Леонид Билунов - Три жизни. Роман-хроника Страница 51

Как я узнал позже по своим каналам, Володя провел исключительную работу. Он ввел в компьютер данные всех, кто мог быть когда-либо мной недоволен или обижен, кто имел причины желать мне зла или смерти. В результате долгих поисков он нашел нужного человека.

Здесь я должен отвлечься и рассказать случай из прошлого, относящийся к середине 80-х годов, к тому короткому периоду моей жизни, который был связан с сертификатами.

К моим людям, работавшим возле магазина «Березка» на Сиреневом бульваре, подошли трое, назвавшиеся сотрудниками с Петровки 38, и, действительно показав милицейские документы, предложили встретиться в другой обстановке, «чтобы найти общий язык». В тот же вечер мне рассказали об их предложении. Я понял, что это обыкновенный рэкет, тем более отвратительный, что исходил от тех, кто должен заниматься порядком. Мне уже говорили, что милиция начала активно заниматься рэкетом, и довольно успешно. Не желая иметь ничего общего с этой организацией, я запретил даже вступать с ней в какие бы то ни было переговоры, понимая, однако, что она этого так не оставит.

Однажды вечером я подъехал к «Березке» на исходе рабочего дня и вышел из машины. Неожиданно возле меня затормозили «Жигули», из них вышли три человека и, предъявив милицейские удостоверения, неожиданно надели наручники и посадили на заднее сиденье. Машина тронулась. Через некоторое время я увидел, что мы едем не в отделение, а в сторону окружной дороги, на выезд из Москвы.

— Чего надо, мусора? — спрашиваю я вежливо.

— Мы уже предупреждали твоих, что нужно договариваться, — отвечает мне водитель. — Ты не захотел. Боюсь, что у тебя будут проблемы.

— Я с ментами не договариваюсь.

— Дело простое, — вступил в разговор мой сосед. — На тебя имеется жалоба. Ты кого-то обманул.

— Не может быть такой жалобы, — ответил я уверенно.

— Вот я и говорю, — продолжал тот, как ни в чем не бывало. — Имеется заявление. Что должна делать милиция? Мы хотим расследовать дело, арестуем тебя. А ты оказываешь сопротивление, да еще с оружием… Что нам остается делать? Стрелять! И приходит тебе, Билунов, конец…

Я видел, что угроза была совершенно реальной. Хоть я и был безоружен, но пистолет всегда можно вложить в еще теплую руку убитого. Застрелив меня, они заставят всех остальных платить им обильную дань.

Машина пересекла окружную дорогу и на высокой скорости приближалась к лесу. Я заметил, что мой сосед наматывает на руку что-то вроде жгута. Это могла быть удавка. Придушив безоружного, запястья которого схвачены наручниками, они могут потом разыграть любую театральную постановку. Улучив момент, я изо всех сил ударил водителя ногами по затылку. Ударил, может быть, даже слишком сильно, с опасностью для своей собственной жизни. Вместо того, чтобы затормозить, водитель всей тяжестью тела нажал на газ, и машину выбросило на обочину. Она едва не перевернулась, некоторое время неслась юзом, а потом раздался сильный удар спереди — мы врезались в дерево. Я потерял сознание, а когда пришел в себя и открыл глаза, машина горела, словно пионерский костер. Я с трудом выбрался наружу и убежал. Минут через десять за моей спиной раздался взрыв. Позже я узнал, что один из пассажиров «Жигулей», старший лейтенант милиции, погиб в машине.

Володя Тулебян, знавший об этой истории от меня самого, разыскал брата погибшего.

— Ты не хотел бы расквитаться с тем, из-за кого он погиб? Кто действительно виноват в его гибели?

Тот немедленно согласился, не пытаясь даже разобраться в истинных причинах смерти брата. Ему была неизвестна мудрая французская поговорка: «Прежде чем думать о мести, не забудь вырыть две могилы». Разумеется, не обошлось без денег. (Конечно же, больших, но, как всегда, раз в сто меньших, чем те суммы, которые были заплачены «заказчику», в моем случае, Володе). На месте брата погибшего я бы задумался, кому выгодна эта месть, если за нее так хорошо платят. Но, как говорят в народе, другому свою голову не переставишь.

Один из моих друзей сумел подслушать в банке телефонный разговор между Саратовским и Тулебяном, после которого не оставалось никаких сомнений в том, кто организовал покушение.

Я позвал Володю в гости. Володя пришел, как ни в чем не бывало. При разговоре присутствовали Леша и Игорь.

