Алекс Тарн - Пепел (Бог не играет в кости) Страница 53

Не верить-то они не верили, но в пропаганде своей использовали эти слухи на полную катушку. Так что единственными, кто оказался заинтересованным в терезиенштадской инспекции, были оклеветанные с ног до головы СС и политическая полиция — гестапо. Они надеялись, что истинное положение дел еще можно довести до ушей одураченного мира, что еще возможно противопоставить правду — клевете, а честь и достоинство — лживой пропаганде. В то же время инспекция по их собственной инициативе выглядела бы инсценировкой. Требовался формальный запрос по линии «Красного Креста». Но в том-то и дело, что проходил месяц за месяцем, а запроса не было! Ни от стонущей по поводу так называемых нацистских злодеяний Би-Би-Си, ни от «обеспокоенного» американского госдепартамента, ни от жирных администраторов Джойнта!

Дошло до того, что ко мне обратились напрямую высшие чиновники германского МИДа с просьбой посодействовать в организации инспекции. Но в отсутствие внешнего запроса и я не мог ничего предпринять. Мы искали малейшую зацепку, но прошла масса времени, прежде чем она и в самом деле нашлась. Один из депортированных датских евреев успел заблаговременно отправить свою семью в Швецию. Узнав о его депортации, жена обратилась в шведский «Красный Крест» за информацией. Те переслали запрос своим датским коллегам, а последние — нам, в Берлин. Таким образом долгожданный толчок произошел. Гиммлер вздохнул с облегчением и дал Бюргеру приказ готовиться к визиту. Конечно, его невозможно было провести немедленно — такие мероприятия требуют длительной подготовки. Немцы слишком долго ждали возможности быть услышанными, чтобы позволить каким-нибудь нелепым случайностям разрушить все дело.

В марте 44-го Генрих представил мне нового коменданта Терезиенштадта — оберштурмфюрера Карла Рама. Видимо, административные способности Бюргера показались Гиммлеру недостаточными для столь важной задачи. Рам понравился мне с первого взгляда. Австриец, среднего роста, элегантный, с безукоризненным вкусом, он сильно отличался от весельчака Антона своим задумчивым, несколько даже замкнутым видом. Лоб мыслителя выдавал незаурядные способности. Это был, вне всякого преувеличения, блестящий интеллектуал с огромным творческим потенциалом. Ах, Ваша честь!.. Сколько пользы принесли бы человечеству эти замечательные люди, если бы колесо фортуны повернулось иначе! Мог ли я себе представить, глядя на Карла, что всего через какие-то три года его вздернут на виселице тупые чешские мужланы?!

Рам проделал в Терезиенштадте просто выдающуюся работу, создал произведение административного искусства, что было особенно нелегко, учитывая низость и косность человеческого материала, с которым ему приходилось иметь дело. Но об этом я еще расскажу, а пока что послушайте о моих проблемах. Они, естественно, заключались в том, чтобы убедить представителей датского и шведского «Красного Креста» присоединиться к инспекции, которою они сами же — вольно или невольно — инспирировали. Не менее двух месяцев ушло на пустые переговоры. Они просто не хотели ехать туда, Ваша честь, просто не хотели! Мне приходилось оказывать на них давление, стыдить, угрожать оглаской, пока они, наконец, не соблаговолили дать свое принципиальное согласие.

В середине мая Гиммлер прислал моему боссу доктору Марти официальное разрешение провести две инспекции: в Терезиенштадте и в любом другом рабочем лагере по нашему выбору. Мы выбрали Биркенау. Когда я сказал об этом Карлу, он воскликнул:

— Замечательно! Теперь я знаю, что делать с излишками моего населения!

Дело в том, Ваша честь, что Рама беспокоила некоторая скученность в жилых помещениях Терезиенштадта, о которой я уже упоминал. Если вы помните, именно тесноту союзническая пропаганда именовала главной пыткой и бичом модельного еврейского города. В итоге Рам принял решение оставить в Терезиенштадте всего 28 тысяч, а остальных переправить в Биркенау и готовить там ко второму визиту. Вы спросите, почему именно их, а не других? Ну, не надо забывать, что условия жизни в модельном городе все-таки сильно отличались от условий рабочего лагеря, так что и люди выглядели поупитаней. В дополнение к этому они уже прошли психологическую подготовку к визиту.

