Видади Бабанлы - Когда молчит совесть Страница 53

Вугар слушал ее с наслаждением. Искренние, непринужденные слова Арзу разгоняли мрачные подозрения, возвращая в привычный мир любви, доверия. Он сказал покорно и виновато:

— Прости, никак не мог… У стариков попроси за меня прощения. Работа.

— Ох эта работа! — Голос Арзу задрожал. — Когда-то она кончится и мы сможем свободно вздохнуть и увидеть божий свет? — Она осеклась, заметив, что Вугар снова помрачнел. Кажется, не вовремя дала волю языку! — Что случилось? Опять неприятности на работе? — участливо спросила она.

— Да, — сухо ответил Вугар.

Непонятная тревога, охватившая было ее, немного улеглась. Ну, конечно, огорчен неполадками на работе и потому груб, раздражителен. Вот к чему привело напряжение последних месяцев. Нет, она больше не позволит ему так работать!

Арзу осмелела:

— Да ну ее к лешему, твою работу! Вконец измотала! Посмотрела я на тебя, и сердце мое словно огнем опалили. Бледный, щеки ввалились, даже белки пожелтели…

Она сочувственно вздохнула, хотела еще что-то сказать, но Вугар оборвал ее:

— Ты очень жалеешь меня, да?

— А как же? Разве ты сомневаешься? Ведь ты у меня единственный…

— Единственный? — иронически спросил Вугар.

— Конечно, ты моя первая любовь! А ты что, не знал?

— Выходит, не знал.

— То есть как?

— А вот так! Ты обманывала меня, скрывала свои тайны!..

— О дорогой, что ты говоришь?! Как я смею тебя обманывать, какие могут быть у меня тайны?

У Вугара не хватало духу высказать ей все, что он услышал от Мархамат, и он молчал, то краснея, то бледнея.

— Да ты болен! Ну конечно же болен! — воскликнула Арзу и, кинувшись в Вугару, схватила его за руку. — Немедленно идем домой! Надо вызвать врача. Вот до чего ты довел себя! Бессонные ночи… И вот результат!

— Ошибаешься! — Вугар высвободил руку. — Я не больной и не сумасшедший.

Но Арзу не слушала его и, снова схватив за руку, стала просить:

— Успокойся, милый… Ну, пойдем к нам и спокойно обо всем поговорим, прошу тебя…

Он молча и подозрительно глядел на нее. Потом сказал:

— Говорят, у тебя был возлюбленный до меня. Даже два.

Арзу вздрогнула. Долго ничего не могла выговорить, потом спросила оскорблено и гордо:

— Что ты еще слышал обо мне? Будь мужчиной, выкладывай!

Он до боли прикусил нижнюю губу и решительно, словно в воду кинулся, спросил:

— Агариза твой родной отец?

— Странный вопрос! — через силу засмеялась Арзу. — Конечно!

— А Ширинбаджи?

— Ширинбаджи моя родная мать! — с достоинством ответила Арзу.

— Но… — Голос его прервался, слова застряли в горле.

— Ну, ну, что дальше? Говори смело, не бойся!

Настойчивость Арзу развязала ему язык:

— Говорят, тебя взяли из детского дома. Настоящие родители твои неизвестны…

Слова Вугара ошеломили Арзу. Рот раскрылся, бледные губы дрожали, как осенние листья. О, если бы эти слова произнес кто-нибудь другой! Она разнесла бы все кругом, она знала бы, как ответить. Но это ведь Вугар… И она подавила гнев.

— Ты хочешь сказать, что я незаконнорожденная и к тому же гулящая? Может, скажешь, что я не с двумя, а с десятью гуляла? — В широко раскрытых глазах Арзу блеснули слезинки и тут же исчезли, — так испаряется влага на раскаленном камне.

Господи, что он наделал! Оскорбил ее родителей, так ласково относившихся к нему! Как повернулся у него язык произнести такие слова?

Арзу вздохнула, всхлип вырвался из горла, словно внутри то-то оборвалось. Она согнулась, как от резкой боли, закрыла лицо руками и несколько мгновений оставалась недвижимой. Плечи ее дернулись раз, другой, она отняла руки, лицо было мокрым от слез.

— И ты… ты… — с трудом выговаривала она, — пришел сюда только затем, чтобы очернить и замарать нашу семью, чтобы подло оклеветать меня? Что ж, спасибо! Большое спасибо!

Она пошла прочь, но, сделав несколько шагов, обернулась и сквозь рыдания громко сказала:

— Ох, как я ошиблась в тебе! Зачем эта ложь, оскорбления?… — Дыхание прервалось, казалось, кто-то сжал ей горло сильной рукой, и она продолжала тихо и жалобно: — Ты мужчина Вугар. Если разлюбил или полюбил другую, почему не скажешь честно? Может, думаешь, я стану удерживать тебя, повисну, как камень, на шее?

