Роман Канушкин - Джандо Страница 50

— Господи, Зеделла, простите меня, пожалуйста, я… не знаю, что на меня нашло… Там, в Африке. — И он снова начнет смеяться, Папаша Янг уставится в недоумении на писателя, а Зеделлу впервые прожжет черная волна уязвленной гордости. — Фу, — выдохнет Томас Райдер, — ваша Африка — действительно земля колдунов! — И он опять разразится хохотом.

— Если вы затеяли все это, чтобы посмеяться надо мной, — скажет Зеделла, чувствуя, какими сухими и жаркими стали ее губы, — то это очень глупо, мистер Райдер!

— Ну что вы, милая девушка, — остановит ее Томас Райдер, — я бесконечно благодарен вам, и я один виноват в этой истории. Я не знаю, как называется это затмение, причинившее беспокойство вам и чуть не доведшее меня до сумасшествия… Простите меня ради Бога. Может быть, мы с вашим папочкой выпили какое-то любовное зелье накануне, но я… бесконечно благодарен вам за… за все, что произошло. Еще раз простите, я счел бы за честь… называть себя вашим другом.

И потом они действительно отправились в Аквапарк, где резвились, как дети, на водяных горках, а позже мистер литературный агент пригласил всех отпраздновать свое «возвращение». Они ужинали в милом ресторанчике, где за высокими окнами переливались разноцветными огнями фонтаны Пуэрта-дель-Соль, и мистер Райдер, за несколько часов превратившийся вдруг в светского льва, рассказывал о тайнах каталонской кухни и настоящего шотландского виски и делал это так остроумно, что все они покатывались со смеху. Зеделла смотрела на Томаса Райдера, на его крупный, чисто выбритый затылок, всего несколько часов назад заросший сорной травой неведомой болезни, на мощный и ухоженный торс, покрытый золотыми волосами благополучия и пестрой летней рубахой, смотрела в его циничные, равнодушные глаза и вдруг поняла, как нелеп и смешон ее университетский друг и что больше всех на свете она желает этого сорвавшегося с аркана свободного жеребца, только что отвергнувшего ее. Зеделла испугалась собственных мыслей, решив, что в ней заговорила обиженная женщина и хорошо, что все так благополучно завершилось.

Через несколько дней они возвращались втроем в Африку, а мистер Райдер провожал их. За время этого путешествия писатель заметил, что происходит нечто странное. Он так и не понял смысла происходящего, только подумал, что столь любопытную метаморфозу можно описать в новом романе. Это действительно было бы неплохо и любопытно. А увидел он вот что: за время длительного путешествия Зеделла из милой и смешной девчонки вновь превращалась в красавицу, похищающую сердца. В Мадридском аэропорту ни один мужчина не обернулся, чтобы поглядеть ей вслед. Но по мере приближения к Африке что-то непостижимым образом изменялось в Зеделле. Писатель обратил внимание, как вдруг, словно очнувшись, на нее начал пялиться сосед по креслу. Как на нее глядели рослый улыбающийся стюард и девушки, разносившие еду. К концу рейса все пассажиры первого класса знали, что с ними путешествует юная красавица. Писателя и удивила, и заинтересовала эта метаморфоза. В аэропорту Найроби почти каждый мужчина мечтательно смотрел ей вслед, и когда писатель увидел, как дрожали пальцы и печальны были глаза у чернокожего кенийского пограничника, проверяющего их документы, он подумал, что сделает все возможное, но Томас Райдер больше никогда не увидит эту девушку.

В это же время черная молния уязвленной гордости вновь прожжет сердце Зеделлы, и она подумает, что больше никому не позволит поступить с собой так, как поступил с ней Томас Райдер. Она еще не поняла, что это значит, но, повинуясь внутреннему инстинкту, кокетливо и обнадеживающе улыбнулась пограничнику и удовлетворенно отметила, что счет открыт. Писатель же не видел никаких перемен, перед ним по-прежнему была милая девчонка в шортиках по колено, но по поведению окружающих он понял, что что-то происходит. К Зеделле вновь возвращалась ее колдовская сила.

Через некоторое время писатель действительно опишет этот эпизод в новой книге. У него получится романтическая и полная трагизма история. Он многое выдумает, но истинный смысл происходящего останется для него скрыт. И здесь мы простимся с ним.

В Аргерс-Пост возвращалась дочь Водопада. Поездка в Европу сыграла с ней печальную шутку. Зеделла была уязвлена, она осознала себя и перестала противиться уже давно пробуждающимся в ней силам. Она возвращалась домой, хотя ей бы следовало бежать — бежать как можно дальше от этого места.

Папаша Янг же очень обрадовался возвращению домой. Через несколько дней он закатил пирушку и пару часов протанцевал с чернокожими колдунами, а потом полночи рассказывал в заведении Маккенроя, как мимо него на мотоцикле проехал король Испании.

Именно к этому человеку собирался заехать Йорген Маклавски по пути на Север, где на труднодоступном озере Рудольф работала британско-кенийская экспедиция и где, Йорген знал, он может получить информацию о том, что же сейчас происходит в Восточной Африке.

