Мария Илизарова - Про психов. Терапевтический роман Страница 55

Меня скоро выпишут. Обязательно навещу вас.

Лора

После того как Косте перестали давать выписанные Царицей таблетки, он медленно приходил в себя. Сознание его прояснялось, а настроение делалось все хуже и хуже. Внешне он не сильно отличался от того «овоща», которым был еще несколько дней назад: ему ничего не хотелось, он разговаривал с окружающими только по необходимости, соблюдал режим отделения. Мориц, Мент, отец Елений тревожились и пытались его растормошить, встряхнуть, но и они постепенно смирялись с тем, что Костя витает где-то далеко, отвечает невпопад или просто уходит посреди разговора, словно забыв о собеседнике. Они все реже и реже делали попытки вернуть учителя. Только Царица была довольна его состоянием. Она наконец-то видела перед собой «послушного мальчика», а не одну большую проблему. К февралю его даже перевели на режим «доверия»: ему был позволен свободный выход из отделения, которым Костя, впрочем, мало пользовался.

Что же произошло с нашим вдохновенным борцом? Куда делся весь его пыл и кураж? Таблетки, предположите вы. Эта версия очень популярна в среде пациентов психиатрических больниц. Мол, приходит человек в больницу здоровый, оклеветанный родственниками или вот, как Костя, коллегами, его там лечат нещадно мощными, «действующими на мозг» таблетками, и все: он уже сумасшедший, больной и ни на что не годный вечный пользователь психиатрической помощи. Но нет, это не Костина история… Многие из окружающих тогда его людей так никогда и не узнают, что же происходило с учителем. Но, к счастью, у нас есть возможность рассказать вам об этом.

Однажды Костя проснулся и не почувствовал действия таблеток. Было непривычно тихо и пусто, совсем раннее утро, пациенты в палате спали мертвым предрассветным сном. Костя встал с кровати, его собственное тело показалось ему маленьким, слабым, усохшим, как после долгой и мучительной болезни. Он разглядывал свое лицо в зеркале и никак не мог узнать себя. В какой-то момент он увидел, что стал похож на отца, хотя с детства был маминой копией. И только зрение стало как будто гораздо острее, чем раньше, все предметы казались отчетливо ясными, выпуклыми, слишком настоящими, напрягающими своей безусловной реальностью. Костя встал с кровати, аккуратно завернулся в колючее больничное одеяло и подошел к окну.

Глаза привычно ощупали знакомое заоконное пространство. Раскачивающиеся на ветру лысые ветки деревьев, сугробы, утоптанную грязную дорожку, плавно заворачивающую за угол корпуса, кирпичный забор. Дворняга Лиза рылась в снегу и, словно привлеченная его взглядом, задрала морду вверх. Смотрела прямо в глаза…

Возможно, эти несколько минут изменили жизнь Кости гораздо больше, чем все происходившие с ним до этого события. Он вдруг отчетливо увидел свою жизнь, себя, стоящего у окна. Словно на несколько мгновений он смог сделать шаг в сторону и оказаться вне потока, несущего его куда-то, вне отношений с другими людьми, вне иллюзий и надежд, наедине с самим собой.

Это было болезненное мгновение абсолютной честности с самим собой и кристальной ясности осознания. Костя видел, что полностью потерял контроль над своей жизнью, своей судьбой. Что все его мечтания были далеки от реальности и закончились попаданием в психиатрическую больницу. Но и в больнице он нашел ветряные мельницы, с которыми можно было вступить в бой. И этот бой он закономерно проиграл.

Откуда только во мне берется это самонадеянное знание о том, как правильно жить? К чему стремиться? Почему я просто не могу делать то, что мне нравится, почему мне всегда этого мало? Почему я не могу без подвигов и страданий?.. И ведь даже прекрасную даму успел себе найти. И не одну…

Костя вынул из кармана письмо Лоры и перечитал его еще раз. В первый момент, когда он только получил его, оно жутко разозлило. Ему захотелось бежать к ней, схватить ее, трясти, ругаться, доказывать, спорить, говорить, что все возможно и что все ее страхи беспочвенны и отчаиваться преждевременно. Ему хотелось целовать ее, крепко прижимать к себе, зарываясь в золотые волосы лицом. Дальше фантазия останавливалась, свет целомудренно мерк, и только ощущение волнения и радости сохранялось надолго.

Теперь же он внимательно вчитывался в ее слова. Лора безумна, это очевидно. Но она также самая удивительная женщина, которую он когда-либо видел, самая красивая и желанная. Но хуже всего, что при всем своем безумии она безжалостно точна и права. Их отношения невозможны, по крайней мере, сейчас. Я не готов, думал Костя. И она тоже. Мы никогда и не будем готовы. Я не могу представить, как мы будем жить, я даже не могу представить, как я снимаю с нее трусы, как мы занимаемся сексом. Не могу представить, как мы вместе едим и смотрим телевизор. Спорим, кто моет посуду. Что мы будем делать вместе? Следить за тем, чтобы другой вовремя принимал лекарства? Или отправимся в паломничество по России с благой вестью о Богине?

Есть еще Майя. Да, спасенная принцесса, храбрая Герда, готовая на самопожертвование. Какой большой соблазн прильнуть к ее надежному плечу и раствориться, доверить ей свою жизнь. Костя вспомнил, как, еще будучи одурманен лекарствами, он проснулся среди ночи от того, что Майя его целует. Не мог вспомнить, когда это было, время путалось, он даже не был уверен, что все это ему не привиделось, но то, что он помнил, – это было приятно. От нее сладко пахло духами и чистотой, ее теплые губы нежно прикасались к его губам раз, другой. Костя импульсивно потянулся к ней, в это мгновение желая удержать ее, притянуть. Майя, почувствовав, что он проснулся, отстранилась и заглянула ему в глаза. И то, что Костя в них увидел, полностью лишило его воли. Он увидел надежду, желание, жалость к нему, страх, что он оттолкнет ее, и еще… жадность. Тогда Костя просто смотрел на нее, завороженный и напуганный. Теперь он отчетливо понимал, куда их приведут такие чувства. Ему было с чем сравнивать. Похожие чувства он видел в глазах своей матери. Рядом с Майей я навсегда останусь маленьким и больным мальчиком, а она мне этого никогда не простит. Она будет управлять моей жизнью, а я либо подчиняться и наслаждаться комфортом, либо удирать и бунтовать. Мы оба никогда не забудем, как и где мы повстречались.

Конечно, мы описываем происходившее с Костей последовательно, но в тот момент Костя осознал все это и множество других отношений, переживаний и фактов своей биографии одновременно. Словно с высоты птичьего полета он увидел, как все обстоит и, главное, к чему его может привести то или иное решение.

Я не случайно оказался в дурдоме, понял Костя. Это мой шанс, может быть, мой последний шанс понять, что самое важное и чего я на самом деле хочу и могу.

Костя прижался коленками к горячей батарее, а лбом к холодному стеклу. Ему было тошно, страшно от того, что это мгновение ясности уйдет, и он опять окажется плывущим по течению или яростно сражающимся за идеи.

Костя чувствовал, что нет места, где бы он сейчас хотел быть, и нет человека, с которым он сейчас хотел бы поговорить, и нет Бога, которому он хотел бы помолиться.

Это была минута полного отчаяния и бессилия. Жизнь никогда не будет устроена так, как я хочу, никто не придет и не спасет меня. Лучшей жизни нет, потому что эта – единственная. И я не могу сделать это для других.

Костя закрыл глаза и начал считать свои вдохи и выдохи. Ему захотелось лечь, заснуть и забыть обо всем. Но он остался стоять. Постепенно его начала наполнять грусть, а с грустью пришло знание. Знание было простым и не приносило удовольствия. Но оно возвращало силы.

У меня есть призвание. Не каждому в жизни оно дано. Я – учитель. И пока это все, что у меня есть. Я должен учить детей. Но я не смогу делать это в своей школе. То, что произошло, – произошло. Я не смогу вернуться.

В тот момент в голове Кости начал рождаться пока еще смутный план. Впервые он задумывал что-то без вдохновения, зато в полном соответствии со своими возможностями и ограничениями.

С того утра он погрузился в размышления, отстранился от своих больничных друзей, вежливо, но безучастно общался с родителями. Был предупредителен с Майей, но старался избегать встреч с ней наедине. В его истории болезни дневник стал однообразен: «Спал и ел достаточно, режим не нарушал, общается выборочно, залеживается в постели».

Косулин закончил диагностическое исследование, собрал свои материалы и направился в ординаторскую. Генеральша, подталкивая, уводила в сторону палаты больную, которую он посмотрел. Седая старая женщина была уверена, что нечестные служители полиции, используя электромагнитную передачу мозговых сигналов на расстоянии, пытаются отобрать у нее квартиру, проникают внутрь ее жилища и воруют блюдца. И вообще всячески пакостничают. Косулин долго ее смотрел, пытаясь понять, поздний это дебют шизофрении или органическое сосудистое расстройство с психотическими симптомами. Такая работа очень утомляет: пациентка выполняла задания медленно, инструкцию приходилось повторять по многу раз. Косулин раздражался, засыпал, старался не зевать в открытую. Они с Лидой опять поздно легли спать: обсуждали предстоящий отпуск, занимались любовью, наслаждались временем, проводимым вдвоем.