Филип Дик - Голоса с улицы Страница 52

Окаменевшая маска, в которую превратилось лицо женщины, секунду оставалась целой и невредимой, но затем вдруг провалилась и рассыпалась, словно треснув изнутри. Из глотки вырвался пронзительный вопль, исполненный такой острой боли, что Хедли застыл, как вкопанный.

– И правильно! – крикнула Марша в его испуганное лицо. – Все кончено! – Она потянулась, чтобы захлопнуть дверцу, и ее глаза наполнились слезами, которые брызнули на щеки. – Простите, никто не виноват. Я совершила ошибку – и вы тоже совершили ошибку. Все были не правы.

– Все? – переспросил Хедли и рванул вперед, пытаясь добраться до нее, пробиться к ее распадающейся личности. – Он тоже был не прав? Не сидите там и не лгите мне: вы пытаетесь внушить мне…

Машина взревела и умчалась в темноту. Невысказанные, непрозвучавшие слова застыли у Хедли на губах. Спрашивать было некого: он остался один. Хоть выкрикни свой вопрос изо всей мочи – разницы никакой. Стюарт немного постоял на тротуаре, беспомощно глядя машине вслед. Затем повернулся и перешел дорогу, направляясь к своему дому и машинально нащупывая ключи.

Когда он достал бумажник, ладонь задел жесткий синий край членской карточки Общества. Хедли вынул ее, подержал в руке, а затем яростно порвал в клочья. Кусочки медленно опустились на асфальт, порыв ночного ветра подхватил их и унес прочь.

К тому моменту, когда Хедли открыл входную дверь дома, клочки уже разлетелись по канаве, где валялся прочий ночной мусор – выброшенные газеты и отходы, пустые пивные банки и сигаретные пачки. Весь тот хлам, который городские власти обязаны подметать и вывозить.

Деревянной походкой Хедли поднялся по холодной, застеленной ковром лестнице на свой этаж. Грудь вздымалась от холода. Как ни странно, лишь открыв дверь и войдя в темную, безжизненную квартиру, Хедли вспомнил про свои рисунки. Он забыл их в машине Марши.

Но теперь уже было слишком поздно за ними возвращаться.

Часть третья

Вечер

Элис Фергессон, с румяным и разгоряченным от жары лицом, носилась взад-вперед, радуясь тому, что большой дом готов к приему гостей, что ужин постепенно проходит все сложные этапы приготовления и что еще нет восьми.

В гостиной стоял ее муж, засунув руки в карманы и задумчиво глядя в окно. Элис остановилась на минуту и резко окликнула его:

– Что ты там делаешь? Просто стоишь столбом? Мог бы мне помочь, между прочим.

Невысокая грузная фигура капризно зашевелилась: Джим Фергессон повернулся к жене и нетерпеливо от нее отмахнулся. Он снова размышлял – последнюю неделю он размышлял постоянно. Его красное и морщинистое, как чернослив, лицо озабоченно нахмурилось: Фергессон вставил между зубами окурок сигары и резко отвернулся от жены.

Женщину охватило сострадание, когда она вернулась к своей стряпне. Пухлый человечек, который жевал сигару и пытался удержать в голове все свои планы и проблемы, казался со стороны таким одиноким и жалким. Элис сосредоточилась на шипящих стейках из меч-рыбы, запекавшихся в духовке, и приказала себе не обращать на него внимания.

– Который час? – настойчиво спросил Джим Фергессон, неожиданно подойдя сзади.

Элис быстро выпрямилась.

– Ты меня напугал.

– Который час? – грубовато и громко повторил Фергессон с той почти детской прямотой, что овладевала им в минуты беспокойства. С таким видом, будто говорил о чем-то срочном или жизненно важном, Фергессон продолжил: – Черт, куда ты дела электронные часы? Они же стояли над раковиной: где они сейчас?

– Не скажу, – твердо ответила Элис, – если ты будешь орать в таком тоне.

Фергессон завопил:

– Я имею право знать, который час! – Он покраснел от злости. – Вы, бабы, вечно всем недовольны. Я потратил полдня на то, чтобы протянуть гибкий кабель для этих часов!

– Вот, возьми, – Элис всучила ему тарелки и выпроводила из кухни в гостиную. – А потом достань хорошее серебро: оно в той старой коробке с зеленым войлоком – ты знаешь, твоей матери.

– Зачем? Для Недотепы?

– Они же гости.

– Он вполне может есть с обычного серебра, с которого мы всегда едим, – Фергессон начал возмущенно расставлять тарелки по длинному дубовому столу. – Не делай из этого такое уж событие – что вы, бабы, там затеваете? – Он со страхом взглянул на жену. – Вы опять снюхались с Эллен Хедли? Все это подстроено!

