— Ну и хорошо! — из последних сил увещевал Заноза. — Я ж не помешаю. Я наоборот…

— В очень дорогой ресторан! — жестко уточнил Мозглявый. Выразительно посмотрел на вылезшие манжеты Занозы.

— Так можно же и на улице выпить. — Заноза ощутил, как в груди заворочался тяжелый горчичный жар. — Ты пока на съемке будешь, я с бухлом нарешаю, я могу…

— Не надо!.. — перебил Мозглявый.

— Чё не надо? Чё тебе не надо-то?!.

Вот такие моменты больше всего не любил Дима Заноза. Когда никому ничего не надо! Когда вот так прогоняют!.. Сделалось больно. Просто очень. Будто на голом сердце растоптали сапогом черствый сухарь…

Расстроился. А чего, спрашивается? Можно подумать, Заноза был таким увлекательным собеседником. Нет же. Его и в родном зале не особо жаловали. Сыпал, как тетрис, изо дня в день, из года в год одними и теми же словами-детальками, только успевай поворачивать да утрамбовывать. А замешкался — все, смертельная обида. Не хотят, видите ли, с Занозой общаться…

Мозглявый свернул в темную, точно тоннель в метро, арку сталинки. Впереди переливалась редкими фонарями кривенькая, утекающая куда-то под землю улица. Заноза механически последовал за Мозглявым в арку. Уличный шум сразу затих.