Владимир Топорков - Наследство Страница 56

«Значит, что-то серьёзное», – подумал Безукладов и, решительно сбросив одеяло, поспешил в ванную. Через несколько минут он уже спускался вниз к машине, которую наверняка прислал заботливый дежурный – таков обкомовский порядок. Увидев белеющую в темноте «Волгу», Безукладов усмехнулся: нет, ребята чётко знают дело – для них хоть камни с небес, а правило есть правило.

По дороге Сергей Прокофьевич пытался угадать содержание шифровки, даже спросил об этом у молчаливого водителя. Тот уже отвёз на работу «первого», и возможно, Георгий Павлович Черноиванов хоть фразой да обмолвился о том, что же произошло. Обкомовские водители – люди дотошные, могут по одной реплике, одному слову вычислить причину ранней колготы начальства, но на этот раз на вопрос Безукладова шофёр только неопределённо дёрнул плечом, и Сергей Прокофьевич понял: случилось что-то из разряда необычного. Так было однажды, когда снимали Хрущёва. Тогда всех обкомовских работников притащили на службу на заре, а в здании уже толпились чекисты, видимо, заранее предупреждённые о переменах.

На третьем этаже, в приёмной «первого», куда поднялся Безукладов, о причине вызова он узнал быстро. Полноватый, с кучерявыми волосами и крупными залысинами заведующий общим отделом Иван Корнилович Забабурин пошёл навстречу Сергею Прокофьевичу и, протянув руку для приветствия, наклонился и быстро зашептал на ухо слова, из которых Безукладов понял только два: умер Брежнев. Во рту вдруг появился сухой спёкшийся комок, и эта сухость сразу напомнила о собственной болячке – сахарном диабете, возникла как предостережение – не волнуйся, Сергей Прокофьевич, ты ведь тоже не вечный, думай в первую очередь о себе…

Верно говорят: кому недорога собственная жизнь? Даже маленькая букашка борется за существование с натугой и отчаянием, а уже про человека-то и говорить нечего: разумное существо как-никак, понимает, что умрёт он – и больше не воплотится ни во что, изотрётся в порошок, канет в бездну. Противные мурашки пробежали по телу…

Иван Корнилович дотронулся до руки Безукладова и этим словно прогнал мучительные мысли. Он показал на дверь Черноиванова, тихо проговорил:

– Идёмте, ждёт…

Они, вся обкомовская верхушка – второй секретарь Александр Матвеевич Локотков, сухой подтянутый мужик, кажется, совсем не стареющий, хотя в этом году ему стукнет уже шестьдесят, секретарь по идеологии Елена Дмитриевна Петушкова, страдающая полнотой и страшно переживающая из-за этого, и несколько заведующих отделами, – молча вступили в кабинет, молча тянули Черноиванову руки, а потом уселись за длинным столом, выжидающе уставились на Георгия Павловича.

Ровным, без эмоций голосом тот стал читать шифрограмму о смерти генерального секретаря, и Безукладов даже удивился «первому» – казалось, тот никак не воспринимает случившееся, говорит, будто о вполне обыденной вещи, только глаза поглядывают на собравшихся пронзительно и угрюмо.

Сергей Прокофьевич сидел, низко опустив голову, и всем своим обликом словно хотел ещё сильнее подчеркнуть грусть и испуг, вселившиеся в него с первой минуты известия о смерти генсека. Он вдруг вспомнил о своей встрече с Брежневым шесть лет назад. Тогда Безукладов работал заведующим финансово-хозяйственным отделом обкома, «сидел», как выражается Черноиванов, «на хозяйстве», и поручение, с которым надо было ехать в Москву, не совсем входило в круг его обязанностей. По крайней мере, так он думал. А повёз Сергей Прокофьевич в Москву подарок к предстоящему семидесятилетию Леонида Ильича.

Безукладов знал, что некоторые в обкоме посмеивались над его должностью, шутили, что от безделья Сергей Прокофьевич давно пересчитал мух в собственном кабинете, провёл инвентаризацию количества ног и крыльев у них и сейчас готовится издать сводный бюллетень на сей счёт. Ему и самому было немного странновато на первых порах, после шумной и беспокойной должности первого секретаря сельского райкома, оказаться в роли «лорда» по бог весть каким делами и «хранителя» неведомых «печатей».

Но вот появилось это поручение – подготовить подарок, выполнить задание руководства, и впервые Сергей Прокофьевич понял, как ошибаются обкомовские шутники: служба у него – дай бог терпения, как говорят, и дурочка с ума сойдёт. В подарке этом надо было воплотить несколько задач – во-первых, чтобы был он оригинальным и неповторимым, и упаси господи, если другие области облагодетельствуют «глубокоуважаемого Леонида Ильича» таким же сувениром; а во-вторых, он должен быть относительно недорогим, чтоб не заподозрили в расточительстве на казённый кошт, но и в то же время не слишком уж дешёвым, чтобы не обвинили в скупости руководителей их области.

