Робин Уильямс - Ассистенты Страница 51

— Какую съемочную группу? — спрашивает она, закрывая глаза, а я тихонько ухожу.

Прощаюсь с мистером Сейфером, благодарю его и прошу прощения за то, что съемка прошла не так гладко, как он рассчитывал.

— Тебе не за что извиняться, — успокаивает он. — Это было одно из самых великолепных интервью за всю мою жизнь.

Они уехали, а я вхожу в дом и слышу звонок интеркома. Виктория хочет знать, почему мне требуется так много времени, чтобы принести ей письма от поклонников. Сегодня пришло всего три письма, но я Поднимаюсь наверх и зачитываю их вслух. Первое письмо от женщины, которая просит Викторию перед смертью выслать ей фотографию с автографом. (Думаю, ей не следовало писать о смерти.) Второе от постоянного поклонника, который описывает несколько неудачных моментов в сценарии шоу. Третье пришло от маленького мальчика из Атланты, штат Джорджия.

Дорогая Виктория!

Мне всего десять лет, но моя мама говорит, что ты самая классная из всех, кого показывают по телевизору. Мне очень жаль, что ты умираешь. Я хочу сказать тебе, что не надо бояться. У меня была мышь-песчанка, она умерла в прошлом месяце. Ей было тяжело, но я говорил с ней ночью в своих молитвах, и она согласилась стать твоей, когда ты окажешься на небесах. Она сказала, что будет ждать тебя слева от ворот, и святой Петр знает, что она там. Между прочим, ее зовут Тигра. Она тебе понравится.

Твой друг Стиви Данн.

Виктория начинает плакать, а я не знаю, что делать. Вдруг у нее нервный срыв?

В конце концов ложусь к ней в постель, обнимаю и держу до тех пор, пока она не успокаивается. Потом бегу в шикарную ванную комнату, мочу горячей водой полотенце и приношу его Виктории.

— Спасибо, — любезно благодарит она и хлопает рукой по кровати рядом с собой, чтобы я села. — Должна сказать кое-что, чтобы перестать волноваться.

Если нужно удалить еще несколько волосков, я с удовольствием это сделаю, но, оказывается, дело совсем в другом.

— Что случилось, Виктория?

Стараюсь походить на монашек из фильма Джейн фонды. Правда, я так и не поверила, что Джейн Фонда одна из них. Я все время думала о ее крепком теле под одеянием, или как там они называют свои балахоны?

— Я солгала!

— О чем?

— Я не больна, — признается она.

Я в таком шоке, что не могу вымолвить ни слова. В это невозможно поверить!

— Конечно, я умираю. Лет через сорок или пятьдесят меня не станет, и Господь знает, что ждать не так уж и долго. Поэтому по большому счету я сказала правду.

— Я не понимаю.

— А чего тут понимать? Я не хотела, чтобы закрывали мой сериал, — объясняет она.

Я потрясенно молчу и сжимаю полотенце так сильно, что вода течет мне на юбку, оставляя на ней большое мокрое пятно.

— Почему ты на меня так смотришь? Считаешь, что я ужасная женщина?

— Нет, — мямлю я. Но это такая явная ложь, что тут же приходится ее исправлять. — Если только чуть-чуть…

— Что мне делать? — спрашивает Виктория.

Не знаю, что и ответить. Я всего лишь простая девчонка из Шугарленда, штат Техас. Самое значительное событие там — это состязание по поеданию перца «хабанера», которое проходит каждый год четвертого июля. Этот перец muy caliente [36]. К нам съезжаются Участники со всего мира. В прошлом году с рекордным временем победил один низкорослый парень из Венесуэлы. После победы он долго и бессвязно говорил на родном языке, а мой учитель испанского из средней школы пытался переводить. И оказалось, что коротышка сделал это ради народа своей страны, который голодает из-за ненормального диктатора-президента, придурка по имени Как-то там Чавес. Но я не уверена, что мой учитель правильно все понял, и в итоге победителя стащили со сцены.

— Не смотри на меня так! О чем ты думаешь?

— О состязании по поеданию перца в Шугарленде.

— Что?!

Понимаю, что мне не стоило говорить этого, но я слишком расстроена признанием Виктории.

— Поверить не могу в то, что вы сказали. Лучше бы я этого не знала! — Мой голос прерывается.

— Только никому не рассказывай, — требует Виктория. — Поняла? Если проболтаешься, я выслежу и прикончу тебя.

Вечером, когда я возвращаюсь домой, Дэн встречает меня у порога. Его широкая улыбка напоминает о чеширском коте из «Алисы в Стране чудес».

— У меня для тебя большой сюрприз, — говорит он, пряча руки за спину.

