Пол Мюррей - Скиппи умирает Страница 53

— В какое время, говорите, вы отослали Карла домой?

— Около девяти.

— А в какой время вы ушли в кабинет географии?

— Ну, может быть… в половине десятого.

— Прикинем, успел бы он за это время вернуться домой, нагрузиться колесами и опять прийти в школу, — рассуждает Автоматор. — Да, успел бы. Но это означало бы предположить, что он заранее знал, что вы предпримете небольшую вылазку и покинете спортзал, — а этого он не знал. Даже если бы зелье у него с самого начала было с собой, то стал бы он слоняться вокруг школы еще полчаса в ожидании удобного случая проникнуть внутрь? Полчаса? Под проливным дождем? Этот мальчишка хулиган, но он не мазохист. Нет, мне кажется, это дело рук кого-то, кто все время находился внутри. Кого-то, кто все время наблюдал за вами и ждал удобной минуты. Ему нужно-то было всего ничего — несколько секунд, и готово дело. Как только вы вышли — он подбежал к чану. А может быть, еще до того, как вы вышли. Так или иначе — он бросает туда колеса, а потом смывается домой, на волю.

— Но ведь нет никаких доказательств, что это сделал Джастер, — возражает Говард, хотя и видит, что спорить бесполезно. — Ну, я хочу сказать, что с таким же успехом это мог бы сделать любой другой, кто там находился. Разве не так?

— Да, разумеется, это мог сделать любой. Это могли сделать злые гномы. Это мог сделать Лунный Человечек. Однако все имеющиеся факты указывают на этого мальчишку, Джастера.

— Но почему…

— Вот именно, Говард! Почему? Вот тут-то мы и подходим к самой сути. — Он стучит себя перьевой ручкой по зубам. — Вы заметили в нем какие-нибудь перемены, когда беседовали с ним?

— Ну… э-э…

— Вы же с ним беседовали?

— Да, конечно…

— Ну и? Что-нибудь выяснилось? Вы разобрались, что у него за проблемы?

Говард лихорадочно роется в памяти, пытаясь припомнить хоть какую-нибудь подробность того разговора со Скиппи, но он не в состоянии припомнить ни единого слова мальчика; он помнит только, как мисс Макинтайр касалась его руки, помнит запах ее духов, помнит ее дразнящую улыбку.

— Ну, э-э… В целом мне показалось, что это совершенно нормальный паренек…

— Может быть, лучше вы повторите мне дословно, что он вам говорил?.. Труди, ты записываешь?

— Да, Грег. — Рука Труди выжидательно замерла над блокнотом.

— М-м-м… — Говард мучительно морщит лоб. — Ну, дело в том, что у нас была не совсем официальная беседа, скорее так, непринужденный разговор… Я просто дал ему понять, что, так сказать, дверь для него отперта. Что в будущем, если у него возникнут какие-то проблемы, он может…

— Если у него возникнут?.. — Автоматор захлебывается слюной. Он стучит ладонью по столу, как будто для того, чтобы снова привести самого себя в движение. — Господи, Говард, ведь мы знаем, что у него есть проблемы! Раз мальчишка на уроке французского заблевывает своих одноклассников, значит, у него есть проблемы! В том-то и штука, что я поручил вам выяснить, что это за проблемы! Чтобы избежать в точности такого развития событий, которое мы наблюдаем сейчас!

Он тяжело оседает на одно из новых офисных кресел на колесиках, прижимает ко лбу кончики сложенных домиком пальцев и испускает вздох, который похож на свист пламени, сжигающего все на своем пути.

— Ну хорошо, может быть, мне сходить к нему? — поспешно говорит Говард. — Поговорить с ним еще, и на этот раз, обещаю — я выясню, что с ним не так.

— Слишком поздно, — бормочет Автоматор куда-то себе в ладонь, а потом, крутанувшись на кресле, говорит: — Пора пускать в ход артиллерийские орудия — Труди, запиши, что Джастер должен посетить советника по вопросам воспитания, как только тот снова появится. Отец Фоули докопается, в чем тут дело.

Он встает и подходит к окну, повернувшись спиной к Говарду, положив руку на четкообразный шнур жалюзи.

— Ну, а вы сами с Джастером еще не… говорили? — хриплым голосом спрашивает Говард.

— Да, мы с ним коротко побеседовали прошлой ночью, когда вы были заняты уборкой помещения, — отвечает тот, озарив кабинет фальшивым ярким светом. — Застал его у себя, наверху, за чисткой зубов. Сама невинность. Сообщил мне, что почувствовал себя нехорошо и поэтому вышел прогуляться. Дверь была отперта, сказал он, так что он решил, что все в порядке. Ничего ни о чем не знал. — Свет тускнеет, когда пластинки жалюзи сдвигаются, и снова делается ярче, когда они раздвигаются. — Очень мило: вышел прогуляться в полном одиночестве, посреди зимы, выряженный, как чертов хоббит. В общем, мальчишка все равно что послал меня на фиг. И штука в том, что никто не может опровергнуть его слова! Никто теперь не может вспомнить, что же там происходило. Наверно, это антероградная амнезия — один из побочных эффектов тех колес. А может, этот ваш Слиппи добрался до них первым.

