Евгений Шкловский - Фата-моргана Страница 57

Жаль, не довелось ему поговорить с дедом, который, хоть и не жил в этом доме, но наверняка мог бы что-нибудь приоткрыть в джунглях человеческой души. Аргентинская бабка этого, увы, не могла, потому что абсолютно верила деду, а когда тот умер, хлебнув свое в лагерях, она после инсульта просто перестала говорить и домолчала до последнего своего часа.

Еще один персонаж (некто), имени которого никто не помнит. А раз нет имени значит и помнить некого. Может, и не было его вовсе, а все только примстилось в горячечном бреду. Не помнить – лучшее возмездие. Как вы, простите, сказали… А кто это? Нет, никогда не слышал. Нет, правда. Шутите? Повторите еще раз…

Между тем Он (имени нет, запамятовал – то ли Мустафа, то ли Хун Ли Юй, то ли Роберт де Ниро) уже не помнит, сколько ему. Да и какая разница? Дни, недели, годы – одна сплошная ночь, несмотря на тусклое освещение от автономного генератора. Наверно, и поярче можно бы, но в этом нет необходимости. Ему достаточно, тем более что почти перестал читать – глаза слезятся, почти ничего не видят. Очки же раздражают, оступившись однажды, уронил их на пол, одно стеклышко разбилось. Раньше почти никогда не надевал очки, взгляд должен быть как у горного орла, а не сморчка интеллигента. Правда, круглые проволочные очочки старого приятеля вовсе не делали из того интеллигента, напротив, обратное как раз впечатление – поблескивание стекол, из-под которых змеино покалывали маленькие темные глазки, просто парализовали людей. Он сам иногда чувствовал.

Ох уж этот старый приятель! Вроде и верный служака, а ведь себе на уме, как все людишки, тоже мнил слишком много, тоже рвался в сверхчеловеки, хотя держался скромненько, всячески подчеркивал свою зависимость. Но это только при нем, а в своем ведомстве и вообще много себе позволял. Слишком много. Конечно, обо всем было известно, да пока не было нужды его укорачивать – пускай побалуется-потешится, особливо с бабами (плешивый, скользкий, холодный, змея, а не человек – как его только выносили), самое удивительное, что жена терпела, даже зная про его фокусы, ей не просто намекали, а даже предоставляли доказательства, письмишки подкидывали анонимные, с фотографиями. Впрочем, старый приятель, проницательный, знал, кто подкидывает, а Он знал, что тот знает. Супруга же не просто терпела – из страха, а вроде как любила, женское сердце – загадка. Такое над ними, бывает, вытворяешь, а они все терпят и даже еще больше прикипают, еще больше боготворят. Вот старый приятель и компенсировал тайную неудовлетворенную страсть к власти – тащил кого ни попадя, хоть шлюху, хоть благоверную какого-нибудь соратника. Сколькие сгорели из-за этой его безудержности. А все почему? А потому что власть – не над душой, так хоть над телом.

Собственно, и народ – как женщина, особенно русский, если с ним строго и самовластно, то он еще больше тебя любит, что бы ты себе ни позволял. Любовь и страх, любовь и страдание – все связано. Старый приятель этим и пользовался. Восприимчивый, на лету ловил. Только не помогло ему, рожденный ползать – летать не может, как сказал пролетарский писатель Горький (банальные людишки – что за жалкие псевдонимы: Бедный, Горький, Скиталец, Безыменский, Голодный!). Только и силен был Его силой и Его прозорливостью, а так близорукий и тоже жалкий (а был бы не жалкий – вряд ли бы удержался, они все жалкие)… Мымрики. Жуков, победитель, был не жалкий, много солдатской кровушки пролил, но победу добыл, так и опять же – Его (Мустафы) заслуга. А кто усомнился, того уже нет (лучший способ борьбы с сомнениями). Потому что главное – не личный успех, а дело, которому служишь. Дело же и Он (Мустафа) – едины. Об этом много написано.

Всех пережил, даже этого прохиндея, как его, память сбоит, раньше никогда не забывал, который в долголетии обошел-таки всех. Жили – словно и здесь соперничали, как в Политбюро: кто дольше протянет… А старый приятель не ту карту вынул. Лысенький его объегорил, а потом и всю команду. Да ведь и что те без Него? Нули без палочки. Масштаб не тот. Масштаб обязательно должен быть – иначе не поймут. В этой стране только так. Ну и, конечно, еще кое-что, без чего и масштаб не проходит. Как они сейчас говорят, херизма… Шибко умные стали.

Лысенький больше всех, между прочим, волновался, правда ли… Чувствовала лиса, что дело не чисто, не верил, что Он может так просто сгинуть, как обыкновенный человечишко, – инсульт, инфаркт… Смешно! Все кто занимался Его второй жизнью, тех тоже нет, следов нет. Мавзолей, внос-вынос, это с мумией Старика пусть балуются. Столько мозгов в стране – неужто не воспользоваться? Атомную бомбу создали – создали, не пожалели средств, так что же – бессмертия не могли?