В общем, идея Рама выглядела просто замечательной и, естественно, была немедленно претворена в жизнь. Бывших жителей Терезиенштадта поселили в Биркенау отдельно от остальных в специально выстроенных бараках. Их не утруждали работой, неплохо кормили и даже разрешили переписку с оставшимися в Терезиенштадте родственниками. Те же, в свою очередь, получая письма из Биркенау, окончательно убеждались в нелепости слухов о газовых камерах и массовых убийствах. Все было готово к визиту. После длительных согласований мы назначили дату первой, терезиенштадтской инспекции: 23 июня.

Думаю, что после всего, что я вам уже рассказал о своих коллегах, вы не удивитесь, когда узнаете, что они делали все для того, чтобы отложить, а то и вовсе отменить визит. В итоге шведы так и не поехали под смехотворным предлогом, что именно назначенный день является в Швеции нерабочим по причине какого-то национального праздника. Они объявили об этом буквально накануне, когда было уже поздно менять что-либо. Излишне говорить, что во время предварительных согласований шведы ни словом не обмолвились о какой бы то ни было проблеме. Таким образом, делегация «Красного Креста» состояла всего из трех человек: двое датских представителей и ваш покорный слуга в качестве председателя. Нас сопровождал сам министр иностранных дел Германии господин Эберхард фон Тадден. Уже один этот факт свидетельствовал об исключительной важности нашей инспекции для официального Берлина.

Итак, утром 23 июня 1944 года наш черный лимузин въехал в крепостные ворота Терезиенштадта, украшенные поучительной надписью «Труд делает свободным». Карл встречал нас у входа, сопровождаемый неприятным длинноносым типом в кургузом пиджаке и неглаженных брюках. Занятый беседой с фон Тадденом, Рам не успел предупредить меня, и я по ошибке пожал длинноносому руку. Это оказался глава местного самоуправления. До сих пор меня преследует противное ощущение его влажной ладони. Помню ли я его фамилию? Нет, его фамилию я забыл…а почему вы спрашиваете? Это имеет какое-то значение? Как? Эпштейн?.. Да-да, вот сейчас я припоминаю… по-моему, в итоге этот тип оказался жуликом, как и все они: мухлевал со списками депортируемых в Аушвиц-Биркенау. Карл вынужден был его сменить на кого-то другого. Погиб вместе с семьей? — Ага… видимо, казнен… Что ж, это объяснимо — в военное время мошенничество карается особенно строго.

Но, поверьте, весь этот предмет не стоит столь пристального внимания. Позвольте мне лучше рассказать о самом Терезиенштадте в тот июньский день 44-го. Когда я говорил о произведении искусства, созданном административным талантом Карла Рама, я нисколько не преувеличивал. Весь городок цвел и благоухал; повсюду виднелись клумбы с цветами, в парках играли дети, магазины ломились от изобилия продуктов. Свежие овощи, фрукты, сладкая черешня, кондитерские изделия на витринах кафе. Конечно, я не был настолько наивен, чтобы полагать, что мы видим повседневную реальность терезиенштадтской жизни. Большую часть всего этого наверняка завезли накануне нашего приезда. Но, послушайте, перед любым инспектором всегда предстает сильно приукрашенная картина. И это нормально. Обычно приходится рассуждать примерно таким образом: «Так, возьмем выставленное на витрину количество продуктов и поделим его пополам — это и будет истинным положением вещей».

Так вот, даже если разделить увиденное нами в Терезиенштадте не пополам, а на десять, то и тогда он останется богаче любого провинциального немецкого городка. А на разбивку клумб и благоустройство парков, без сомнения, потребовалась не одна неделя. На подходе к центральной площади в ноздри нам ударил запах свежевыпеченного хлеба из близлежащей пекарни. Рам пригласил попробовать — вкус полностью соответствовал запаху; пекари явно использовали муку самого высшего сорта. На самой Марктплац симфонический оркестр играл Брамса. За столиками открытого ресторана сидели люди. Работал банк. Магазины продавали одежду и обувь.

Затем мы посетили фабрику, где они клеили коробки в просторном светлом цеху с высокими потолками. Еще на лестнице мы услышали пение — они пели, Ваша честь! Пели веселую тирольскую песенку! Станет ли это делать человек, с которым плохо обращаются? Или, тем более, обреченный на смерть? Нонсенс! Далее нас повели в жилые помещения. Датчан в первую очередь интересовали условия проживания бывших сограждан. Конечно, их комнаты на двоих сильно уступали президентскому «люксу» берлинского отеля «Амбассадор», но жаловаться на отсутствие удобства тоже не приходилось: нормальная мебель, занавески на окнах, полки с книгами, горшки с цветами. В санитарных узлах умывальники сверкали свежим фаянсом, блестели никелем новенькие водопроводные краны.