Несколько дней размышлял Сергей Прокофьевич над будущим подарком и, наверное, не придумал бы ничего оригинального, не приди на помощь старинный друг Николай Гурков. Эх, верно подмечено – не имей сто рублей, а имей сто друзей! С Николаем они были знакомы давно, лет двадцать, пока тот работал в местной промышленности. Он и подсказал выход – попросить городского умельца Якова Петровича Зуева изготовить резной шахматный столик с комплектом фигур. Они вместе съездили на квартиру к Зуеву, упросили заняться подарком.

– Эта работа недёшево будет стоить, – сказал неторопливо Зуев.

– А кто вам сказал, что мы станем мелочиться? – взял инициативу в свои руки Николай. – Скупой платит дважды, это мы знаем. Потому, дорогой Яков Петрович, за ценой не постоим.

Возвращаясь тогда, Безукладов не удержался, выговорил Гуркову:

– Ты, наверное, поторопился, Николай, сказав про цену. Гляди, заломит старик – карман треснет.

– Да чего ж для такого случая жалеть деньги, а? – с вызовом ответил Николай. – Подарок такой один раз в жизни делают. Понравится самому – запомнит, кто преподнёс, а нет – бросит и забудет.

Подарок получился и в самом деле памятным. Отполированное, обработанное лаком берёзовое дерево искрилось розово-охристым блеском. На округлой столешнице Яков Петрович изобразил охотничьи сцены: стрелок, целящийся в дичь, летящая утка – кажется, даже слышится тонкий посвист крыльев, лось с могучими рогами и мохнатой, похожей на бороду гривой, вепрь-хитрован в поблекшем болотном тростнике. Поражали искусством резьбы и шахматные фигурки, любовно выточенные из корня берёзы. Правда, цена Сергея Прокофьевича немного смутила – пять тысяч рублей, но Николай сердито толкнул его в бок, чтобы не вводил в смущение перед старым мастером, сказал быстро:

– Хорошо-хорошо, Яков Петрович. Добрая работа и добрую цену иметь должна.

Безукладов показал подарок «перовому», и тот долго по-птичьи цокал языком, оглядывая столик, а потом не удержался, похвалил:

– Молодец, Сергей Прокофьевич, постарался на славу. Такое и не стыдно вручать. Поезжай в Москву, договоренность есть с помощником Леонида Ильича, что ты привезёшь сувенир. Перед зданием ЦК тебя встретят.

Через день Сергей Прокофьевич с трепетным волнением, в каком-то непонятном окостенении поднялся на нужный этаж и оказался в кабинете помощника «самого», небольшого седоголового мужичка, ставшего к тому времени очень популярным в стране. Кажется, совсем недавно ему присвоили Государственную премию за сценарий фильма о Малой земле. Сергей Прокофьевич вспомнил разговор с одним режиссёром-документалистом, который со смехом рассказывал, как этот маленький, сугубо штатский человек лихо командовал кораблями и эскадрильями, переданными в его распоряжение для съёмок. И как стояли перед ним «во фрунт» заматеревшие, заплывшие жирком генералы и адмиралы.

С помощником Сергей Прокофьевич был знаком и раньше, приходилось встречаться на съездах и других больших совещаниях, но вот поди же, заволновался Безукладов – ещё когда поднимался в лифте, руки ходуном заходили. Он чувствовал, как собрались морщины на лбу, и у глаз, но сделать с собой ничего не мог, выглядеть спокойным, беспечным и безразличным не получалось.

Помощник встретил Безукладова тоже напряжённым взглядом. Покрутив головой, словно от какого-то похмельного ощущения, показал ему место в примыкающей к своему кабинету и кабинету генсека комнате для подарков. Оживился он только тогда, когда Безукладов развернул упакованный столик, любовно протёр тряпицей, расставил на нём шахматы.

– Послушай, – спросил с восхищением помощник, – неужели действительно у вас сработано?

– Действительно, Александр Иванович.

– Ну и таланты же у вас в землю зарыты! Да таким вещам цены нет…

Безукладов хотел сказать, что ничего подобного, ни что у них в землю не зарыто, если сейчас есть возможность любоваться этим мастерски выполненным изделием, но не успел – в комнату в сопровождении ещё одного помощника уже входил Брежнев. Сергею Прокофьевичу показалось, что этот громоздкий, плечистый, с длинными руками человек грозно надвигается на него, и он даже попятился. Александр же Иванович услужливо выдвинулся вперёд, сказал генсеку: