Эдгар Вулгаков - Течение времени Страница 52

Танюше решили пока не рассказывать о возможном расширении семьи, до выяснения всех обстоятельств.

– Алешенька, я думала, думала, с Наташей мне будет нелегко налаживать отношения, а надо…

Делегация советских медиков на Международный медицинский конгресс прибыла в аэропорт Орли в составе пяти человек, из которых один – руководитель – ответственный чиновник из Минздрава. Еще во время полета он подсел к Леночке.

– Елена Федоровна, вас ожидает у трапа самолета приятный сюрприз – Наталия Александровна Седова.

– Наталия Александровна будет у трапа? Значит, через час мы уже встретимся?

– Да, да! Вы можете у нее остановиться, хотя номер в отеле для вас забронирован на всю командировку. Наталия Александровна во Франции достаточно известный человек и корреспонденты, которые будут встречать нашу делегацию, наверняка подготовят вопросы о ваших связях с родственницей с момента ее отъезда во Францию.

Елена Федоровна почувствовала, как сердце учащенно забилось, ей казалось, что она может потерять сознание.

– Пожалуйста, успокойтесь, выпейте воды, – произнес чиновник. Потом, минут через десять, увидев, что Елене Федоровне стало лучше, продолжил: – Возможно, будут провокационные вопросы. По прибытии в Орли вам рекомендуют тут же уехать с Натальей Александровной. Она вас будет ожидать возле самолета в белом автомобиле. Контактов с журналистами не избежать, но пресс-конференция состоится после вашего выступления на заседании конгресса. Тогда журналистов будут интересовать в основном достижения советской хирургии, хотя взаимоотношения между родственниками из стран с различными политическими системами и идеологией тоже не оставят без внимания. Будьте осторожны с ответами, чтобы не навредить сложившимся отношениям между нашими странами. Ведите себя непринужденно, пошутите с ними, вспомните годы войны. Такие экскурсы в историю они любят. Вам все понятно?

Спускаясь по трапу, Леночка тут же, возле самолета, увидела белую машину и возле нее Наташу. И снова у нее учащенно забилось сердце, и глаза наполнились слезами, она споткнулась, кто-то ее подхватил, а затем взяла под руку Наташа, и через минуту они обе оказались на заднем сиденье машины.

– Поехали! – приказала Наташа.

– Поехали, – машинально повторила Леночка.

Они не поцеловались, сидели, прижавшись, друг к другу, боясь посмотреть друг другу в глаза. Вдруг Леночка вспомнила про свой чемодан и дорожную сумку, и шофер повернул машину назад и, схватив Наташину визитную карточку, подбежал к возбужденной корреспондентской группе, окружившей четырех пассажиров из Москвы. Он протянул визитку руководителю группы, что-то сказал, и тот кивнул головой.

– Наталия Александровна, багаж доставят домой, как только разгрузят самолет. Причин для беспокойства нет!

– Спасибо, Коля. Леночка, Коля наш друг и по мере необходимости мой шофер и механик. Родился в Париже, из хорошей эмигрантской семьи, отлично владеет русским, учится на инженера.

«Зачем она все это мне говорит? – думала Леночка. – У нас столько вопросов друг к другу. И где ее сын?»

– Приехали, – вдруг сказал Коля.

– Как, – удивилась Леночка, – а я даже не увидела Парижа!

– Париж еще впереди, и в любой час суток, – произнес Коля, открывая дверцу машины. Он взял Леночкину сумочку и портфель, но она отрицательно покачала головой:

– Спасибо, не надо, я сама.

Портье открыл дверь в красивый подъезд, а огромный лифт бесшумно и плавно поднял на третий этаж. Над цифрой «3» можно было рассмотреть «4» и «5».

«Значит, дом пятиэтажный, как наши хрущевки, – мелькнуло в голове у Леночки. – Хотя на хрущевку совсем не похоже. Что-то я не могу сосредоточиться, взять себя в руки».

Наташа надавила на золоченую массивную ручку, и высокая дверь плавно открылась.

Войдя в квартиру, Леночка увидела юношу в инвалидном кресле. «Боже мой, Боже мой, как он похож!.. На кого? Ну не может этого быть, не может быть, чтобы этот мальчик так походил на моего семнадцатилетнего Алешу. Но вот он, передо мной… Похож, поразительно похож».

– Тетя Леночка, тетя Леночка, я так рад вас видеть. Я – Алеша, здравствуйте! Давайте обнимемся, я очень рад!

Леночку словно молния пронзила: как неприступно, холодно она держалась с Наташенькой, не сказала даже теплого приветственного слова. «Выходит, я жестокосердная, мрачная эгоистка, не способная забыть прошлое, это ужасно. А здесь горе. Наташенька так готовилась к встрече, думала о нас, а я… мы… вычеркнули ее из памяти, перечеркнули все, что было между нами хорошего».

– Милый мой мальчик, я тоже рада с тобой познакомиться. Я уверена, что мы будем дружить и полюбим друг друга. И с твоей мамой у нас будут самые хорошие и сердечные отношения, как в наши молодые годы, – из глубины души вырвались слова, полные любви и нежности, из глаз потекли слезы.

– Наташенька, бедная моя девочка, иди ко мне, я хочу тебя обнять, – и они, как две русские бабы, заплакали, что-то шепча друг другу и причитая в голос.

– Что с вами, успокойтесь, – и Алеша, подъехав к дивану, попытался обнять их обеих.

– Дружочек, нам с тетей Леночкой надо поплакать. Так надо, душа просит. Не волнуйся! Потом нам будет легче, и мы тебя позовем, ладно?

Когда они успокоились, и каждая открыла свою косметичку, Леночка спросила:

– Что с ним?

– Три года назад на школьных соревнованиях он упал с велосипеда, повредил оба коленных сустава и позвоночник. Все время лечится в знаменитой клинике, два раза в год выезжаем на курорт, где принимает ванны, грязи. Массажист приходит ежедневно. На правой ноге стали шевелиться пальцы. Вот и все наши достижения. У него блестящие лингвистические способности, увлекается древними языками и структурной лингвистикой, хотя курс по математике еще предстоит прослушать. Занимается очень увлеченно. У него много друзей из школы и университета, есть и девушки, но главная его подруга – это я. Что делать? Как ему дальше жить?

– Милая Наташенька, не отчаивайся. Я его посмотрю, поговорю с его врачами. Может быть, увижу перспективу его лечения у нас. Будем надеяться на лучшее. Расскажи, как ты живешь, какие сведения из Союза доходят до тебя?

– До маминой смерти я что-то знала о вас, хотя Кривой переулок она не навещала: боялась нарушить установившееся равновесие между вами, властями и мной – «отщепенкой». Когда обо мне заговорили в печати – вышла моя основная монография на двух языках, затем мои книги о литературе Серебряного века и Блоке, и я стала литературным обозревателем в «Фигаро», а там уж обо мне вспомнили и в посольстве. Я перестала быть «отрезанным ломтем», как говорят в России, и это их устраивало. Как бы забыв мое бегство из СССР, наградили меня грамотой за укрепление связей между нашими странами и предложили войти в Общество культурных связей Франции с СССР. Я человек обеспеченный, получаю приличное вознаграждение в Сорбонне, читаю лекции в Оксфорде, в США. Гонорары за книги, работа в газете, – одним словом, в финансовом отношении проблем нет, а накопления в банке дают приличные проценты. Раз в месяц устраиваю приемы, как здесь принято, бываю в театрах, на концертах, выставках… Теперь реже – жаль оставлять дружочка одного. Через год после рождения Алеши я познакомилась с Жаном. Он архитектор, имеет свою мастерскую, много работает, у него приличное состояние. Жан нашел эту квартиру, помог ее приобрести на выгодных для меня условиях. Жан очень внимателен ко мне и к Алеше. Алеша привык к Жану, у них сложились хорошие теплые отношения. Встречаемся мы у Жана. Он мой единственный мужчина, других не было. Много раз Жан настаивал на браке, но я против. Теперь ты расскажи о себе, о Танюше, об Алеше, о тете Груше – жива ли она, о ваших друзьях. А где вы живете – все еще в Кривом? Как проводите отпуск?

А между тем в Кривом ждали звонка от Леночки, который раздался из квартиры Наташи, как они и ожидали, в условленное время. Трубку взял Алеша, и Леночка подробно рассказала, как живет Наташа, что он отец ее сына, что мальчик тоже Алеша и очень на него похож.

– Так что, друг мой, не отвертишься, – рассмеялась, Леночка и, посерьезнев, рассказала о травме у Алеши-младшего. – Не исключено, придется его взять в Москву.

– Мне не нравится пассивный метод лечения мальчика, и я буду разговаривать с его врачами.

– Леночка, мы долго говорим. Это стоит очень дорого.

– Наташа предупредила меня заранее, что стоимость разговора для нее сущие пустяки. Она говорит часами с авторами и издателями, друзьями и сама оплачивает разговоры. Дорогой, не волнуйся, теперь поговори со своим сыном, а потом с Наташей. Они где-то в глубине квартиры, сейчас я их позову.

«Если есть ангелы, то моя Леночка – ангел. Я так всегда считал и вот очередное доказательство», – подумал Алеша.

– Алло, – услышал он в трубку, – это говорит Алеша, ваш сын, здравствуйте, я очень рад. Мама много говорила о тете Леночке и почти не говорила о вас. Она обычно говорила, что вы любите тетю Леночку, и этим все сказано. Я это понимаю – ее нельзя не любить: она располагает к себе добротой и вниманием, хотя мы знакомы всего три часа. Мне бы очень хотелось полюбиться с вами, извините, полюбить вас и подружиться и полюбить свою сестру Танюшу, мы же почти ровесники. И тетю Грушу я тоже хочу полюбить, как и весь ваш дом вместе с Зитой и кошкой Дусей. Извините меня за мою речь. Мама, когда услышит, как я говорил, скажет, смеясь: «Мальчуган, речь твоя наивна и восторженна. В ней я не услышала мужского металла в голосе. Но о металле в голосе мы поговорим еще. А “мальчуганом” вас называла моя бабушка – ваша мама, правильно?»