Игорь Рыбинский - Время карликов Страница 51

После нашей зимы в Кейптауне душно и влажно; только с океана дует освежающий ветер, и пальмы во дворе шелестят широкими листьями. Ван Хейден встретил их в своем лимузине на летном поле. Они ехали через город, и Высоковский через окно приглядывался ко всему, что попадало в его поле зрения. Мимо проносились открытые автомобили, в которых темнокожие водители обнимали своих подруг, и встречный ветер бросал в стороны обрывки грохочущих мелодий.

– Вот это демократия, – восхитился Владимир Фомич, – не то, что у нас! Вчера только с пальмы слез, а сегодня уж в кабриолете гоняет.

– Что? – спросил Ван Хейден.

А Лена перевела, что ее босс восхищается красотой африканских женщин.

– Он еще не видел моей дочери, – усмехнулся доверчивый банкир.

Вообще, он какой-то странный человек. Пентхауз в Сан Сити оплачен с сегодняшнего дня, но Ван Хейден пригласил их на свою виллу.

– Зачем тратить время, – сказал он, – обсудим все дела прямо сейчас, а потом отдыхайте

Высоковский кивнул, и залетевший в окно ветерок погладил его по залысинам. Широкая автострада выскочила из города, дорога шла вдоль океана мимо нескончаемых пляжей. Маленькие фигурки людей скользили на досках по приливной волне, смельчаки догоняли на водных лыжах катера, кто-то парил на парашюте над водной гладью.

– А когда приедет мистер Подрезов? – неожиданно спросил Ван Хейден.

Лена поморгала и, отвернувшись в сторону, ответила'

– Его нет: произошел несчастный случай.

– Как нет? – не понял банкир.

Он наклонился и заглянул девушке в лицо, больше вопросов задавать не стал, бросил только какую-то фразу водителю-тсвана.

Автомобиль затормозил у обочины. Ван Хейден вышел на гравий, потом спустился на прибрежный песок и, засунув руки в карманы, остановился у воды. Волна, попадая на мелководье, мгновенно гасла и растекалась спокойно и почти бесшумно по мокрому песку, замирая у носков лакированных ботинок.

– Его что, укачало? – спросил Высоковский. Но Лена ничего не ответила – она смотрела в

другую сторону, хотя не видела там ничего.

Наконец, Ван Хейден зашел в воду, наклонился, зачерпнул пригоршнями и плеснул себе на лицо. Таким он и вернулся в лимузин: в промокших ботинках и с влагой на щеках. И молчал весь остаток пути.

Высоковского поместили в просторном бунгало для гостей. Владимир Фомич вначале скривился, когда ему показали дом, крыша которого покрыта высохшими пальмовыми листьями. Но, когда вошел внутрь, открыл рот от удивления – огромный холл с кожаными диванами и креслами, барная стойка, на стене огромный телевизионный экран, а на полу львиные шкуры. В центре журчит фонтан – в доме прохладно от работы мощных кондиционеров. Кабинет, спальня с огромной кроватью, и тут же дверь, за которой плещется небольшой бассейн.

– Насколько я понимаю, – спросил хозяин Лену, – у Вас частная поездка?

Она поняла, что он имеет в виду, но промолчала. Ван Хейден оценил это по-своему.

– Тогда остановитесь в апартаментах моей дочери – там есть еще одна спальная комната…

Он помолчал и добавил:

– Теперь она уже ничья. Там не так роскошно, но зато уютно.

Хозяин продолжал что-то говорить, но Лена почти не слушала его. Солнечные блики прыгали по стенам, и орали павлины в саду.

На одной из стен комнаты, занимая почти всю ее поверхность, разметалась огромная шкура льва с черной гривой. А рядом висели когти какого-то животного. Они были почти полуметровой длины. Но потом очертания предметов стали расплываться, и Лена, прилегшая на кровать, подумала: «Надо подниматься, а то просплю целый день, и ночью придется тащиться с Высоковским в какой-нибудь местный экзотический ресторан». Но об этом не хотелось думать, так же как не хотелось ничего другого, кроме как закрыть глаза и представить себя сидящей на балконе своей петербургской квартиры, смотрящей вниз во двор, где курит возле машины не замечающий ее Виктор. И все было так ясно и просто, что достаточно было повернуться на месте и оказаться за шведским новогодним столом в маленькой закусочной при заправочной станции, где горят лампочки гирлянды на крохотной елочке, где играет веселая музыка и можно медленно кружиться в танце, уткнувшись в пиджак малознакомого мужчины, и плакать от предчувствия скорого на ногу счастья.