Долгое время стоит тишина, и только свет то тускнеет, то становится ярче, а в руке Автоматора поскрипывает ворот жалюзи. А потом он говорит:

— Могу вот еще что вам сказать: наверное, эта коллективная потеря памяти и вашу задницу спасла.

Говард вздрагивает. Скрип, скрип, стонет ворот жалюзи. Труди почтительно таращится в свою папку, словно эта часть разговора не для ее ушей. Безучастный силуэт Автоматора тускнеет и почти растворяется. Говард собирается что-то сказать, но чувствует, как рубашка липнет к его спине.

— Вам нравятся рыбки, Говард? — Автоматор вдруг отходит от окна и направляется к аквариуму.

— Н-нравятся ли мне они? — запинается Говард.

— Старик просиживал здесь по полдня, наблюдая, как плавают эти чертовы рыбки. Я никогда не понимал, зачем они нужны. По сути, совершенно бесполезные твари. — Наклонившись, он щелкает пальцами по одной из блестящих рыбок, которые безмятежно снуют внутри резервуара с водой. — Поглядите-ка. Они понятия не имеют о том, что происходит вокруг. Я торчу в этом кабинете круглые сутки всю неделю — а они меня от дырки в стенке не отличают! — Снова переключая внимание на Говарда: — Вы знаете, чем люди отличаются от рыб, Говард?

— У рыб жабры.

— Это только одно из различий. Есть еще одно, более важное различие. Подумайте хорошенько. Подойдите сюда, поглядите.

Говард послушно поднимается со стула и всматривается в разноцветных рыбок, плавающих в своей разогретой тюрьме. Он слышит позади себя дыхание Автоматора. Рыбы — невозмутимые и непроницаемые — шевелят плавниками.

— Я не вижу, в чем тут дело, Грег, — наконец говорит Говард.

— Конечно не видите. Это коллективная деятельность, Говард. Вот в чем главное различие! Рыбы не играют в команде. Поглядите на них. Здесь же нет никакой слаженной деятельности. Они даже не разговаривают друг с другом. Можно задаться вопросом: как же они могут чего-то добиться? Ответ: никак. То, что вы видите перед собой, — это и есть нормальный образ жизни рыб. Я наблюдаю их уже почти месяц, и это все, на что они способны.

— Понимаю. — У Говарда такое чувство, как будто его со всех сторон обступают невидимые враги.

— Можно спросить: а что они делают в образовательном учреждении? Похоже, они мало чему способны научить нас. Верно и обратное: мы тоже мало чему можем научить их. Рыбу невозможно воспитать, Говард. Ее невозможно сформировать как личность. Вот млекопитающих — всяких собак, кошек, бобров, даже мышей, — их можно дрессировать. Их можно научить играть в мяч. Они охотно исполняют свою роль и стремятся к общей цели. А рыбы не такие. Они неподатливы. Они одиночки, солипсисты. — Он стучит по стеклу — и опять никакой реакции; потом он говорит: — Вы проморгали вчерашнюю вечеринку, Говард. Не знаю, до какой именно степени, и, наверное, уже никогда не узнаю. Но это раскрыло мне глаза.

Говард заливается краской. Он ловит на себе взгляд Труди: в ее глазах читается выражение глубокой жалости и сострадания; она быстро отводит взгляд в сторону, снова утыкается в свою папку.

— Я-то раньше относил вас к командным игрокам. А теперь чаще склоняюсь к мнению, что вы куда больше похожи на этих рыбок. Вам явно по душе плавать в воде, ни на кого не обращая внимания, и предаваться мечтам. Вы возразите: а разве это запрещено? Нет, не запрещено. Но здесь, в Сибрукском колледже, рыбы нам не нужны. Здесь, в Сибрукском колледже, мы заинтересованы в выполнении своих задач. У нас есть цель, и эта цель — добиваться успехов в учебе и спорте. Мы все вместе трудимся над этим, мы все продумываем. Мы млекопитающие, Говард. Млекопитающие, а не рыбы!

— Я тоже млекопитающее, Грег, — спешит заверить, его Говард.

— Нельзя просто сказать, что ты млекопитающее, Говард. Быть млекопитающим — значит что-то делать. Это отражается даже в самых ничтожных наших действиях. А вот вы производите такое впечатление, как будто еще не вполне сделали выбор, кем быть. — Автоматор выпрямляется и смотрит Говарду в глаза. — Я хочу, чтобы за время каникул вы как следует обдумали свой выбор. Потому что либо вы начинаете вести себя как млекопитающее и становитесь частью команды, либо — как знать? — вы начинаете подыскивать себе новый аквариум. Я выразился достаточно ясно?