Мередит Милети - Послевкусие: Роман в пяти блюдах Страница 57

— Я вернусь через десять минут, — шепотом говорит она. — Мы пускаем родных на десять минут каждый час. Скоро придет врач, он хочет с вами поговорить.

Ричард подключен к массе разных аппаратов, в нескольких местах от него тянутся трубки и шланги. Его лицо распухло и покрыто синяками, подбородок безвольно отвис. Я беру Ричарда за руку и сплетаю свои пальцы с его. Я не хочу пугать его, в отличие от сестры-сиделки, чье пожатие было крепким и даже грубым.

— Ричард, я здесь. Я люблю тебя, — шепчу я, наклонившись к самому его уху. — Прости меня. Прости, что не ответила на твой звонок. Я должна была это сделать. Я здесь. Сейчас я здесь.

В ответ — ни звука, ни слабого пожатия руки, ни дрогнувших губ. Я наклоняюсь и кладу голову на подушку рядом с головой Ричарда, я глажу его руку и шепчу разные слова, пока за дверью не появляется сестра-сиделка и не показывает на часы.

— Мне нужно проверить капельницы. Если хотите, подождите в комнате ожидания. Доктор скоро придет.

В комнате ожидания никого нет, спящий мужчина ушел. Наверное, свои драгоценные десять минут он решил потратить на то, чтобы посидеть в одной из этих жутких палат у постели жены, отца или — боже упаси! — ребенка.

Я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь о семье Ричарда. Его родители живут где-то на юге, кажется во Флориде, но как с ними связаться, я понятия не имею. Слышится звонок в дверь, но сестры нет на месте. Звонят снова. За стеклом я вижу мужчину, который, вытянув шею, заглядывает через узкое окно в холл. Заметив меня, он показывает мне руки, которые у него заняты чашками. Я узнаю черную кожаную куртку. Это его я видела спящим на диванчике.

— Вы Мира? — спрашивает он, когда я открываю ему дверь. Я киваю, и он протягивает мне чашку кофе. — Возьмите, это вам. Я Нейт.

Он ставит свою чашку на стол и начинает вынимать из карманов пакетики со сливками и сахаром.

— Не знаю, что вы предпочитаете, поэтому я принес всего понемногу. — Нейт садится на диван, открывает два пакетика с сахаром и высыпает их в чашку. — Я не сразу понял, что это вы, когда вас увидел. Нужно было вас окликнуть. Наверное, я сейчас плохо соображаю. Простите.

— Ничего, все нормально. Я сейчас и сама плохо соображаю. — Я сажусь напротив Нейта и смотрю, как он палочкой размешивает сахар. — До сих пор не могу поверить. Когда это случилось?

Я делаю большой глоток кофе: он раскаленный и обжигает мне рот.

— Сегодня около шести, кажется.

Нейт опускает голову и трет руками шею и затылок.

— Вы были с ним?

Нейт вскидывает голову, но не отвечает; он проводит руками по шее, запускает пальцы в темные волосы, наматывает на палец прядь и слегка дергает. Его жест ленив и медлителен, словно Нейт только что пробудился от дневного сна, когда за окном стоит хмурый осенний день. Его лицо ничего не выражает, кожа чистая и белая, на подбородке пробивается темная щетина. У него совершенно невероятные ярко-синие глаза, точеное лицо, высокие скулы, маленький острый подбородок и полные губы, ровные, розовые и сейчас очень бледные. Он еще совсем молод, наверное, ему не больше двадцати шести. На мгновение я вижу его глазами Ричарда: удивительное сочетание мужчины и мальчика!

— Господи, на нем даже обуви не было! Не знаю, чем он занимался. Он был пьян. — Голос Нейта звучит глухо, в нем слышится гнев. — Сегодня утром он позвонил мне и заявил, что я забрал у него кое-что. Мы начали ругаться, и тогда он пригрозил, что сейчас придет ко мне на работу. Я сказал, что сам к нему приду. Я хотел его успокоить, но, когда пришел, он стоял во дворе, совершенно пьяный и босой. Увидел меня и давай орать. Тогда я ушел, а он начал названивать мне по телефону. Так продолжалось несколько часов. Наконец я не выдержал и сказал, чтобы он оставил меня в покое, иначе я вызову полицию и его заберут, и в этот момент… — Голос Нейта срывается, он уже не говорит, а жалобно ноет: — В этот момент он разбился. Понимаете, я слышал, как это произошло.

