Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса Страница 53

«Дзы-ы-ын!» – разрывался стационарный телефон в маминой прихожей. Солнечный луч скользил по стене, на которой висел аппарат, и заглядывал на кухню. «Эх! Хорош чаёк!» – ставила мама чашку на стол и не спеша шла к серой трубке.

– Алло!

– А Машеньку можно? – проговорил мужской голос.

– Машу? – удивлённо спросила мать.

– Машу можно, но нельзя.

– А это как? – засмеялось в трубке.

– А нет её. На работе она.

– Да? Правда?

– А чего ж я – врать что ли буду? Конечно, правда!

– А в таком случае, где она работает?

– А в таком случае, с кем я разговариваю?..

– Ой! Тёть Нин, совсем забыл представиться! Это ж я – Женя!

– Женя? – мама перебирала в памяти всех моих знакомых Жень. – Это какой же, интересно?

– Да как же! А летом помните, я Машу привозил? Она ещё в детском доме тогда трудилась…

– Ах, Женечка! Что ж ты молчишь-то!

– Да я и не молчу, – послышался сконфуженный мужской голос.

– Ты как там? Не болеешь?

– Да всё отлично: я здоровее всех живых!

– Ну, слава Богу! А Машенька. Машенька в школе преподаёт. В первую смену она сейчас: шестые да восьмые классы учит.

– Ох, ничего себе! Ну, Маруся даёт!

– Да. Не хотела она в школу-то идти, да куда денешься. Работы-то у нас в городе совсем нет. Туда и то еле устроилась. С первого сентября там.

На том конце провода слышалось внимательное молчание.

Мама продолжала:

– Денег немного платят. Так она ещё и классное руководство взяла. Да кружок какой-то ведёт.

– А дома она во сколько появляется?

– Дома? Да уж под вечер совсем. В декабре же, сам знаешь, вечер быстро наступает. Сейчас уж после трёх темнеет. А там Машке ещё полы на первом этаже мыть.

– Какие полы?

– Деревянные! Какие ж ещё? Маруся в школе подрабатывает – техничит по вечерам. Деньги ж лишними не бывают.

– Ой, бедная. Так, а когда же она свободна тогда?

– Когда спит.

– Как это?

– А свободное время у неё на проверку домашнего задания уходит.

– В смысле?

– Да в прямом! Она же русский да литературу преподаёт!

– А я приехать хотел…

– Да кто ж тебя не пускает? Завтра ж суббота! Почему бы и нет?

– А у Вас остановиться можно?

– А у тебя здесь ещё кто-то есть?

– Нет. Нету.

– Вот и порешали, – засмеялась маман.

Двухэтажное кирпичное здание светилось огнями. Я шла по вычищенной дорожке к детскому саду. Пролетела через четыре ступеньки бетонного крыльца и побежала по тёмному узкому коридору. В маленькой раздевалке стояли низенькие жёлтенькие шкафчики. Я открыла самый первый, с вишенками на дверях. «М-м-м… Штаны-то сыроваты… Гуляли, наверно», – подумала я.

Дверь в группу открылась, и оттуда послышались детские голоса. «Варвара Жданова, за тобой мама пришла. Собирайся!» – менторским тоном произнесла воспитательница. Моя малышка бросила игрушки и, засеменив полненькими ножками, побежала ко мне. «А кто игрушки убирать за тебя будет?» – притормозил её взрослый голос. «Я сейчас!» – кинула она мне и бросилась прибирать на полу. «Всё! – отряхивая розовенькое плюшевое платьице маленькими ручками, она с улыбкой шла ко мне. – Домой хочу!»

Варюшка вытряхнула всё из своего шкафчика и скомандовала: «Одевай!»

– Ух, ты, командир какой! Ну, давай, оденемся, и к бабушке! – натягивала я на неё синтепоновый пуховик.

– А фапка где? – смотрела она на меня своими глазами-пуговицами.

– Вот твоя фапка, – натягивая красную ушанку на кудрявую головушку, приговаривала я. – На потолок посмотри – шарф завяжу!

– Ма-ша! – высоким тоном обратилась ко мне Варина воспитательница. – А ведь Варя ничего не ела!

– Как?

– Целый день папу вспоминает. От всего отказывается. Ты бы придумала чего. Вам, наверно, надо с ней поговорить.

– А не рано?

– Рано – не рано, а какое-то объяснение она должна получить.

– Я попробую, – пообещала я и, подхватив дочурку на руки, отправилась к выходу.

Тоненькое байковое одеяло было припорошено белым снежком и почему-то сбилось на голубых санках. Варька, ёрзая попой, устраивалась поудобнее и кричала: «Поехали!» Фонари, выстроенные в ряд до самого нашего дома, светились желтизой. Мы поднимали голову вверх и смотрели, как огромные хлопья декабрьского снега падают из чёрной бездны, кружась в воздухе и медленно опускаясь на нашу землю. «Как в космосе, Варька, правда?» «Павда, мама», – открыв рот и пытаясь поймать им снежинки, произносила малышка.

