Дмитрий Правдин - Записки районного хирурга Страница 51

Мы спешили на операцию: разрыв печени. Я зашел в предоперационную. Ермаков мылся под «моим» краном, я встал в сторонке и стал ждать.

— Чего стоишь? Вон кран свободный, мойся!

— Я после вас!

— Мойся, говорю, надо быстрее оперировать!

— Я под этим краном хочу.

— А, тоже заметил?

— Что?

— Раз ждешь именно этот кран, значит, заметил. Ладно, не говори, а то удачу спугнешь!

Рассказывать о своих личных суевериях — значит искушать судьбу или отпугивать удачу, а о некоторых общих я расскажу.

Не принято в день плановой операции стричь ногти, волосы и бриться; лучше сделать это накануне. Многие не любят оперировать рыжих и конопатых, у них часто открываются значительные кровотечения во время операции. Нежелательно оперировать плановых больных по большим религиозным праздникам. С последним я лично пару раз столкнулся.

В православное Рождество, седьмого января, мне довелось спасти жизнь пациенту с острой кишечной непроходимостью. День был нерабочим, вызвали меня рано утром, и к девяти утра я накладывал последние швы на кожу. Все шло замечательно, операция прошла без сучка без задоринки, настроение было отличным. Неожиданно ко мне обратилась Наталья Германовна, сестра-анестезист:

— Дмитрий Андреевич, ко мне Пашка приехал, мой сын, он в политехе учится на первом курсе. У них сейчас каникулы начались, а он на карате хочет ходить, проходил медосмотр, и грыжу паховую обнаружили, можно прямо сейчас прооперировать?

— Как — сейчас?

— Ну, я ему домой позвоню, он не пил и не ел с утра. Мы дадим наркоз, а вы операцию сделаете?

— Так у него ни анализов нет, ни ЭКГ, ни группы крови, как оперировать?

— Да анализы он вот только сдавал, перед Новым годом, он же медосмотр проходил.

— А группа крови есть?

— Я и так знаю, первая, положительная. Да зачем группа, операция не кровавая же!

— Наталья Германовна, как без группы крови? Не положено!

— Хорошо, хорошо, лаборантку все равно надо вызывать, сахар определять у диабетиков, попросим, и Пашке группу сделает. Вы-то согласны?

— А вас не смущает, что сегодня Рождество? — попытался я привести последний аргумент.

— Ой, я вас умоляю, доктор, вы еще в это верите? Это все бабушкины сказки! Так, лишний выходной, всю жизнь в церковь плевали, а теперь вдруг все резко в религию ударились.

— Я в церковь не плевал!

— Ну, вы не плевали, так другие! Вон и храмы разрушали, и попов вешали, и ничего с ними не случилось!

— Как знать, мы же не знаем, как эти варвары жили.

— Ой, да хорошо они жили. У меня у мамки сосед, он лично церковь нашу поселковскую взорвал в тридцатые годы, и ничего, девяносто лет прожил, и дом полная чаша!

— Но вы же не знаете, что в его душе творилось?

— Да ничего у него не творилось, пил и жрал, да с бабами шлялся! Так вы будете оперировать?

— Ну, раз настаиваете, звоните, путь приезжает, только группу крови обязательно надо сделать!

— Спасибо, доктор, сделаем.

Пашка оказался двухметровым детиной и едва уместился на операционном столе. Грыжа была небольшой, так что я не предвидел никаких сложностей. Все как всегда — выделил и ушил грыжевой мешок, выполнил пластику передней брюшной стенки, зашил рану. Операция завершилась. С трудом мы всей компанией откатили спящего Пашку в палату. Я еще раз осмотрел наклейку на ране — сухо — и отправился писать протокол операции.

Поставив точку в последнем предложении, я закрыл историю болезни и поднялся, чтоб перед уходом осмотреть послеоперационных больных. Больной, оперированный по поводу кишечной непроходимости, опасений не вызывал, но когда я подошел к Паше, то обомлел. Его наклейка обильно промокла кровью.

Я сорвал наклейку и осмотрел рану. Сквозь швы сочилась кровь. «Продолжающееся кровотечение! Но откуда? Я не повредил ни одного сосуда, все перевязаны и прошиты, уходил, все было сухо!»

— Немедленно больного в операционную! Зовите анестезиолога! Где группа крови? — четко скомандовал я.

— Дима, что произошло? — прибежал Иван.

— Не знаю, какое-то кровотечение возникло, нужно брать в операционную, расшиваться и осуществлять ревизию раны.

— Дмитрий Андреевич, что с сыном? — влетела в палату испуганная медсестра.

— Успокойтесь, возникло послеоперационное кровотечение, берем в операционную на ревизию.

— Но раньше такого никогда не было. Я не помню, чтобы после грыжи у кого кровило!

— Я тоже не помню. Давайте без паники.

— Я спокойна, берем.

