Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2010) Страница 52

Алерион

Алерион — птица, во многом подобна орлу.

Горе тому, кто прикоснется к ее крылу.

Перья ее — стальные, а кромка пера

сверкает на солнце и словно бритва остра.

Алерион — повелитель небесных птиц.

Любая птица пред ним падает ниц.

На всей земле живет только пара одна.

Чета алерионов издалека видна.

Перья на голове краше царственного венца.

Прожив шестьдесят лет, самка откладывает два яйца,

через два года на свет появляются два птенца.

И тогда две старые птицы в окружении свиты летят

к морю, поскольку больше жить не хотят,

бросаются в волны и тонут, а два птенца

растут, никогда не увидев ни матери, ни отца.

Естествослов говорил: Алериона крыло

словно бритва сечет, разделяя добро и зло.

Спасенье или погибель. Плоть или дух.

Казалось бы, мир огромен, а выбор — одно из двух.

Коза

Известно, что коз отличает крепость рогов,

которыми, защищая чад, поражают своих врагов.

Козы любят высоты и часто пасутся в горах,

даже у края пропасти их не одолеет страх.

Но и в долинах, на пастбищах, над прозрачной рекой

они обретают пищу и душевный покой.

У коз прекрасное зрение: сразу поймут, кто такой:

мирный путник или охотник, стоит им глянуть раз.

Кровь козы, как известно, растворяет алмаз.

И Господь наш любит вершины духовных гор:

это суть патриархи, сонм пророков, ангельский хор.

Но и в долине, на грешной земле известны Его дела:

Церковь голод духовный легко утолить смогла!

Река прозрачная есть Божия благодать.

Густая трава — Утешение, что Церковь смогла преподать.

Кровь Господня в Причастии размягчает камень твоей души.

Изучай повадки животных, — учит Естествослов, — и не греши!

«Две правды» — или одна?

ФИЛОСОФИЯ. ИСТОРИЯ. ПОЛИТИКА

Юрий Каграманов

«Две правды» – или одна?

К девяностолетию окончания Гражданской войны

Каграманов Юрий Михайлович родился в 1934 году. Публицист, философ, культуролог. Автор книги «Россия и Европа» (1999) и многочисленных публикаций. Постоянный автор «Нового мира».

На Дону и в Замостье

Тлеют белые кости.

Над костями шумят ветерки.

Алексей Сурков

17 ноября 1920 года крейсер «Генерал Корнилов» с главнокомандующим П. Н. Врангелем на борту отчалил от крымского берега и пустился догонять ушедшую двумя днями ранее армаду, увозившую в Константинополь остатки Белой армии и многочисленных беженцев. Так закончилась Гражданская война. Еще продолжалась «малая», как назвал ее Фрунзе, Гражданская война: весь 1921 год в разных концах России бурлили крестьянские восстания, поднял мятеж Кронштадт, а на Дальнем Востоке белые отряды оказывали сопротивление красным до конца 1922-го, но все эти выступления имели ограниченный характер и никакой реальной альтернативы большевизму уже не способны были выдвинуть. Судьба России определилась – на многие десятилетия вперед – в ноябре 20-го.

Время, которое до этого момента неслось вскачь, резко сбавило темп. Диалектика пореволюционной нашей истории оказалась как будто нарочито растянутой таким образом, чтобы связь причин и следствий была затемнена и каждый законченный в себе период психологически был возможно менее связан с предыдущим [1] . И днесь, чтобы охватить полноту смыслов настоящего, надо ухитриться жить в «большом времени» - протянувшемся на столетие без малого. При таком ощущении времени получается, что Гражданская война произошла «вчера».

Двадцать лет спустя

Казалось бы, за двадцать лет, истекших с того момента, как потерпела крах советская идея, взгляды на Гражданскую войну должны были радикально поменяться. Увы, это не так. Или не совсем так. Правда, кино и телевидение сегодня, как правило, «играют» за белых. Это можно объяснить не только позицией авторов соответствующих фильмов и телепередач, но и тем, что кино и телевидение требуют больших денег, а дающим их частным лицам психологически трудно идентифицировать себя с теми, кто когда-то «грабил награбленное» (хотя, наверное, в большинстве случаев это как раз их деды и прадеды). А вот академический мир проявляет в интересующем нас плане впечатляющую неповоротливость.

За двадцать лет у нас переиздано значительное количество книг, мемуаров и исторических исследований, выходивших ранее в эмиграции. Как пишут авторы коллективной монографии «Белое движение в Гражданской войне» [2] , у российских историков появилась возможность «учиться у белых авторов». Кому-то эта учеба пошла впрок: увидели свет объективные и хорошо написанные исследования [3] . Но «равнина» (воспользуюсь словечком, которым называли колеблющееся большинство в революционном Конвенте Франции) академической науки, похоже, основательно запуталась и не способна толком что-то объяснить широкой публике, что, собственно, и требуется от историка.

В середине 90-х известный историк П. В. Волобуев высказал мнение, что в каждой гражданской войне есть «две правды». Так было, например, во Франции и в США. Так было и в России. Эту мысль разделили историки, которых я отнес к «равнине»: они, видимо, решили, что быть ни в сих, ни в оных – это на сегодня самая правильная позиция, отвечающая требованиям модного ныне плюрализма.

Хуже всего то, что «равнина» держит в своих руках преподавание истории. Я убедился в этом, познакомившись с тремя учебниками (для вузов), имеющими, как мне сказали, наибольшее хождение [4] . И если бы еще их авторы последовательно проводили идею о «двух правдах»! На деле «красная правда» у них определенно перевешивает. Видимо, они настолько загипнотизированы ею от младых ногтей, что до сих пор не в силах освободиться от этого гипноза. И настолько привыкли к душному воздуху советских аудиторий, что никаким другим уже дышать не могут.

Ибо то, что они пишут, мало отличается от того, что было написано в советских учебниках. Например, что большевики установили в стране «диктатуру пролетариата». А белые-де защищали интересы имущих классов. Или что большевики, при всех претензиях, которые могут быть к ним предъявлены, отстаивали линию «прогрессивного» развития, а белое движение «чем дальше, тем больше скатывалось к жестокой реакции».

Где прикровенно, а где откровенно радуются военным успехам красных. Если белые заняли какую-то территорию, то они ее «захватили». А если красные – то «освободили». Упоминают о «героической обороне Царицына» и ничего – о героическом штурме его белыми, однажды увенчавшемся успехом. Повторяют трафаретные фразы о «Советской России, зажатой в кольце фронтов», хотя на самом деле никакого кольца не было, а были лишь разрозненные фронты, да и те фронтами назвать трудно, потому как у белых слишком мало было для них сил.

Повторяют, что «страны Антанты, организовавшие военную интервенцию, многократно усилили пламя Гражданской войны» – тем, что усилили белых. Но ведь хорошо известно, что прямое вооруженное вмешательство стран Антанты в наши дела было ничтожно малым, а помощь оружием и снаряжением, которую они оказывали (и не бесплатно) белым, много меньше той, на которую последние вправе были рассчитывать – принимая во внимание, что Россия фактически спасла от разгрома западные армии в 14-м году и позже. А по мере того как обозначался перевес красных, западные «союзники» (приходится заключить это слово в кавычки) все более охладевали к Белой России. Были, правда, люди прозорливые, понимавшие, чем победа красных грозит Западу (в Англии, например, это У. Черчилль, Р. Киплинг), но торгово-промышленные круги, думая лишь о сиюминутной выгоде, хотели нормализации отношений с Совдепией, а сильные своим влиянием левые всех цветов и оттенков требовали «убрать руки от Советской России» и перестать поддерживать «реакционных генералов».

А между тем белые были не только наследниками тех, кто спас Запад, но и сами продолжали его спасать – теперь уже от красного нашествия. Если бы летом и осенью 1920-го не существовал крымский фронт, вряд ли поляки устояли бы перед натиском Красной армии. А если бы была оккупирована Польша, тогда, вполне вероятно, пришел бы черед Германии (еще не взяв Варшавы, красные писали на своих знаменах: «На Берлин!»), где существовала сильная коммунистическая партия, а затем еще и некоторых других стран.