Только единицы об этом знали. Конспирация. Тут Ему тоже не было равных. «Эликсир молодости», «ген бессмертия»… Кое-кто, конечно, догадывался, и что? Недавно сенсация: англичане создали клонированную овцу. Англичане… Кхе, кхе… Смешно! Все уже давно известно.

Для Него, по сути, мало что изменилось. Даже комнаты его остались прежними – все точь-в-точь как в Кремле и в Кунцево. Можно спокойно переходить из одного помещения в другое, как если бы из Кунцево приезжал в Кремль или возвращался обратно. А главное, Кремль-то тут, рядом. Но он предпочитает здесь. Все, что надо, у него есть: телевизор, радио, питание, различные препараты для саморегенерации… Все заготовлено на долгие сроки. Известно, что между домом и Кремлем есть подземные коммуникации, но никто не знает (Он постарался), сколько уровней. Все приготовлено в лучшем виде, с использованием самых последних достижений техники: лифты, двери, освещение, отопление, воздух… Все автоматизировано.

Он все предусмотрел.

Разве не интересно: посмотреть, что будет после? Оказалось, не так уж. Все равно, сколько ни воевали против него, какие бы вердикты и документы ни принимали, каких помоев ни лили, ничего не вышло. Все равно Он остается. Немного продвинулись, но тоже недалеко. Пусть измываются, мажут дегтем, придет час и все вернется на круги своя.

Единственное, что беспокоило и создавало некоторый дискомфорт, так это изжога. Где-то, видимо, недоработали, недоучли чего-то. Только вот наказать теперь некого. Все уже получили свое. А изжога, хоть и неприятна, однако ничего не решает. Всех и еще переживет.

Лицо, бледное, в множестве ветвящихся морщинок, не скроешь никакой косметикой. Они мелко вздрагивают, разбегаясь к вискам, когда она улыбается (редко). Пойди пойми, что там, в ее памяти, чужая душа – потемки… Разве доберешься до самого сокровенного?

Главное – терпение.

Она прерывается на полуслове, уходит в себя.

– Может, я пойду, – тревожно говорит Коновницын (Дмитрий Певцов), – мне кажется, вы сегодня не очень в настроении.

Роза Сергеевна (Наталья Фатеева) достает из кармашка черной шерстяной кофты сложенный вчетверо листок бумаги.

– Вы правы, не очень, – произносит она заторможено, словно пытаясь понять, в настроении она или нет. – А какое настроение может быть, когда получаешь вот такие письма? – Протягивает листок Коновницыну. – Читайте, читайте… Весьма любопытное чтение…

Коновницын (Дмитрий Певцов) читает: «Настоятельно рекомендуем Вам поскорее продать квартиру, поскольку подъезд все равно будет расселен. Соответствующие фирмы (список: названия, адреса, телефоны) предложат Вам разные варианты, которые, помимо прочего, значительно улучшат Ваше материальное положение».

Да, так они и живут – присылают письмо или звонят по телефону, предлагают срочно продать квартиру и приобрести другую… Больше того, сулят крупный куш при обмене большей площади на меньшую. Иногда кажется, что в квартире установлены подслушивающие жучки, как раньше. Им же надо знать, что она намерена делать. И не только ей присылают – другим тоже. А ведь не шутки. Из семи квартир в их подъезде уже выехали, между прочим, так и стоят пустые, никто до сих пор не занял, хотя времени прошло немало. С самого начала, едва только стали приватизировать, сюда повадились всякие: сдать в аренду, продать, поменять… Место лакомое, самый центр. Вон, на четвертом этаже вломились в квартиру, пока жильцов не было, так даже не взяли ничего, только двери попортили серьезно. В милиции сказали: выживают…

Ничего не выйдет: жила и будет жить здесь, пусть хоть целую армию присылают. Не хватало еще на старости лет куда-то переезжать, пусть даже с доплатой. Не нужно их воровских денег. Только бы само государство не решило этот дом присвоить. Уже ходили слухи, что собираются перестраивать в гостиничный комплекс. Потом, правда, стихло, но это не значит, что рассосалось окончательно. Хорошо хоть, что здесь еще живет кое-кто, у кого большие связи там, на самом верху, поэтому есть надежда дожить на старом месте.

Тут они, шажок за шажком, приближаются к самому существенному и, понятно, самому тайному.

Роза Сергеевна (Наталья Фатеева) интригующе смотрит на Коновницына (Дмитрия Певцова): а читал ли он знаменитую «Розу Мира» Даниила Андреева? И, не дожидаясь ответа (деликатность), продолжает: так вот, в этом самом доме (длительная многозначительная пауза, широко раскрытые выцветшие, когда-то, вероятно, красивые голубые глаза) и именно в их подъезде… губы, бледнея от напряжения, медленно, старательно артикулируют: Энроф, то есть физический слой, оказался наиболее утонченным, так что очень близко сошлись разные миры – светлые и темные… здесь соседствуют Сальватерра, Звента-Свентана, Ирольн и те, она не хочет называть главного страшного имени, что представительствуют от него, – Гистург, Фокерма и Урпарп, а также всякие уицраоры вроде Жругра – тоже сами по себе фигуры.