Вадим Смоленский - Записки гайдзина Страница 56

— Правдоподобно…

— И гипотеза номер два. Эти рыбы — наглядная модель суетного мира. Их разводят здесь специально, чтобы посетители упражнялись в недеянии. Есть такое понятие в буддизме. Точнее, в даосизме. То есть: не хочешь безобразия — не корми. Не делай.

— Нет, это очень сложно, — сказала Люся. — Это ты перемудрил. Буддизм приплел какой-то…

— А что такого? Почему бы иногда не вспомнить о буддизме?

Люся пристально посмотрела на меня и хмыкнула.

— А знаешь, — сказала она, — что я про тебя первый раз подумала? Ну, когда ты ночью оперу запел.

— Что?

— Только без обид, ладно?

— Да какие обиды…

— Я подумала: ну вот, довели русского мужика косоглазые сволочи. Совсем крыша уехала. А теперь гляжу: вроде ничего, нормальный… Даже интересный.

— Стараюсь…

— А вот с кексами скучно. Они похотливые, скебешные, у них одно на уме.

— Ты ведь говорила, что некоторые жениться хотят?

— А жениться-то они, думаешь, зачем хотят? За тем же самым. Белую бабу хотят. Все они скебешные, что ты мне будешь рассказывать…

Запищала трубка.

— Тьфу ты, зараза, — сказала Люся и отключила у трубки питание.

— Правильно, — сказал я. — Пусть твой жених отдохнет. И даст нам спокойно исполнить религиозный обряд.

— Обряд?

— Мы в святилище. Мы должны пообщаться с богами.

— А как с ними общаться?

— Проще всего написать записку. Вон висят, видишь?

Возле главного павильона виднелся длинный стенд, весь увешанный деревянными дощечками. Дощечки были испещрены надписями. Мы подошли поближе, и я зачитал несколько вслух:

— «Поступить в университет»… «Чтобы все были здоровы»… «Поступить в университет»… «Поступить в университет»… «Купить собственный дом»… «Поступить в университет»… «Вылечить плечо»… «Стать знаменитым артистом»… «Стать знаменитым сумоистом»… «Поступить в университет»…

Люся внимательно слушала.

— Видишь, как все элементарно? — сказал я. — Покупаешь в ларьке дощечку и пишешь желание. Скажем: «кинуть тысячу кексов». Или: «надинамить миллион». Или там: «догнать и перегнать Каролину». Просто пишешь и вешаешь. Боги потом соберутся на совет и рассмотрят.

— Они ведь не наши боги, — сказала Люся. — Я даже не знаю, как их зовут. Что это вообще такое? Буддизм?

— Синтоизм. Японское язычество.

— А ты что ли, этот самый?.. Синтоист?

— Видишь ли, — сказал я, — такого слова, как «синтоист», не существует. И в японском языке, и в русском оно лишено всякого смысла. Это не та религия, которую можно исповедовать или не исповедовать. Просто есть боги, которых надо ублажать. А веришь ты в них или не веришь — это им до фонаря.

— Но боги-то японские?

— Конечно.

— Вот видишь. А я сейчас возьму и напишу: мол, хочу всех ваших японцев опустить на бабки. Что они тогда со мной сделают?

— Об этом я не подумал.

— Пойдем-ка лучше отсюда.

— Нет, погоди. Мы должны ударить в гонг. Держи пятачок и делай, как я.

Подведя Люсю к главному павильону и поднявшись с ней по ступенькам, я бросил свои дырявые пять иен в ящик для пожертвований, взялся за висящий канат, размахнулся и с силой ударил. Густой медный гул звонко прорезали два моих хлопка. Секунд пять я стоял со сложенными ладонями.

— Ну-ка, дай! — Люся схватилась за канат и тоже врезала по гонгу.

— Пятачок! — поспешил напомнить я.

— А, да… — Люся кинула пятачок в ящик.

— Два хлопка!

Люся послушно хлопнула раз, хлопнула другой, потом зачем-то третий — и неожиданно застыла в молитвенной позе. Прошло с полминуты. Она все стояла, закрыв глаза и беззвучно шевеля губами. Я отошел в сторону, чтобы не мешать.

Время шло. Украинская девушка по имени Люся молилась японским богам. О чем — знали только она и боги.

Перекусив в маленькой лапшевне, мы поспешили назад. Всю обратную дорогу Люся дремала, откинувшись на спинку сидения. Без четверти шесть я доставил ее к дверям дома — он стоял в ста метрах от Макдональдса. Все одиннадцать девиц жили в пятикомнатной квартире на первом этаже. Войдя туда вслед за Люсей, я попал в обширную кухню. У захламленного стола сидела Моника в драном халате, дымила сигаретой и тасовала колоду карт.

— Привет, Шаляпин! — сказала она. — Будешь в очко играть на щелбаны? Люська, в душ за мной занимай. Я за Памелкой.