Проигнорировав его, Элис переключила внимание на салат. Белые булочки с маком, разложенные на противне, должны были отправиться в духовку, как испекутся стейки из меч-рыбы. Беарнез уже готов. Во влажной картонке лежал замороженный горошек, который оттаивал, истекая соком. Она ничего забыла? Белый студень и песочное печенье приготовлены еще с вечера… Осталась одна картошка: неповоротливые клубеньки лежали в верхней части духовки, никак не желая быстро и равномерно запекаться.

В гостиной слышался раскатистый грохот: Фергессон выдвигал ящики большого комода, пытаясь найти серебро. На минуту Элис подумала, не достать ли посуду самой: приглушенная возня действовала на нервы. Что его так расстроило? Это передавалось и ей… Фергессон заражал весь дом своей напряженностью и серьезностью. Элис со вздохом опустилась на колени и еще раз проверила стейки из меч-рыбы.

Запекаясь на бледно-голубом огне духовки, стейки сочились белым жиром и лениво дымились: на твердой серой поверхности искрились горящие капельки. Рыбное филе идеально подходило для теплого летнего вечера. По крайней мере, оно идеально подходило для кухарки – не нужно было оставлять духовку включенной на целых полдня. Элис попыталась вспомнить, ест ли Стюарт рыбу? Если верить Эллен, он не ест так много блюд.

Но свежая морская рыба еще никому не повредила. Элис нетерпеливо закрыла духовку и выпрямилась. Стюарт – большой крепкий парень, пора уже кому-нибудь усадить его за стол и заставить хорошо наесться. По крайней мере, внешне он выглядит здоровым и откормленным, как поросенок: он даже начинает слегка полнеть в талии.

На минуту Элис остановилась, чтобы сориентироваться. Столько всего нужно помнить: целый вечер удерживать Фергессона и Хедли от споров; не давать Эллен свернуться на диване больной кошкой, требующей, чтобы все ее обслуживали; стараться, чтобы беседа не переросла в многословный разговор на служебные темы или не свелась к банальным фразам о погоде и профсоюзном движении. Заставить ужиться четырех людей, из которых даже двое между собой не уживаются. Элис схватила противень с булочками и рывком затолкнула его в духовку.

Элис опасливо наклонилась, чтобы стряхнуть пыль с юбки: встав на колени, чтобы заглянуть в духовку, она испортила платье. Затем она быстро поискала в чулане длинный фартук, но, так и не найдя его, в раздражении захлопнула фанерную дверку. Наверное, ее длинный синий пластиковый фартук одолжила Эллен… Элис понимала, почему Фергессон терпеть не может Хедли: казалось, парень всегда стоит с протянутой рукой и с дурацкой, нерешительной улыбкой на лице – с бессмысленной, полной надежд, доверчивой улыбкой ребенка. Стюарт и Эллен. Одалживают, просят, попадают в зависимость… впрочем, ее мать говорила то же самое о ней, Элис – и так далее по списку.

От нечего делать Фергессон раздраженно слонялся по гостиной: серебро он нашел и вывалил на стол. Элис почуяла, что он беспокойно меряет шагами комнату, думая о двух своих магазинах и о возросшей ответственности. «На хрена ты его купил? – хотелось ей заорать от досады. – Если теперь ты будешь все время о нем волноваться, тогда ради бога продай его обратно!»

Вдалеке послышались голоса и шарканье туфель. Через долю секунды раздался звонок в дверь, сердце Элис бешено екнуло, и она кинулась к плите, чтобы в последний раз заглянуть в духовку. Они пришли. Вечер начался.

– Ты откроешь? – тревожно окликнула она Фергессона. – Мне нужно последить за рыбой.

Недовольно заворчав, он побрел через прихожую к входной двери. Элис мельком увидела, как Фергессон ненадолго остановился перед зеркалом, чтобы взглянуть на себя: он слегка наклонил голову и критически посмотрел на лысину, смутно видневшуюся под непричесанными волосами. Ее бедный, самолюбивый, взъерошенный, беспокойный муженек… Он рывком открыл входную дверь, и в дом вошли Стюарт и Эллен.

«Он намного выше Фергессона», – мгновенно подумала Элис, но тут же выбросила это из головы. Стройный и белокурый, с прямой спиной, Хедли спокойно вошел, приобнимая одной рукой Эллен и направляя ее мимо лестницы. По такому случаю Хедли надел коричневую свободную куртку и аккуратно выглаженные темные габардиновые слаксы… туфли на рубчатой подошве и крапчатый галстук-бабочку. Стюарт Хедли – выхоленный, нарядный, с гладковыбритым подбородком, присыпанным тальком, с розоватыми ушами, короткой и тщательно уложенной стрижкой – весело помахал Элис.