Владимир Данилушкин - Из Магадана с любовью Страница 51

Когда Лидия вошла, он увидел ее близко, лицо ее было отдохнувшее и надменное. Не может быть, чтобы она его не заметила, а ведь ни единым мускулом не показала.

— Лида, как хорошо, — но она и бровью не повела, и остаток фразы Андрей пробубнил вполголоса: — Хорошо, что выяснилось.

— Вы уж его извините, — говорила Лидия дежурному за столом. — Он ведь, можно сказать, не пьет никогда. Как так получилось?

— Бывает, — сказал дежурный. — Есть такая форма опьянения, человек полностью над собой контроль теряет. Погибнуть может. Одно утешение, что раз в жизни такое.

— Не сильно буянил?

— Да гороху просил. А так ничего.

— Ну, мы пошли?

— Идите.

— За услуги мы из имеющихся денег взяли. Деньги при нем были. Квитанцию выписали.

Лидия пошла к выходу, не позвав его. Ни словом, ни жестом. На такси они мигом домчались до дому. И по-прежнему ни слова. Андрея это не то чтобы мучило, но он вдруг заподозрил, что недоразумение его осталось при нем. Он тщетно пытался заглянуть в глаза Лидии, подходящая обстановка для разговора так и не складывалась. И он без какой бы то ни было дипломатии, напрямик спросил ее:

— Лида, я же не пьяный? Это ошибка?

— Ты не пьяный? — Лидия гневно повысила голос. — Что же такое пьяный?

Андрей опешил. Сказать точнее — он был раздавлен — волной стыда, перемолот, перетерт в порошок. Ему показалось, что теперь уже никогда в жизни не отмыться от этой грязи.

— Подстроили…

— Ха-ха! Да кому ты нужен, подстраивать…

И эта фраза еще более, а казалось, уж вовсе некуда, унизила Андрея. И этот ее поступок. Ну, понятно, если недоразумение, то правильно, так и должно: вырвать из лап слепого случая. Но если человек попал закономерно, то вытягивать его отсюда — значит еще больше мучить и унижать. Ну, что же это такое — опять будто волной накрыло. Морская болезнь какая-то.

— Как же теперь жить-то после этого?

— Ничего. Перетопчишься. Переморгаешься. С каким мужиком этого не бывает…

Голос Лидии чуть-чуть теплеет, и этого вполне хватает Андрею для счастья. Ради такого стоило и в вытрезвитель попасть. А что, разве не так?

Тамада

Прожив восемнадцать дней на международном курорте под шепот прибоя и дуновения либо морского, либо соснового, из райских кущ, ветерков, впервые за много лет ощутив в себе избыток душевных и телесных сил, я решил противостоять обстоятельствам. Путевку не продлили, несмотря на мои прозрачные намеки, переходящие в не настойчивые просьбы и упоминания Магадана, этого магического, размягчающего бюрократические души, слова. Главврач как отрезал: у вас больничный есть? Ах, нет, значит, вы здоровы. Я чуть не лопнул, не найдя, что возразить. А ведь уже купил авиабилет с надеждой на успех, простояв полдня в очереди. Опять жариться, чтобы сдвинуть дату вылета? Нет уж, спасибо, лучше поживу недельку дикарем!

Опрометчивость своего поступка я понял спустя полчаса, как спланировал на адресок, выданный в турбюро. Пицунда, в незначительном удалении от береговой черты, напомнила удушение с помощью пластикового пакета, который в самый последний момент садоубийцы все-таки прокололи иглой: порцию осклизлого воздуха глотаешь с третьей попытки, она еще несколько секунд не может зацепиться за мокрые альвеолы, скрипящие при дыхании, как резиновые перчатки, а вдали им вторят такими же перепончатыми резиновыми звуками влюбленные рептилии. У меня от этих лягушек грудная жаба начинается!

Дайте хоть глоток магаданского воздуха! — Молю я, глядя на близкие, в два яруса, горы, зная, что есть и третий, укрытый туманом. Вот оттуда бы, сверху, с ледника, воздуховод, и я бы ожил.

А вообще-то не так уж и плохо. Забавно. Умею я попадать во всякие нелепые ситуации. С другой стороны, вся наша жизнь — нелепость и абсурд, и, выпутываясь из одной глупистики, тотчас попадаешь в другую, даже большую. Будто бы ставишь какие-то нелепые эксперименты на себе в абсурдокамере.

Эту неделю я проживу в проходной комнате, переделанной из кухни, в то время как хозяйка готовит себе еду на застекленном балконе, а ночь проводит на втором таком же.

Единственная настоящая комната сдана курсовочнице — даме без претензий на кокетство, сопровождающей дочку лет десяти. Еще в этой квартире живет черный нахохленный кот и белая собачка с блошиным нимбом вокруг головы и тела. Этих блох очень боится курсовочница, несмотря на мои убедительные объяснения, что болоночные насекомые к дамам не пристают.