— Ладно, — сказал я. — Не буду вас смущать. Мойтесь, трудитесь.

— Спасибо за экскурсию, — сказала Люся. — Я тебе как-нибудь еще позвоню.

— Звони.

— Ха, — ухмыльнулась Моника. — Попал ты, Шаляпин!..

У моего дома меня встретил Федька Репейников. Пока я парковал машину, он топтался рядом с недовольным лицом и яростно тряс какой-то бумажкой. Когда же я наконец вылез, гневно затараторил:

— Нет, ты почитай! Ты вникни! Они готовы все распродать, эти ублюдки. Свое, не свое, исконное, не исконное — им без разницы. Лишь бы побольше загнать, лишь бы нахапать!

Бумажка оказалась распечаткой интернетовских новостей. Я прочитал:

Сегодня в Москву возвратилась российская правительственная делегация, посетившая Токио для встреч с представителями японского кабинета и деловых кругов. Итогом трехдневных консультаций явилось соглашение о предоставлении Японией долгосрочного кредита для реструктуризации российского внешнего долга. Российские политики, со своей стороны, обещали приложить максимум усилий для скорейшего разрешения территориальной проблемы. (ИТАР-ТАСС)

— Пидарасы! — крикнул Федька. — Политические проститутки!

— Господь с тобою, Федор, — сказал я. — Какие ж это проститутки? Это политические динамовцы. Проституцией они и близко столько не заработают. Успокойся, все будет хорошо.

— Точно? — недоверчиво спросил Федька, пряча бумажку в карман.

— Как пить дать.

— Ну, смотри… Кстати, раз уж о проституции зашла речь. По агентурным данным, в городе функционирует притон, где стриптизят русские девки. И не только стриптизят.

— Неужели?

— Абсолютно точно. Ты не слышал?

— О русских девках не слышал. О филиппинских слышал, еще о всяких других слышал — но не о русских.

— У меня Танька только через неделю вернется. Может, походим, поищем? Я не знаю, где это конкретно, а ты говорить умеешь. Язык до Киева доведет.

— Зачем тебе до Киева?

— Ты не подумай чего. Я человек серьезный. Просто интересно взглянуть, как они тут устроились. Посоветовать чего, помочь. А там видно будет.

— Не факт, что найдем. И не факт, что пустят. К тому же, такие заведения часто лежат под якудзой. Потом сам будешь не рад, что связался.

— С тобой всегда так. Никакого энтузиазма. Ладно, пошли кино смотреть.

— «Полицейская академия четыре»?

— Нет, «Эммануэль пять».

— Извини, Федор, не могу. Дела.

— Э-э-э-э-э… — Федька скривился, махнул рукой и грустно побрел вдоль невысокой бамбуковой ограды, давя ботинками случайных кузнечиков, цепляясь локтем за кусты китайской розы и гоня из ноздрей дразнящие запахи поздней весны.

Люся позвонила через три дня. Я сидел в своем кабинете за компьютером.

— Привет, — сказала она. — У меня опять дэйто отменилось. Можем вместе пообедать.

— Только что обедал.

— Тогда кофе попьем. Ну давай! Я в бассейне, возле гимназии, напротив костёла.

— Стоп-стоп-стоп, — сказал я. — Какой еще гимназии? И какого костёла?

— Там написано: «гимназиум».

— Это значит «спортивный зал».

— Допустим. Но костёл-то ты должен знать, его все знают!

— Какой костёл? Откуда тут костёл?

— Ну, «кастл» — знаешь?

— Замок, что ли?

— Может, и замок… Ну, ты понял, где это?..

Призамковый ров зеленел ряской. На стоянке спортклуба места не нашлось, и я припарковался на краю рва. Запер машину, пересек проезжую часть, подошел к зданию бассейна. Люся с распущенными влажными волосами сидела на скамейке.

— Как поплавалось?

— Замечательно. Ты ж понимаешь, нам все равно пить приходится ежедневно, как ни хитри. Поплаваешь — хоть немножко здоровья вернешь. А тут и сауна есть, вообще хорошо.

— Проголодалась?

— Не очень. Здесь кофейня рядом…

Со второго этажа кофейни открывался дивный вид на многоярусную замковую башню с загнутыми черепичными скатами. Мы сели у окна, заказали по чашке капучино.

— А я думала, это костёл, — задумчиво сказала Люся, глядя сквозь стекло.

— У тебя неправильные кексы. Совсем не показывают тебе Японию.

— Нет, водили как-то… Только я не врубилась, что это замок. А так конечно… Рестораны, магазины… Ну так мы ведь и не туристы, мы работать приехали.

Принесли кофе. Люся вынула из чашки палочку корицы, сняла с нее языком пузырчатую пенку.

— А знаешь, у нас в «Винусе» скоро шест поставят!