Томас Пинчон - Винляндия Страница 53

Караван «24квс» вкатился туда назавтра после официального провозглашения. Кафе, пивные, и пиццерии все жужжали интригой. Молодёжь с подрывными волосами бегала по улицам, расклеивая плакаты или напыляя на стены из баллончиков «НР3», «КУБА ЗАПАДНАЯ» и «МЫ ИМ В ЖОПУ ВСТАВИЛИ, А ОНИ ДАЖЕ НЕ ЗАМЕТИЛИ!» Ни единый час дня или ночи не обходился без визитов вертолётами, хотя всё происходило в те времена, когда наблюдение с воздуха ещё пешком под стол ходило, и 16-миллиметровые «Арри-М» на мини-опоре «Тайлер» были таким передним краем техники, что дальше Френези и не разглядеть. Внизу же, на уровне земли, как выяснялось, были только она и «Скупик». И не сказать, в точности, что она работала на Вонда.

Когда он снимали копии с отснятого ею материала, платил он лишь за проявку и печать. Она себе говорила, что снимает кино для всех, чтоб его показывали бесплатно всюду, где найдётся достаточно отражающая поверхность… это не секретная съёмка, у Бирка на неё столько же прав, сколько и у кого угодно… Однако затем, немного погодя, он не только уже видел отбракованный материал, но и высказывал предложения, что ей, для начала, лучше снимать, и чем глубже она во всё это втягивалась, тем глубже и Бирк входил в её жизнь.

Тем временем, большинство членов «24квс» считало, что у неё «шашни», как тогда это называли, с Драпом Атманом. У Прерии тоже возникли собственные подозрения, лишь из того, как Френези его снимала, поначалу на ночной тусе, которая, предполагалось, есть общее политическое собрание. Из динамиков ревела музыка «Лёд Зеппелин», циркулировали бутылки и косяки, одна-две пары — разглядеть было трудно — нашли себе место поебаться. На подиуме несколько человек орали о политике все одновременно, поток мнений из зала тоже не иссякал. Кто-то желал объявить войну Никсоновскому Режиму, другие — обратиться к нему, как любое другое муниципальное образование, по вопросу распределения доходов. Даже через грубый старый цвет и искажённый звук, Прерия ощущала свободу этого места в ту ночь, веру в то, что возможно что угодно, ничего не встанет на пути у такой радостной уверенности. Ничего подобного раньше она не видела. А затем, в общем плане всей толпы, она заметила этот движущийся кружок сфокусированного внимания: кто-то там пробирался, пока в пределы видимости не взошла высокая фигура.

— Драп! — закричали они, как болельщики в другой стране, эхо едва улеглось, и ещё раз: — Драп! — К этой стадии своей карьеры Драп выглядел в точности, как та разновидность преподавателя колледжа, которая, как в те дни опасались родители, соблазнит их дочурок, не говоря уже про сынков. «Нетрадиционно привлекателен» — такой вот комментарий содержался в его досье КОРАЗПРО[100], уже высоковатой пачки документов, которая со временем вынудит Бюро, когда они пожелают её переместить, привесить к заду табличку «ГАБАРИТНЫЙ ГРУЗ». Волосы его доходили до плеч, и сегодня вечером на нём висело ожерелье из раковин каури, он был в белой рубашке-джавахарлалке и клешах, покрытых портретами Тюти-Ути в четыре краски. И о как Френези, этот пульсирующий глаз, залипала на нём, и постепенно, под музыку, при всякой возможности возила трансфокатором взад-вперёд по Драповой промежности.

— Тонко, — заметила ДЛ.

— С нюансами, — прибавила Дица. — Одобряю.

Для человека, который столько времени проводил с предметами до того абстрактными, что большинство людей умудрялось всю жизнь обходиться без того, чтоб даже о них слышать, Драп обладал примечательно неопрятными личными привычками. Технически в разъезде со своей женой Порчей, но деля с ней опеку над Мо и Пенни, он также притягивал к себе орбиты произвольного количества экс-подружек, а также их родни и потомства, кои время от времени возникали собственнолично либо же посредством заказных почтовых отправлений, судебных курьеров, ну или всех вместе по случаю какого-нибудь пресловутого семейного сборища у Драпа по выходным, когда всем полагалось упиваться ретродомашними Заботой и Теплом, за исключением, разумеется, тех, кому выпало быть последней подружкой — предоставленная сама себе, она обычно, через некоторое время, от такого обалдевала. Вокруг с топотом носились дети, ели без остановки, взрослые пили, принимали наркотики, обнимались, плакали, имели озарения, марафонили всю ночь до завтрака, ничего никогда не решалось, пышным цветом цвели ложные примирения. Драпу-то вполне весело, само собой, он же измыслил и срежиссировал все эти представления, на них и председательствовал, сияя ликом, когда две или больше приятных на вид женщины, в случае Драпа зачастую в вызывающих нарядах и постепенно всё телеснее, состязаются за его внимание. Как ни загадочно, разнообразные дамы всё время на такое велись, а детям и вообще очень нравилось. Если взрослым такое дозволяется, их собственные воззрения на жизнь, может, не так уж и плохи.

Френези вообще-то проследовала сразу от раковины, полной тарелок, накопившихся за одно такое всенощное пиршество любви, прямо к авиалайнеру на Оклахома-Сити спозаранку, где она к этому времени уже встречалась с Бирком Вондом на регулярных свиданиях в номере с водяной постелью в мотеле для автомобилистов на Южно-Меридианном проспекте, неподалёку от аэропорта. В «ЛАКС» она полетела за компанию с Порчей и детишками, сделав вид, что направляется в Район Залива.

— Любезно было с вашей стороны, ребята, что все на меня не навалились.

— Потому что мы все там бывали, — улыбка Порчи не расслабляет.

— Он почему-то мне совсем не кажется… очень уж оттяжным сортом мужа?

— О — сам он считает иначе. Думает, женитьба поможет ему бросить якорь в реальной жизни, и его не унесёт куда-нибудь в другое измерение?

А ты вообще хоть как-то понимаешь эти его приходы с математикой? — После паузы, обе кратко хохотнули. — Он однажды попробовал, но немного погодя, должно быть, забыл, что я тут, просто карябал себе дальше уравнения.

— «Из вышесказанного, интуитивно очевидно…», — Порча его голосом. — Вот когда я и поняла, что всё кончено. Но как ты, вероятно, обнаружила, стоит его заткнуть, он становится очень деловой. Поэтому, знаешь, как-то и остаёшься тусить.

— А многое там и про политику, Порча, надеюсь, ты врубаешься.

— Только не говори мне, что влюбилась, ладно?

— Сестрёнка, я даже не в очереди.

Сзади хихикали детки.

— Смешно, а?

Хихи.

— Мы просто ждём, — сказал Мо.

— Чего?

— Когда кто-нибудь из вас скажет «засранец», — ответила Пенни.

Лететь в Оклахому — это как челноком на другую планету. После обеденного перерыва на секс, они лежали среди пластикового мусора, занесённого номерным обслуживанием, перед Ящиком, который только что объявил, что гонки моторных лодок у плотины на озере Оверхолсер отложены. То и дело вторгались голоса в сопровождении метеокарт с новостями о нескольких грозовых очагах, выдвигающихся по пейзажу, окружая город. Возникали призрачно доцифровые радарные изображения — серых штормов-маток, рожавших из правых своих боков мелкие крюки отзвуков, что росли, и отделялись, и ползли уже по своей воле убийственными юными торнадо. Погодные комментаторы старались поддерживать традицию полоумности, коей знаменита их работа, но из действа никак не могли исключить элемент капитуляции, словно бы в бессилии перед первыми достоверными разведданными о пришествии агента восхищения. Снаружи, с удалённой камеры, небо было брюхом зверя, наползали бессчётные серо-чёрные вымена перед грозовым фронтом, за ним что-то отдалённо ревело, болтая громадными жалами, пронизанными венами молний, мело, уничтожало… Она в себе чувствовала электрическое возбуждение — больше члена его, в тот миг, ей требовались его объятья. Хрен там. Он на всё это смотрел, как на рекламный ролик, словно Зверь против города — следующее развлечение, к которому он слишком уж привык.

А хотелось ему, похоже, разговаривать о делах. Он разработал, отправил по инстанциям и уже готов был получить авторизацию на план по Дестабилизации и подрыву HP3 с финансированием из одного дискреционного фонда МП[101].

— У нас лабораторные условия, — рассуждал Бирк, — марксистское мини-государство, продукт массового восстания, мы его там не желаем, а также мы не желаем туда вторгаться — как тогда нам действовать? — Замысел его был дать им столько денег, чтобы все кинулись в драку за то, кому больше достанется. Кроме того, как настойчиво предлагал Вонд, это будет ценно как масштабная модель того, сколько может стоить разложение целой страны.

Она лежала со спутанными волосами, размазанной помадой, руки-ноги вяло раскинулись, соски торчком и, на глаз, чувствительный к инфракрасному излучению, неугасимо тлеют. Раскат грома снаружи рухнул вполне близко, и вся кожа её содрогнулась тонкой болью. Ей так хотелось прижать его к себе. Она взяла себе краткий передых в борьбе, из которого, предпочти она это, можно было б увидеть почти всё, может, и до самого конца, что она могла потерять за это — ладно, вот он, во весь рост, всем комплектом — за что? За еблю? Ещё за что-то?