Бен Хетч - Всюду третий лишний Страница 51

Я сказал, что Люси собирается лететь в Тайланд, а я должен буду из Лас-Вегаса доехать автобусом до Лос-Анджелеса, и, возможно, мне придется поменять билет на более ранний срок, чтобы в нужное время оказаться в Тайланде.

– О, тогда мы едем вместе, – сказала она, как будто я специально подстроил все таким образом, чтобы оказаться с ней, и сразу же добавила: – Нет… ты и я – мы такие разные.

Я удивился, неужто она решила, что у меня есть какой-либо замысел в отношении ее, но выражение ее лица было абсолютно непроницаемым, поэтому я возразил:

– Мы не такие уж и разные. К тому же я всегда считал, что мы с Карлосом похожи.

– Ну уж не-е-ет, – протянула она, – с меня хватит и одного Карлоса. Мы в очередной раз безобразно разругались. Мы постоянно спорим и ругаемся. Почему я так много говорю с Австралией? Да потому что там был мой дом. Почему я вспоминаю Джона? Да потому что он был моим мужем.

Мне захотелось курить, а она не выносила табачного дыма в салоне, поэтому мы вышли из машины и сели рядом на скамейку у обеденного столика. Я сказал ей, что чувствую себя виноватым по отношению к Дэнни. Я снова писал о нем в дневнике и должен видеть его чаще. Доминик посмотрела мне в глаза каким-то завораживающим взглядом и через секунду молча уткнулась лицом в мое плечо.

– Ты хороший и добрый человек, – произнесла она, и звук ее голоса, казалось, проник мне в грудь.

Я ответил, что вовсе не такой, а скорее человек-скорпион. Я начал рассказывать ей о том самом стуке в дверь в канун Рождества и о том, что до сих пор не могу найти покоя из-за того, что не окликнул Дэнни по имени, поскольку уверен в том, что он намеревался рассказать мне что-то. Доминик была первой, не считая Тома и Люси, кому я рассказал об этом.

– Все мы скорпионы, – сказала она, сжав мое лицо руками. Ее голова все еще лежала на моей груди; я слегка склонился и тоже сжал руками ее лицо. Она со смехом подняла голову и попросила сигарету.

Я раскурил ей сигарету, на ее кончике засветился оранжевый огонек, и это моментально напомнило мне наше путешествие в Европу; не знаю почему, но моя память выплеснула из своих глубин на поверхность эту историю с водным велосипедом. Доминик вновь засмеялась, и от ее грудного смеха моя грудь, казалось, завибрировала.

– Ты до сих пор тащишься от этого велосипеда, – сказала она.

– Я же хотел доплыть на нем до Марокко, если ты помнишь? Но всякий раз, когда мы крутили педали в направлении от берега, нас снова относило к пляжу. Я думал, что ты не крутишь педали во всю силу, а ты думала то же самое обо мне. В конце концов ты поняла, что нас сносит течение, и мы поменялись местами. Помнишь, мы прошли вдоль пляжа по дуге, наверное, с полмили, пока я не обратил внимание на…

– …то, что одна педаль была заблокирована, – сказала Доминик, гася наполовину выкуренную сигарету. – Да, мне кажется, ты до сих пор все еще тащишься от этого велосипеда. В то время все было совсем иначе, а с тех пор мы все сильно изменились.

Мы ненадолго замолчали. Она прижалась ко мне, и я почувствовал, как быстро забилось ее сердце; мое тоже застучало чаще, как будто старясь войти в ритм, с которым билось ее сердце.

– Все то время, что мы путешествовали, ты пытался меня склонить, – произнесла она, вставая, чтобы взять плед. – Нет, я говорю не об этом путешествии: сейчас мы ссоримся только из-за бензина. Ты изменился. Тебя похитили братья по разуму.

Доминик вернулась с пледом в руках, но не накинула его, а со словами: «Тело греет лучше, чем джемпер» – села рядом со мной. Она стала рассказывать мне о ссорах, вспыхивающих между ней и Карлосом из-за Австралии, и сказала, что уже не хочет, чтобы он вместе с нею ехал в Перт. Он только все усложнит: а ей необходимо побыть наедине с собой. Я, откровенно говоря, не знал, что ответить, а поэтому стал гладить ее по плечу, повторяя при этом, что все, что бы ни случилось, будет нам на пользу. А потом моя рука скользнула по ее ноге.

– Нет, – спокойно сказала она.

Хотя мое прикосновение не было намеренным – я всего лишь почесал комариный укус на собственной ноге, – я, сам не знаю почему, не сказал ей, что не собирался гладить ее ногу, а лишь с грустью посмотрел на нее.

– Карлос? – спросил я.

– Карлос, – ответила она, кивая головой и отодвигаясь от меня, – он же ребенок. Она встала, обошла стол и села на скамейку напротив. – А как Люси? Тебе, наверное, не терпится ее увидеть?