Я шла по заснеженному тротуару и поглядывала по сторонам: голубые ели возле старой школы были засыпаны снегом так сильно, что нижние лапы буквально лежали на насте; каток светился яркими красками, а стадион блестел застывшим льдом. На проводах, нависших над дорогой, висели огромные сосульки, а на них восседали чёрные вороны. «И неужели им не холодно?» – думала я.

Моя малышка откинулась на спинку саней, а потом села, выпрямилась и развела руки в стороны: «Нету!»

Я вопросительно посмотрела на неё.

«Нету! Нету у нас папки!» – произнесла она и тяжело вздохнула.

Маленькая такая, пухленькая. И уже такая несчастная. Я не знала, что ответить моей малютке. Это был первый раз, когда я не знала ответа на её вопрос. Она смотрела на меня круглыми глазами и, хмуря лоб, приподнимала брови. Она ждала ответа…

Аллея из берёз и ивовых кустов, таких знакомых и таких заснеженных, заставила нас забыть об этом вопросе. С одного из деревьев на нас посыпался снежный водопад. «Ма-ма!» – кричала в испуге и восторге Варюша. «Не бойся – не бойся! – хохотала на всю улицу я. – Глянь вверх!»

Когда снежные брызги осели на дорогу, на чёрно-белой берёзке мы увидели рыжего кота. «Варька! Варька! Смотри – котяра рыжий! К счастью! Это к счастью!» – уверяла её я. «Да-а! – смеялась моя малышка. –  К щасью!»

Я покрепче ухватилась за металлическую ручку саней и, напирая на неё всё больше и больше, бежала вперёд к дому. «И-иху!» – кричала Варвара.

Красный шарфик развевался по ветру, а я, задирая ноги, неслась к дому.

«Девочки мои! – встретила нас мама. – Идите кушать!» Я передала ребёнка ей и попросила раздеть: «Некогда мне. Полы ждут!»

По коричневато-оранжевому полу с ямками и пузырчатыми вкраплениями скользила серая тряпка. Иногда она сползала с лентяйки и терялась под партами, а порой оставалась где-то у основания палки, оголяя деревянный остов, который брякал по половицам и скрябал свежую краску.

За окном горели фонари, а больше… А больше ничего было не видно. Темнота несусветная!

Я остановилась на минуту, чтобы передохнуть – уж пятый кабинет всё-таки мою. Обтёрла сухим рукавом пот со лба и присела на парту. «Эх! И когда это всё закончится!» – перекидывая палку от лентяйки в другую руку, думала я. Люминесцентные лампы горели тускло и невесело. Таблицы со схемами, висевшие на стенах, добавляли ещё большей печали. Я смотрела на них и думала, как же они мне надоели! Я ненавижу эти коридоры, стены, кабинеты, а ещё больше – полы! Их здесь так много! И все они какие-то не гладкие и шероховатые! Ну неужели было не покрасить нормально! Или, ещё лучше, – постелить линолеум! Нет же! На всём сэкономить надо! Зато зеркало в кабинете у директора какое висит! «Надо чем-то жертвовать, Машенька!» – вспоминала я слова Татьяны Александровны в ответ на мои возражения по поводу качества пола.

Я вскочила со школьного стола и продолжила уборку. Тряпка летала из стороны в сторону, пока не упёрлась в. чёрные ботинки. Я подняла голову и не могла разогнуться (спина после родов дала сбой и постоянно затекала и болела). «Ты здесь откуда?» – смотрела я на высокого крепкого парня. «Оттуда!» – помог он мне выпрямиться. «Так, значит, гостей встречаем?» – улыбался мне Женька. «Женька, ну, прости! Это я от неожиданности!» – обняла его я. Представ пред Женькой со шваброй в руках, я чувствовала себя не очень-то комфортно. Сказать точнее, мне было стыдно. Он взял её и начал мыть пол сам: «И сколько тебе за это платят?»

Я подошла к нему и попыталась забрать лентяйку, но в спину снова вступила резкая боль, от которой я вскрикнула: «Ай!»

– Что с тобой, Машенька? – кинулся ко мне Женька.

– Да ничего… Приступ хитрости, – боялась напугать его я.

– Да нет уж. Враньём тут и не пахнет. Болит? Да?

– Да есть немного. Но сейчас пройдёт. Сейчас отпустит, – успокаивала его я.

– Сиди. Я домою, – скомандовал Женька.

Он запустил швабру с тряпкой в эмалированное ведро с коричневой водой и, поболтав ей там, отжал сырую материю большими жилистыми руками.

– Как ты ей моешь? – спрашивал он меня, махая лентяйкой, как волшебной палочкой.

– Обычно. А чего? – болтая ногами под партой, не понимала я.

– Да больно мал инструмент! – засмеялся он.

– Так уж и мал? По мне так в самый раз! – твердила я. – Ты сколько ростом, Жень?

– Да я, малыш, всего лишь метр восемьдесят шесть! – ухмыльнулся мой помощник.

– Ну, вот! А я на двадцать сэмэ ниже! – улыбалась и я.