Дмитрий Правдин - Записки районного хирурга Страница 53

Петрович пришел на следующий день, увидел закрытую форточку и спросил:

— Кто?

— Я!

— Зачем, Дима?

— Решил проверить твою теорию, вдруг ты ошибаешься.

— В любой теории могут быть слабые места! — возразил невролог и снова открыл форточку. — Только не советую закрывать.

— Это почему?

— Ну, душа не тело, может какую-нибудь пакость устроить тому, кто стоит у нее на пути.

— Ты шутишь? Как чья-то там душа может мне навредить?

— Жаждешь проверить или все-таки поверишь на слово?

— Пожалуй, поверю.

— Это правильно!

Пострадавший скончался через час. Больше экспериментировать я не стал. Интересно то, что форточка, открытая мной, «не работала», но стоило Петровичу приложить руку — душа страдальца вскоре обретала покой.

Нам многого не дано понять. Мне иногда кажется, что человек всего лишь инструмент, проводник в чьих-то руках. И то, что мы, медики, играем со смертью, отбирая у нее добычу, еще не говорит о том, что мы всемогущи. А когда кто-то из нас, окрыленный успехом, забывается и начинает думать, что может поспорить с самим Богом, происходит сбой, за которым следует смерть пациента.

Нельзя забывать о том, что мы — только люди.

Глава 18

И так бывает

Шел апрель 2001 года. Земля зеленела свежей травой, пригорки золотились мать-и-мачехой, снегопады сменились дождями. В один из таких дождливых дней я дежурил в больнице.

Леонтий Михайлович поменял планы и решил задержаться у нас еще на пару месяцев. Были какие-то проблемы при ремонте квартиры, так что он часто выезжал в область контролировать процесс. Вот и тогда была пятница, день дежурства Ермакова, но дела позвали его в город. Он упросил меня отдежурить, а сам укатил вечерним поездом, пообещав прибыть в понедельник.

Ох, не люблю я дежурить по больнице! Ладно если привезут хирургическую патологию, а если другую? И страшно, и неинтересно, и дежурство превращается в каторгу. Хорошо, что еще отменили освидетельствование нетрезвых водителей.

Честно говоря, это плохая примета — подменять дежурантов, но мне хотелось выручить шефа. «Тем более завтра суббота, — думал я. — Можно отдохнуть, и Саныч дежурит на дому экстренным. Дам ему сегодня расслабиться, у нас если кто из хирургов по больнице дежурит, то экстренных на мелочовку не вызываем, сами справляемся».

Дождь усилился, громыхнула молния; неожиданно около полуночи отключили свет и телефон. «Вообще замечательно! — рассердился я. — Света нет, связи нет! Можно спать ложиться!»

Перед отбоем я проверил медсестер — они зажгли керосиновые лампы; выдали одну и мне, так как электрический фонарик, положенный дежурному врачу, уже практически выдохся. Пожелав всем спокойной ночи, я отправился спать — ординаторская у нас тогда располагалась на последнем, третьем этаже — и быстро заснул под шум дождя.

— Дмитрий Андреевич, Дмитрий Андреевич! Вы где? — услышал я тревожный голос дежурного фельдшера «скорой».

— Здесь я, на диване! Сейчас лампу зажгу!

Свет керосинки выхватил знакомое лицо из темноты.

— Что случилось?

— Да тут к вам с ребенком пришли, хотят пообщаться!

— Пусть проходят, а который час?

— Два часа ночи!

В ординаторскую вошли две молодые женщины, одетые в мокрые плащи. Та, что помоложе, держала на руках грудного ребенка.

— Вы дежурный врач? — с вызовом спросила старшая женщина.

— Да, я, а что произошло?

— Нам сказали, что вы хирург, но нам нужен педиатр! У Коки три дня температура под сорок и кашель! Нам нужен детский врач!

— Сожалею, но света нет, связь тоже не работает.

— Безобразие! А что есть?

— Ничего нет, но я могу посмотреть вашего Коку.

— А вы сумеете? — с недоверием покосилась на меня недовольная дама.

— Думаю, да. Я, знаете, в свое время закончил медицинский институт, а там нам как раз преподавали и курс детских болезней.

— А вы еще и остряк! Издеваетесь, да?

— Ну, как можно, я же доктор. Я всегда готов прийти на помощь страждущим! Вот вы три дня сидели и смотрели, как у вашего мальчика поднимается температура и развивается кашель, вместо того чтоб как все нормальные люди или на дом врача вызвать, или на прием прийти.

— Я, между прочим, только сегодня из Москвы прилетела, я там живу! — надулась дама.

— Нет! Вы тащите больного малыша по улице, ночью в дождь, — словно не слыша ее, продолжал я. — А когда вам предлагают помощь, вы начинаете привередничать. А нет у нас педиатра сей момент, нет! Тут не Москва, а глухая провинция. Днем надо приходить к педиатру!