Слезы быстрыми ручейками бежали по щекам, голос звучал хрипло, еле слышно, всхлипывания мешали говорить. Она сделала несколько шагов и вернулась:

— Ты обвинил меня во лжи! Да, я скрыла от тебя никогда не существовавшие тайны… Ты поверил клеветникам и посмел упрекнуть меня в том, что я с кем-то гуляла… А сам? Вот уже больше года мы не видимся неделями. Я звоню, назначаю свидания, ты почти никогда не приходишь, обманываешь. Отговорка одна: работа. Я верила. Но теперь поняла: причина другая! Вот и ответь, зачем ты несколько лет морочил мне голову? Что плохого я сделала тебе?

Она зарыдала и, закрыв лицо руками, спотыкаясь побежала домой. Больше она не обернулась…

Глядя ей вслед, Вугар словно просыпался от дурного сна.

«Что я наделал? — в отчаянии думал он. — Как я посмел повторить подлейшие выдумки глупой женщины? Позор, позор на мою голову!» Он хотел кинуться за Арзу, догнать, на коленях вымолить прощенье. Ноги не двигались, словно на каждую привязали пудовую гирю, язык не ворочался. Улица закружилась, заплясала перед его глазами. Он прислонился к стене, пережидая, когда кончится эта карусель. «Надо идти к ней, немедленно идти и просить прощения…» — мысленно повторял он. Но сил не было.

«Сейчас идти нельзя… — вдруг подумал Вугар и ухватился за эту мысль. — Она меня не подпустит к себе, не станет слушать, а если и выслушает, не поверит. Подождать до завтра? Она успокоится, и я, может, приду в себя…»

Глава пятнадцатая

Обычно Мархамат с трудом преодолевала лестницу. Войдя в квартиру, первым делом валилась на диван и минут пятнадцать — двадцать лежала, приходя в себя и переводя дыхание. Сегодня она даже не взглянула на кресло, стоявшее возле телефона, а схватили трубку и принялась громко сыпать проклятьями:

— Чтоб отнялись ваши ноги и онемели руки! К телефону, видите ли, не подходят, чтоб вас паралич разбил!

Алагёз, старательно разучивавшая музыкальный урок, с удивлением взглянула на мать и съежилась от страха. Но Мархамат не замечала ее. Наконец в трубке что-то щелкнуло. Услышав голос Зия Лалаева, Мархамат завопила:

— Вы что, подохли? Почему трубку не берете?

— Мархамат-ханум? Что произошло, почему у вас такой сердитый голос?

— Прекрати в жмурки играть, противный! Допрос вздумал мне учинить? Немедленно сюда!

— К добру ли?

— Придешь — половину добра получишь!

Швырнув трубку, Мархамат плюхнулась в кресло, охая и стеная. В ее разгоряченном мозгу вертелась одна мысль: где выход? Эти два слова повторяла она всю дорогу до дома и сейчас твердила их, как набожные старухи твердят молитву. Раздался резкий телефонный звонок. В ярости схватила она трубку. Держа на некотором расстоянии, она ждала, пока в трубке раздастся чей-нибудь голос: разговаривать с посторонними Мархамат была не в силах.

— Тетя, Зия беспокоит тебя! Нельзя ли зайти позднее? Срочная работа.

— Истукан несчастный! — в бешенстве закричала Мархамат. — Пусть лопнет твоя работа! Пусть следа от нее не останется! Намыль голову дома, а сбреешь здесь! Быстро!

— Что за горячка?

— Уф-ф! Слушай, болван, неужели я должна по телефону объяснять, зачем ты мне понадобился? Пожар! Понимаешь, пожар!

Она снова швырнула трубку, вскочила и стала ходить взад и вперед по комнате. Хватаясь то за голову, то за сердце, она стонала и охала, точно из ее тела острым ножом вырезали куски мяса.

Руки Алагёз неподвижно замерли на клавишах, стоны матери не на шутку испугали ее.

— Где пожар, мама? — дрожащим голосом спросила она.

Испуганный голос дочери заставил Мархамат опомниться.

Она резко повернулась к ней.

— Здесь пожар! — двумя руками схватила себя за ворот, разорвала его. Тут горит, понимаешь! Ты, ты превращаешь меня в пепел!

— Что я сделала, мама, чем виновата? — расплакалась Алагёз.

«Нельзя ее волновать, она больная…» — подумала Мархамат, но не могла совладать с обуревавшими ее чувствами.

— Разве такой должна быть девушка в твоем возрасте? Погляди на других! Парни за ними, как преданные псы, таскаются, девушки у них на головах орехи колют! А ты?! Мямля, разиня! Увидишь молодого человека, дрожишь, как цыпленок под дождем! Каждый день я учу тебя, как должна вести себя.

Все словно с гуся вода! Если умру, как станешь жить на свете, ума не приложу! — Мархамат тяжело перевела дыхание. — Что мне с тобой делать? В отца пошла. У них в роду все такие. Ни хитрости, ни ловкости! Только и знаете — честность, приличие. Кому это нужно? Да будь твой отец другим, сейчас бы самые высокие посты занимал! Ты его дочь! Моим молоком вскормлена, а ни чего от меня не взяла… Ох, горе мне, таю, как соляная гора. Из-за вас! Таю… О аллах, пошли мне конец…