Снова, чуть не надорвавшись, мы перегрузили Пашку на каталку и отправили в операционную. Пока готовились, я быстро проверил результат группы крови — точно, первая положительная. У нас было много крови такой группы, и я прихватил с собой в операционную пару пакетов.

Дали наркоз. Я расшил и тщательно осмотрел рану — источника не было. Посушил, постоял, снова зашил. Постоял еще.

— Ну что стоим? — поинтересовался анестезиолог. — Чего ждем?

— Ждем, не повториться ли кровотечение, так как я источника не нашел.

— А что это могло быть? — с дрожью в голосе спросила Пашкина мать.

— Говорю, не знаю! Давайте подождем.

Все было сухо. Прождав пятнадцать минут, я уже хотел было наложить наклейку и покинуть операционную, как вдруг между швов выступила кровавая роса. Через пару минут из раны обильно сочилась кровь. Я быстро распустил швы — чуть-чуть поддавало из подкожножировой клетчатки, а явного кровотечения снова не было!

— Что за черт! — выругался я вслух. — Мистика какая-то!

— А в чем дело? Вы нашли источник кровотечения? — подошла Наталья Германовна.

— Нет! Не нашел!

— А как же так?

— А вот так! Похоже, его вообще нет!

— Как так, нет? Кровь есть, а кровотечения нет? Разве такое бывает?

— Наталья Германовна, выходит, что бывает! Вот предупреждал я, что нельзя сегодня оперировать, а вы не поверили!

— Глупости! Что-то не так сами сделали, а на Бога спираете!

— Что же я не так, по-вашему, сделал?

— Не знаю! Но что-то сделали!

— Коллеги! Друзья мои! — вставил свое слово Иван. — Хватит ссориться! У нас вообще-то операция. Давайте лучше подумаем, что нам делать. Почему кровотечение, откуда?

— Давайте! — согласилась анестезист. — Дмитрий Андреевич, что вы предлагаете?

— Я предлагаю немедленно взять анализ крови, пока лаборантка в больнице, и посмотреть гематокрит, гемоглобин и эритроциты. Что-то Пашка бледноват стал.

Пока делали анализ, я самым тщательным образом еще раз осмотрел рану, но источника не нашел. «Что за черт! Зашиваешь рану — сухо! Через 15–20 минут начинает кровоточить, разошьешь — ничего не видно! Ерунда какая-то!»

Ни до, ни после у меня не бывало таких ситуаций. В анализе Пашки — анемия, но свертывающая система без особенностей. Количество красных кровяных телец уменьшилось почти в два раза; мы стали переливать кровь и вернули ее к нормальным показателям. Промучившись около двух часов, я затампонировал рану марлевыми салфетками, смоченными в кровоостанавливающем растворе, и зашивать больше не стал, оставил как есть. Мы перелили почти два литра крови, я просидел возле больного часа два — кровотечение не возобновлялось. Пашкина мать все время что-то бурчала и косилась в мою сторону, но мне это было безразлично. Только убедившись, что парню ничто не угрожает, я отправился домой.

На следующий день, уже восьмого января, я удалил салфетки и наложил вторичные швы. Паша поправился, но я до сих пор не знаю, что с ним было.

Необъяснимые случаи происходят и непосредственно с больными. Я обратил внимание: если тяжелобольного сразу после операции начинают измерять для того, чтобы узнать размер будущего гроба, то пациент поправится.

Как-то раз я прооперировал девяностолетнюю бабушку с гангренозным холециститом. Операция проходила тяжело, у старушки постоянно падало давление, но к концу выровнялось и стало стабильным. Пока я рассказывал дочери, тоже уже бабушке, про ее маму и операцию, в палату просочились два молодых человека с этанолзависимыми физиономиями.

— А что это вы делаете, молодые люди? — спросил я, увидав, что они ловко замеряют больную рулеткой.

— Так мы это, — замялись алконавты. — Мерку снимаем.

— Зачем?

— Ну, как зачем — надо гроб заказать, а завтра воскресенье, у гробовщиков выходной может быть.

— Вы что, с ума сошли? Она еще жива!

— Да ладно, док. Бабке девяносто лет, а вы сами говорили, что операция тяжелая.

— Тяжелая. Но она жива!

— Вряд ли поправится, — просипел тот, кто стоял возле головы бабушки.

— Так, вон отсюда! Пока старушка жива, не дам ее измерять! Вон!

— А мы уже замерили! Опоздали вы!

Старушка выжила. Я ее однажды встретил через шесть лет после выписки — заехал к ее соседям на вызов, а бабушка сама полет огород. Я зашел к ней, она меня узнала, сообщила, что чувствует себя хорошо, работает, а недавно ей исполнилось 96 лет. Я спросил про тех поторопившихся внуков — они оказались правнуками и утонули по пьяной лавочке в тот год, когда мы оперировали старушку из хирургии.