Я, должно быть, не очень походил на счастливца, потому что она протянула через стол ко мне руку и спросила: «Ну так как?»

Я взял ее руку, но с такой нежностью, как будто на моей ладони оказался мыльный пузырь, и посмотрел ей прямо в глаза. Ее маленькие пальцы были как тоненькие морковинки.

Она начала рассказывать мне о Джоне, которого любила как друга, никогда не испытывая страсти и влечения к нему; с Джоном она чувствовала себя надежно и комфортно, поэтому ей нравилось жить с ним в Перте.

А я поведал ей о своей теории: единственная причина, по которой вы отправляетесь путешествовать, состоит прежде всего в том, чтобы выяснить, для чего вы вообще отправляетесь в путешествие. Она ответила, что всегда существует одна «практическая» причина и одна «эмоциональная» причина.

– Я отправилась путешествовать, для того чтобы попасть снова в Перт и встретиться с друзьями. Карлос отправился, потому что я просила его. Ты отправился потому, что хочешь обдумать свои дела. А эмоциональная причина – я отправилась в это путешествие для того, чтобы дистанцироваться от Джона и его матери, дни которой, по-видимому, сочтены, да и ты, если разобраться, оказался здесь по аналогичной причине.

– Люси, – как бы про себя произнес я.

– Конечно, – ответила она тоном, каким учитель поощряет правильный ответ ученика, – и твой брат.

Она встала, напевая что-то веселое, а затем, просунув руки в мою палатку, вытащила оттуда свернутую в скатку подстилку, на которой я спал. – Хочу посмотреть на звезды. Они здесь не такие, как в Австралии. Ты знаешь, как называются звезды? А созвездия находить умеешь?

Я предложил пойти к главному корпусу, в котором было кафе, поскольку земля вокруг моей палатки была не очень чистой. Но она, казалось, видела меня насквозь.

– Сейчас ты снова склоняешь меня, – сказала она, и в голосе ее послышались плутовские нотки, – сейчас-то эти трюки мне известны.

Я перенес подстилку к кафе. Мы расстелили ее на траве газона и сели.

– Прости, что я, возможно, причиняю тебе боль, – сказала она, касаясь моей руки, – до того, как отправиться в это путешествие, я была уверена, что все это из-за таблеток. Я не скрываю, что эти таблетки помогают мне оставаться в уравновешенном состоянии, ко я должна прекратить принимать их.

Она смотрела на звезды и, подняв к небу палец, водила им, очерчивая созвездия.

Я предложил ей сыграть в одну игру: к ее голове поднесли пистолет, и она должна назвать кого-то, кого мы оба знаем и кто примет смерть вместо нее.

– Ой нет, я не смогу играть в такую игру. Это ужасная игра, – сказала она, а затем после минутной паузы добавила, что, возможно, назвала бы Люси, за ее недоброе отношение ко мне. Она произнесла это шепотом, словно боясь, что нас подслушивают, потом, вторя мне, рассмеялась, отчего на ее лице проступили две вертикальные складки от углов рта к скулам. Став снова серьезной, она сказала, что назвала бы еще и мамашу Карлоса, поскольку та не одобряет женщин, которые разводятся с мужьями.

– Больше я не могу играть в эту игру. Она и вправду ужасная.

Она рассказала мне, что в действительности явилось причиной ее разрыва с Джоном. Их сексуальная жизнь была вялой, и она не могла заставить себя позабыть Карлоса. А сейчас, когда она с Карлосом, она не может заставить себя не думать о Джоне, и все хорошее, что было в их совместной жизни, увы, не присутствует в их отношениях с Карлосом. Она добавила, что, возможно, это будет ошибкой, если она вновь вернется к Джону. Я рассказал ей о Люси и о том, какие фантазии приходят мне в голову, когда я думаю о ней и о Никки Олдбридж, соединяя все лучшее от каждой из них в неком едином существе, как это проделывается в знакомом ей фильме ужасов «Муха».

– Да, но в этом фильме они как раз соединяли в одно целое все худшее, что брали от каждого, но ведь твоя подруга ушла от тебя к другому мужчине из… – Доминик сделала презрительную гримасу и досказала фразу таким голосом, как будто выплевывала слова, – …магазина товаров для животных.

– Прижмись ко мне, – сказал я.

– Хорошо, – ответила она, и мы, прижавшись друг к другу, некоторое время лежали молча.

Я попытался уговорить ее продолжить игру и сделать выбор из пяти человек, существующих на данный момент в ее жизни: отца, матери, Карлоса, Джона и меня. Она немного задумалась потому, что я, как мне показалось, был первым кандидатом на смерть.

– Ну а по каким критериям надо выбирать? – допытывалась она.

Я ответил, что это сугубо личное дело, критерии назначает она по своему разумению.