Можно проснуться и, не открывая глаз, задохнуться от любви, ощущая на своем плече чужое дыханье, и долго не дышать, чтобы не спугнуть нечаянную радость. Можно говорить во сне, можно смеяться, оставшись наедине с собой, можно целовать еще не остывшую подушку, ждать новой встречи и не расставаться никогда. Все можно, когда есть, что вспомнить; тому, кто хоть однажды любил, умирать не страшно. Когда есть что вспомнить, легче надеяться на чудо.

Что-то говорил мужской голос, а женский отвечал. Разговор шел на непонятном языке, и просыпаться не хотелось, если бы не повторялось имя «Виктор». Или это просто похожее слово из языка, который уже никогда не придется выучить.

Но Ван Хейден произнес вдруг отчетливо по-английски:

– Он не смог приехать. А в другой раз обещал.

– Ты когда говорил с ним в последний раз? – спросила девушка.

– Сегодня, – врал Ван Хейден, – он позвонил и спросил: «Как добрались его друзья?»…

Лена поднялась, переоделась и уже собиралась закрыть крышку чемодана, как взгляд упал на ожерелье, которое она взяла из рабочего стола Подрезова в его квартире.

На большом балконе сидел в плетеном кресле Ван Хейден. Он курил трубку и смотрел на океан, на который ложились лучи вечернего солнца. Рядом с ним сидела девушка с распущенными темными волосами.

– Добрый вечер, – поздоровалась Лена.

Ван Хейден спешно поднялся, и дочь его тоже встала. Она была высокой и тонкой. Лицо ее почему-то показалось знакомым. Ван Хейден представил их друг другу, потом начал разговор ни о чем, который не клеился, потому что его дочь пристально смотрела на ожерелье, а гостья терялась от этого взгляда. Наконец, Джулия протянула руку и почти коснулась львиного когтя.

– Откуда у Вас это?

– Память о погибшем муже.

Мисс Хейден вздрогнула и повернулась к отцу. А тот в недоумении развел руками – дескать, не понимаю, кого имеет в виду эта русская.

Тогда девушка выпрямилась и спросила:

– Вы уверены? Вы видели его тело?

Лена покачала головой. А мисс Хейден неизвестно чему улыбнулась:

– Я бы знала, почувствовала, если бы что-то случилось.

Она направилась к выходу с балкона, но у широких дверей остановилась.

– Этот человек не может погибнуть, его нельзя победить: ведь он убил Мокеле.

Она уже скрылась, когда Ван Хейден крикнул ей вслед:

– Хочешь с нами прокатиться на яхте?

И откуда-то из глубины дома донеслось:

– Очень хочу.

А Лене вдруг показалось, что голос у дочери Ван Хейдена был почти счастливый.

Хорошо живется людям, которым не ведомы чужие печали! Только при чем здесь ее ожерелье, и кто такой Мокеле?

6

Вообще-то, идея прокатиться на яхте принадлежала Высоковскому. Когда Лена ушла в свою комнату, он примчался к хозяину и попытался изложить свою просьбу, и хотя английский он знал немногим лучше, чем язык тсвана или свази, Ван Хейден понял, что от него хотят.

– О'кей, – ответил он, – будет ночная прогулка по океану, будет и мексиканский ансамбль, и банкет на борту.

– Спасибо, Питер, – радовался Владимир Фомич и тряс руку гостеприимного хозяина. – А вернуться должны утром.

Сколько времени он об этом мечтал! Даже костюм приготовил. Светлые брюки и темно-синий клубный пиджак, рубашка-апаш, шелковый шейный платок и, конечно же, белая капитанская фуражка с мягким козырьком. Только вместо краба-кокарды – золотой якорь на фоне российского двуглавого орла. Все складывается как нельзя лучше: даже мексиканцы нашлись. Вот что значит уметь мечтать! Вот что значит быть властелином своей собственной судьбы! Только бы яхта оказалась достойной предстоящей ночи.

Но судно превзошло все ожидания. Когда лимузин въехал на причал, Владимир Фомич сразу же обратил внимание на двухпалубный корабль. «Неужели?» – екнуло сердце. Но когда Высоковский прочитал название, то сомнений уже не было. «Джулия». Этот сентиментальный банкир назвал красавицу-яхту именем своей дочери. Хотя, если честно признаться, девочка она прехорошенькая. Африканская кровь, конечно же, сказывается, но это нисколько не вредит ей. Премиленькая смуглянка.

Когда поднимались по трапу, Высоковский взял под локоть Лену, и та не отдернула руку. А мексиканцы, завидев их, грянули: «Ой, мама, керо…»

Все как и планировалось: даже чернокожие стюарды в белых смокингах. Для начала небольшая обзорная экскурсия по судну: ходовой мостик, кают-компания, музыкальный салон, а это каюта для мистера Высоковского, если он пожелает прилечь отдохнуть, напротив дверь каюты мисс Елены. Владимир Фомич быстро взглянул на лицо своей помощницы и отвернулся. «Дорогая, сегодня будем отдыхать в моей».