Какой? — спрашиваю я, но мне совсем неинтересно. Я все еще в шоке от признания Виктории. Думаю о том, действительно ли программа защиты свидетелей настолько плоха, как о ней говорят. Правда ли, что некоторые исчезнувшие свидетели оказываются не в милых домиках привлекательных рыбацких поселков, а становятся жертвами тех самых агентов правительства США, которые должны были их защищать? Ведь в этом что-то есть, правда? Люди исчезают, а мы не знаем, как именно.

— Закрой глаза, — требует Дэн.

— Нет настроения, — отмахиваюсь я.

— Что с тобой?

— Голова раскалывается.

— Сядь и закрой глаза, — настаивает он, усаживая меня на диван.

— Не хочу!

— Ну пожалуйста! — просит он.

Зажмуриваюсь и чувствую, что он кладет мне в руки большой конверт. Открываю глаза. Не могу поверить! Это письмо из Школы кино и телевидения при Калифорнийском университете. Я в глубоком шоке. Дэн улыбается.

— Видишь, конверт большой, а не маленький. Думаю, можно предположить, что это значит.

Разрываю конверт и быстро пробегаю глазами письмо.

Дорогая Рейчел!

Прими наши поздравления. Приемной комиссии очень понравился твой необычный сценарий «Бредущие в Шугарленде». Мы с удовольствием сообщаем, что ты принята в Школу кино и телевидения на осенний семестр 2004 года, и с нетерпением ждем встречи с тобой.

Поверить не могу, я сделала это! Если бы ужасней секрет Виктории не лежал камнем на моем сердце, я начала бы прыгать на диване и расцеловала Дэна. Вместо этого я говорю:

— Это, должно быть, ошибка.

— Что с тобой происходит? — спрашивает Дэн. — Они же сами написали: сценарий «Бредущие в Шугарленде». Ты знаешь, как тяжело туда попасть? Ты должна скакать от радости и орать на всю округу.

— Наверное, я заболеваю… — Встаю, ухожу в свою комнату и закрываю дверь.

— Рейчел, что происходит, черт возьми? — стучится Дэн.

— Ничего. Очень многое нужно теперь сделать, вот и все! — Это, конечно, так, но мои слова звучат крайне неблагодарно.

— Я могу помочь? — спрашивает Дэн.

— Нет, спасибо. Я справлюсь.

— Хочешь, заполню за тебя анкету?

— Какую анкету?

— Для школы, глупенькая. Тебе нужно подтвердить получение письма и свое намерение посещать занятия.

— Я займусь этим завтра.

— С тобой действительно все в порядке?

— Да, — лгу я. — Просто чувствую себя немного простуженной и волнуюсь за Викторию.

— Ты не должна мучить себя мыслями о Виктории! — требует Дэн. — Я вытащил тебя из Шугарленда не для того, чтобы ты нашла себе новую мать.

— У меня нет навязчивых мыслей по ее поводу. И я знаю, что она не моя мать.

— Рейч, разве ты не видишь сходства? Твоя мать— алкоголичка. Виктория — наркоманка. История повторяется.

— Дэн, я знаю, ты желаешь мне добра. И я тебе благодарна. Но давай больше не будем поднимать эту тему.

— Рейчел, ты слишком добра, и это тебе вредит. Ты самый преданный человек, которого я только знал в жизни. Но иногда следует подумать о себе и позаботиться о собственных потребностях. Особенно сейчас. Я так горжусь, что тебя приняли!

— Спасибо, — благодарю я.

— Я здесь, если понадоблюсь.

— Ты замечательный человек, Дэн. Это правда.

Раздеваюсь и ложусь в постель, даже не почистив зубы. Как сложен мир! И люди совершают плохие поступки. И арабы нас не очень любят. Ничего не понимаю. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил смысл жизни. Какое-то время я лежу, глубоко задумавшись. Потом принимаю решение. Беру телефон и звоню Виктории.

— Алло? — отвечает она.

Даже не верится, что она сама взяла трубку, но это частная линия, и, думаю, не многие знают ее номер.

— Виктория, — говорю я. — Это я.

— Кто?

— Рейчел.

— Я не знаю никого по имени Рейчел.

— Тогда Рошель.

— Ах, Рошель. Что же ты сразу не сказала?

— Я должна вам кое-что сообщить.

— Что именно?

— Вам нужно сознаться во лжи. Я не могу держать это внутри себя. Правда меня убивает.

— Послушай меня, маленькая чертовка. Я тебя предупреждаю…

— И еще, — неожиданно для себя самой перебиваю я. — Я не позволю так со мной разговаривать. — Неужели я только что сказала это?

— Что?!

— Вы меня слышали.

— Ах ты, тварь! Как ты смеешь так говорить со мной?!

— А вы как смеете? Вы не моя мать!

— Ты забыла, кто я?

— Я знаю, кем вы были раньше!

Стоит мне сказать это, и я понимаю, что веду себя крайне жестоко. Но может, ей это необходимо?