24. Приближение

Йорген Маклавски давно знал Папашу Янга. И очень надеялся, что на шкуре выдуманного им причудливого зверя сейчас окажется белая полоса. Он бы очень этого хотел. Йорген Маклавски не знал, обладает ли он шестым чувством. Он вообще не думал на эти темы, хотя нередко в его скитальческой жизни приходилось принимать очень важные решения за доли секунды. Как правило, эти решения оказывались верными и весьма просчитанными. А как же иначе — он профессионал! И порой просто не имел права на ошибку. Но как это называется — интуиция, шестое чувство или опыт, — Йоргена не особо интересовало. Нет, его никогда не занимали подобные вопросы. Самым глупым да, пожалуй, единственным по масштабам глупости и погубленного времени решением была Петра Кнауэр. Бог мой, каким надо было быть идиотом, чтобы сделать предложение этой мюнхенской фрейлейн, стройной и крупной белокурой девице с милыми веснушками на пышущем здоровьем лице! Петра могла бы неплохо заработать на своих веснушках, рекламируя дорогие сорта сыра, если бы не родилась чертовски богатой ненасытной самкой. О, в первое время доверчивый и мечтательный, как любой сильный мужчина, Йорген Маклавски принял некоторую чрезмерную необузданность юной жены за любовную страсть. Он был польщен постоянным желанием Петры. Он был влюблен, и страсть жены вызывала не меньшее ответное влечение, и до самого утра они превращались в стонущую, ревущую, страдающую и кипящую плоть, пока дом их не наполнялся густым запахом бесконечного оргазма. Это могло происходить в машине на обочине дороги или в лифте, остановленном между этажами, в ванной комнате, на обеденном столе, в воде ночного озера и под опорами канатной дороги, это могло происходить повсюду и всегда, а если обстоятельства не позволяли ударить из всех орудий.

Петра Кнауэр опускала свою белокурую головку и впивалась в безотказное тело мужа страждущими губами. Когда же в опере все представление Петра продержала руку в расстегнутом тепле Йоргеновых брюк и пространство над ними стал наполнять тот самый густой запах бесконечного оргазма, Йорген Маклавски понял, что его жена не жрица любви, а просто какой-то испорченный механизм. Йорген хотел показать Петру психиатру, но она назвала его свиньей; когда же он стал настаивать, Петра устроила скандал, объявив мужа бездарной, найденной на улице и ни на что не годной дешевкой. После этого в их жизни было достаточно дерьма, и Петра отправилась в свое бесконечное путешествие по чужим постелям, но Йоргену Маклавски хватало выдержки, чтобы не наделать глупостей. И когда атака адвокатов, нанятых одной из богатейших семей Мюнхена, закончилась, выжатый, усталый, но счастливый Йорген понял, что страшное наваждение прошло и он наконец свободен. Он купил билет в один конец и оказался в Кении. Нет, человек, имевший такую жену, явно не обладал шестым чувством. Если только оно не досталось ему в наследство от Петры.

Но Йорген Маклавски теперь уже знал наверняка — в буше что-то происходит. Не совсем привычное для этих мест.

Уже перед самым городком Аргерс-Пост их настигла ревущая музыка, и потом колонну из трех «лендроверов» обогнали разрисованные ярко-пляжные «мицубиси». На какое-то время автомобили поравнялись, и Йорген не обнаружил никого, кроме лихо веселящейся компании. Потом «мицубиси» оторвались и ушли вперед.

Профессор Ким находился на заднем сиденье головного «лендровера», а рядом с Йоргеном сидел улыбчивый маленький мганга Ольчемьири. До появления этих развлекающихся плейбоев Профессор Ким беседовал с мгангой. Оказалось, что Ольчемьири — не банту, он как бы пришлый колдун и относится к народу ндоробо. Профессор Ким задавал вопросы, мганга отвечал, а Йорген переводил эту забавную смесь английского и суахили.

Сейчас Профессор Ким закурил сигарету «Кэмел» (его трубка была с ним, но почему-то здесь, в Африке, он так ни разу до нее и не дотронулся) и задумчиво посмотрел вслед удаляющимся «мицубиси». Он раздумывал, стоит ли прямо сейчас поговорить с Йоргеном или все это обычное совпадение. Стоило ли говорить Йоргену, что он опять встретился взглядом с тем самым красивым темнокожим человеком (перстень!) из «Сафари-клаб»? И что черты его лица стали еще утонченнее, а глаза, исполненные доброты и печали, задали вопрос: неужели ты не узнаешь меня, неужели мы не встречались на спиральных кругах Вечности с другой Стороны Мира? Неужели— ведь память НАВСЕГДА?.. Но Профессор Ким уже вспомнил запахи Сумеречной страны, и пару дней назад он уже шел по Спиральной Башне, где за поворотом ждала большая хлюпающая лужа, а картинки имели обыкновение оживать, и сейчас он ЗАСТАВИЛ перстень ответить ему. Древнее золото кольца блеснуло лунным огнем, и так же блеснули глаза темнокожего красавца. Только в них больше не было доброты и бесконечного понимания: в какой-то миг в них появился оттенок сумасшествия, словно устойчивый мир вокруг вдруг начал разрушаться, а потом… потом Профессор Ким понял, что смотрит в глаза хищной ночной птицы. Он не отвел спокойного взгляда, и тогда «мицубиси» резко ушли вперед.