— Да как ты со мной разговариваешь?! — вспылила дама, перейдя на «ты». — Да, я! Я!

— Скажешь, что я здесь последний день работаю? Так я это сто раз уже слышал! — теряя терпение, перебил я даму. — А кто будет работать — ты, что ли? Ты будешь по ночам ждать, что к тебе заявятся с ребенком, болеющим три дня, и начнут права качать, ты?

— Маша, прекрати! — подала голос девушка с ребенком. — Доктор прав, надо вовремя обращаться. И он не виноват, что нет света и телефон не работает.

— Он не виноват! — завопила Маша. — Он, конечно, не виноват! Да здесь все виноваты! Здесь все уже прогнило! Все на ладан дышит, дождь пошел — свет отключили, молния блеснула — телефон не работает! О, как хорошо, что я вовремя отсюда смоталась! И тебе, Верка, говорю, бросай ты своего водителя, и поехали со мной в Москву! Тут даже медпомощь оказать не могут!

— Э, спокойно на поворотах, мадам! Я вам в помощи не отказывал!

— Ты? — кинув презрительный взгляд в мою сторону, сквозь зубы выдавила Маша. — Ты вон только на диване дрыхнуть можешь!

— Доктор, — подала голос Вера. — Не обращайте внимания на мою сестру, она только вечером приехала, устала. Посмотрите Коку, пожалуйста.

— Укладывайте ребенка на диван, раздевайте, я пока фонендоскоп на посту возьму.

— Даже фонендоскопа у них своего нет, — зашипела мне вслед Маша.

— Ну, хирургу он на шее и не нужен, — мимоходом объяснил я. — Заодно и градусник возьму, температуру померяем.

— Боюсь, у вашего ребенка пневмония, — заключил я после осмотра. — Слышу влажные хрипы, больше слева, температура сорок градусов, нужно госпитализировать в стационар.

— А вы вот так, без снимка и анализов, сразу пневмонию ставите, да? — не унималась Маша.

— Я не поставил, а заподозрил, а снимки наиболее информативны на седьмой день заболевания. Тогда уже четко видно пневмонию рентгенологически. В любом случае надо отправить Коку в детское отделение, а анализы утром возьмут.

— И что там ему будут делать? — с ехидцей в голосе спросила Кокина тетя.

— Назначу антибиотики, отхаркивающие. Утром подойдут педиатры и подкорректируют лечение. Пойдемте, я вас проведу в детское отделение.

— Ну уж дудки! Никуда мы не пойдем! — встала на дыбы Маша. — Вот утром и придем к детскому врачу, мы тут рядом живем, через дорогу, а сейчас дай нам что-нибудь от температуры.

— Я так понимаю, мать не вы, поэтому не вам решать, уважаемая. Мамаша, что скажете? Ребенок-то ваш, вам решать.

— Я… Я не знаю, — Вера испуганно посмотрела на сестру.

— У ребенка температура сорок, — напомнил я.

— Так, все, концерт окончен! — перехватила инициативу старшая сестра. — Еще не хватало, чтоб пневмонию хирург лечил! А если б у нас ухо болело, тьфу-тьфу-тьфу, гинеколога позвали бы?

— Дежурила бы гинеколог, она бы осмотрела. Что тут такого, это районная больница.

— Бардак! Все, Вера, мы уходим отсюда! Ты нам дашь жаропонижающего?

— У нас детского нет ничего, но вы можете купить панадол на «скорой», там есть аптека.

— Ты слышала, Вера, у них нет детского жаропонижающего, мы еще и купить должны! А?! И это оказание экстренной помощи! Бардак!

— Пришли бы днем, раз через дорогу живете, и не было бы никаких проблем, — напомнил я.

— О, ты еще нас учить будешь, когда нам приходить! — заголосила Маша. — Вера, заворачивай Коку, пошли на «скорую» за панадолом! Бардак! Эй, хирург, подсвети, где тут выход!

Друг за другом мы вышли из ординаторской. Впереди шел я, подсвечивая дорогу керосиновой лампой, сзади ступали женщины.

— Вера, дай мне Коку, я понесу! А то еще упадешь тут у них в темноте! — потребовала Маша.

Вера передала ребенка ей, и мы продолжили движение.

— Осторожно! — предупредил я. — Тут ступеньки крутые!

— Ты давай свети, а не болтай!

Когда оставался последний пролет, я высоко поднял лампу вверх:

— Внимательно, там вторая ступенька с выбоиной!

— Не учи, а? — рассвирепела Маша. — Вижу я все!

Неожиданно для всех тетя Коки споткнулась на ровном месте, мальчик выпал из ее рук и как в замедленной съемке покатился вниз, подпрыгивая на каждой ступеньке. Я бросился к нему, но с лампой в одной руке оказался не очень проворным и поймал драгоценный сверток только в конце пролета. Кока предательски молчал.