— Ты сделал то, чего делать нельзя, — сказал я ему прямо, не приглашая ни войти в комнату, ни сесть. — Ты продал нашу дружбу за деньги.

Видя, что он побледнел и пытается что-то сказать, я остановил его жестом руки.

— Я все знаю. Все! Тебе нет смысла оправдываться. Считай, что я забыл, но прошу никогда больше не попадаться мне на глаза.

Больше я никогда его не видел.

Даже привычный к подобным делам Саратовский не мог надеяться, что так будет продолжаться до бесконечности. Однако безнаказанность делает людей его типа все более и более наглыми. Я должен был положить этому конец.

Саратовский часто летал за границу, и узнать дату его прибытия оказалось несложно, хотя он принимал хитроумные меры предосторожности: менял билет в последнюю минуту, не сообщал жене даже намеком по телефону дату отлета, опаздывал на рейсы, не считаясь с расходами.

В тот день, едва Александр Саратовский прошел контроль в Венском аэропорту и направился к выходу, как его окружили четверо плечистых незнакомцев и, не вынимая рук из карманов, повели в сторону туалетов. Туалеты в аэропорту просторные, почти всегда пустые — место на редкость удобное для серьезного разговора. Саратовский вел за руку своего десятилетнего сына. Отдать ему должное, он не растерялся и тихо сказал:

— Только не при сыне!

Ему казалось, что пришли его последние минуты.

Мои друзья позвонили мне по мобильному телефону, так как хорошо знали мои правила.

— Он с сыном, — сказали мне. — Что делать?

Я думал недолго: сейчас невозможно вести жесткий диалог с этим животноводом. Я ведь его Кольку знал еще грудным ребенком и не мог его травмировать. Я только хотел показать Саратовскому, что когда мне делают гадости, недоступных мест для меня нет.

— Передайте телефон Саратовскому, — попросил я.

Мне нужно было, чтобы он увидел всю серьезность ситуации. Мы говорили недолго, но это был разговор, которого Саратовский не забудет.

— Животное! — сказал я ему своим самым звучным голосом. — Не занимайся гадостями! Тебе сегодня случайно повезло. Не думай, что так будет вечно!

Друзья рассказывали, что, слушая меня, Саратовский становился все более и более красным и под конец даже багровым. Если б мы желали ему доброго здоровья и долголетия, можно было даже испугаться, как бы его не хватил апоплексический удар.

— Выполни свои обязательства, мусор поганый, и навсегда забудь о моем существовании!

— Я все верну! — сдавленным голосом пообещал Саратовский, глядя на окруживших его моих друзей.

— И прекрати искать решение в другой плоскости! Я могу найти такое же, и раньше тебя, — закончил я. — Передай людям трубку, гиена!

— Отпустите, — попросил я ребят, и он ушел, не веря своему счастью, вытирая горячую шею платком.

Александр Саратовский продолжает ездить за границу, петляя, как заяц, заметая следы и таская за собой вооруженных до зубов секьюрити.

В тот раз в аэропорту я дал ему шанс поговорить и найти слова раскаяния и возможность — не примирения, нет! — но хотя бы перемирия. Он этой возможностью не воспользовался. Он упустил этот уникальный шанс. Саратовский действует теперь по всем фронтам. Это он написал письмо французскому президенту, стоившее мне обыска и судебного процесса, которое привез во Францию один из охранников Ельцина. Он не остановился на этом и продолжает вынашивать планы моего физического уничтожения. Мне эти планы становятся вскоре известны. Я несколько раз их расстраивал. Он знает, что я все о нем знаю.

Но он не может остановиться.

В третий раз Саратовский пробовал уничтожить меня, когда я жил с семьей в Вене. Это был конец 1993 года.

Мне позвонил мой давнишний знакомый Сережа Михайлов, для друзей Михась, который тоже недавно поселился в Австрии.

— Надо поговорить, — сказал он, не вдаваясь в подробности.

Мы договорились встретиться через пару дней в горном отеле «Альпин». Михась приехал с женой и двумя дочерьми. Я собирался провести в горах несколько дней с Галей и маленькой Лизой, которая тогда серьезно болела.

После ужина, когда мы остались с ним вдвоем допивать бутылку густого старого бордо, Михась рассказал мне любопытную историю, касавшуюся меня.

Три дня назад к нему явился соотечественник, детина огромного роста с небритыми щеками и маленькими свиными глазками, словом, с такой физиономией, за которую можно тут же сажать, и не ошибешься.

— И как их только пропускают через границу? — заметил Михась. — На таких должны срабатывать все датчики аэропорта!