Цоканье собачьих когтей раздражало меня. Из жалости к животному я решил сделать собачке маникюр с педикюром заодно, резанул ножницами по одному когтю, бедолажка взвизгнула и вырвалась из рук, вызвав у меня утробный беззвучный вой и мороз по коже. Нет уж, надо набраться терпения и ничего не предпринимать. Может быть, это порода такая — с когтями, как у монтера, чтобы по деревьям лазить? Все-таки хорошо, что я не стал сдавать билет, а то неизвестно, какую бы штуку выкинул самолет!

Обозреваю местность с высоты птичьего полета: два необитаемых ласточкиных гнезда приклеены к потолку балкона, птичек можно видеть кружащимися над зданием напротив, кажется, там детсад.

— С ними не заскучаешь, — поясняет хозяйка, легко вычислив мой интерес. — Сам-то молчун, зато она так и заливается: ти-ти-ти… Женщина… — И вдруг, перебив себя, с ожесточением добавляет: — Да, был у меня муж. Только старый. А этот — Аркадий — так себе. Чем такой, лучше одной мыкаться. Да вы чаю наливайте. Сыр свежий…

Знаю, сыр она вымачивала в молоке, чтобы погасить соль. Помидоры нарезала, петрушку. Легко в Пицунде быть первоклассным кулинаром. Допиваю чашку чаю (грузинский, но не такой, как в Магадане, ароматный, крепкий), и тогда мне приходит в голову, что без того, чтобы накрыть стол, Манана не решилась бы откровенничать, как некоторые мужики не отваживаются, не тяпнув для храбрости, знакомиться с «телкой». И вообще кавказские застольные традиции. Позавчера здесь был пир — с основательными тостами за хозяйку, ее родителей, за детей. Я недоумевал, откуда у Аркадия, курносого сероглазого мужика, грузинский акцент.

— Я в Тибилиси, пшь, родился, пшь, там мой дом. А потом женился, в Рязань черт понес. Папа наследство завещал почти, что все мне, а досталось сестре: я вроде как все равно пропью-прогуляю, пшь. Двенадцать тыщ. Конечно, не надо было уезжать за женщиной. Папа тоже просил. А я не послушался, уехал. Он вскоре умер. У него бычье сердце было. Могучий мужик. Меня троих взять — не перевесили бы. Пил, правда, многовато… У тебя есть родители?

— Отец умер…

— Отец! — Он встрепенулся и, похоже, обрадовался. — Выпьем за умерших родителей! У Мананы ни отца, ни матери. Пусть земля им всем будет пухом!

Хозяйка, услышав густые звуки своего имени, попыталась вклиниться и даже несколько раз разинула рот, правда, беззвучно, Аркадий строго шикнул на нее: женщина, пшь, тебе слово не давали, знай свое место. Она не вспылила, не устроила Аркадию головомойку, а безропотно умолкла, как выключенный репродуктор. Ее он выключил, а меня включил.

— У нас тоже море, — промямлил я. — Только холодное. И вместо дельфинов нерпы. У них мех золотистый, бобриком. А недавно один биолог скрестил персик с соболем, теперь плоды покрываются шерстью и выдерживают лютые морозы, у нас они за шестьдесят бывают. К семидесяти…

— Погоди-погоди, — Аркадий помолчал, прислушиваясь к дозревающей мысли — Ты здесь оставайся. Тоже веселый. Нам такие нужны. Я тоже отдыхать приехал, на три дня, а женился. Как запировал три года назад, так ни дня без рюмки. Ну и что — женат? Подумаешь! Я тоже был женат. Развелся. Теща нас развела. И ты разведешься. Теща есть? Нет? Сына с собой заберешь. Я тоже заберу. Я ей, пшь, покажу, где раки зимуют. А погулял я вволю. Бывало, и дрался, и пьяный за руль садился. У меня же «Волга». Была. Да и сейчас есть. Бог миловал. А чего бояться, коль тесть выручит. Знаешь, он у меня кто? Полковник милиции. А может, уже генерал, пока мы тут сидим. Я, почему тебе все это говорю? Не знаешь, да?

Я пожимаю плечами, а он уже вновь гарцует, мчится на лихом хмельном коньке по гулким горам, и оглушительное эхо отдается у меня в голове.

— Думаешь, я не знаю север? В Карелии жил, пшь. Там тоже жена была. Двое детей. Такие обормоты родные, расцеловал бы сейчас. Два мальчика. То есть сын и дочка. Говнюки, конечно, редкие, но чудо. Стоп! Давай за детей выпьем! У тебя сколько? Один? А если подумать? А еще говорят, у вас ночь полгода длится. А, правда, у вас циркачи тоже сидели, гимнасты по колючей проволоке ходили?

Полегоньку глотаю пробирающую до слез чачу, жую соленый папоротник и свежую зелень. В Магадане мы тоже вырастили в горшке кинзу, а кошка принюхалась и объела под корешок. Если так дело пойдет, вина запросит, а где его взять с этим сухим законом?

— У меня тоже кот, — заговорила Манана, но Аркадий побил ее двухметровой змеей, которую держал в качестве домашнего животного. Змея любила проводить ночи с сыном от первой жены, держа голову у лица мальчика, пила молоко из его чашки. Или блюдечка. А когда они обедали вместе с заклятым неприятелем ежом, откликавшимся на кличку Ел, это было неизбывно. Удавчика звали Пал.