— Вы бросили его в таком состоянии? Вы же знали, что он пьян и расстроен! О чем вы думали?

Нейт только вздыхает, но, заметив мой взгляд, смотрит вызывающе, его синие глаза сверкают.

— А что я мог поделать? Он вел себя возмутительно.

— Не верю. Это не похоже на Ричарда. Он не… в смысле, он никогда…

Я все еще не могу прийти в себя от картины, которую мне описал Нейт, поэтому мне никак не подобрать нужные слова. Как ему объяснить, что Ричард не мог так себя вести? Кто угодно, только не Ричард! Но в голове вертятся лишь идиотские подробности этой дикой истории, поэтому я говорю:

— Ричард никогда не стал бы разгуливать по саду босиком!

Нейт бросает на меня какой-то странный взгляд, затем его бескровные губы растягиваются в жалостливую улыбку.

— Послушайте, — говорит он и встает, — раз вы теперь здесь, я, пожалуй, пойду. Не хочу здесь оставаться. Я больше не могу. Я его потом проведаю.

— Постойте, — говорю я. — Как можно с вами связаться?

Нейт лезет в карман куртки, достает оттуда ручку и записывает номер своего телефона на пакетике из-под сахара. Несмотря на то что в комнате жарко, у него холодные руки, ногти голубоватого оттенка.

Он уже стоит в коридоре, дожидаясь лифта, когда я подбегаю к нему.

— Нейт! — окликаю я, и он оборачивается. — Мне нужен мобильник Ричарда или его записная книжка. Хочу позвонить некоторым людям.

Нейт достает из кармана сотовый телефон и протягивает мне.

— Возьмите, — говорит он. — Я уже проверял. Номера родителей там нет. В случае чего он велел звонить вам.

Я беру мобильник и кладу его в карман. Двери лифта открываются, и Нейт входит в кабину. Внезапно я просовываю руку между дверями, не давая им закрыться. Нейт отступает в угол кабины, и я захожу за ним. Нейт испуганно прижимается к стене, словно боится, что я его ударю.

— Ричард говорил, что вы что-то у него забрали. Что вы забрали? — спрашиваю я.

Нейт смотрит на меня так, словно не слышит. Я собираюсь повторить вопрос, когда он медленно и отчетливо отвечает:

— Все.

Глава 26

Следующие две недели я практически не выхожу из больницы, превратившись в постояльца сначала отделения реанимации, затем больничной палаты, которую Ричард делит со старичком-астматиком по имени Джонас.

Ричард поправляется медленно, и поскольку я вижу его каждый день, то могу наблюдать, как постепенно оживает его тело: сначала оно начинает реагировать на свет, затем на звуки. Проходит две недели, и рука Ричарда отвечает слабым пожатием на мое прикосновение, веки подрагивают при звуках моего голоса. Врачи предпочитают отмалчиваться, а когда я настаиваю, говорят в основном о положительных изменениях, о том, что пациент медленно, но верно идет на поправку, что ему очень повезло, что он остался жив, что осколок грудной кости прошел всего в миллиметре от сердца. Я прошу их сказать, когда Ричард очнется, но они, кажется, этого сами не знают, зато охотно сообщают, что травмы головы заживают медленно и еще рано давать прогнозы.

Нейт так и не пришел проведать Ричарда. И все же, когда Ричард впервые попытался пожать мне руку, а на его губах появилось что-то похожее на улыбку, я позвонила Нейту и оставила ему сообщение. С тех пор я звоню ему каждые два дня, оставляя лишь краткие, сухие сообщения. Впрочем, не думаю, что когда-нибудь он придет.

И вот наступает день, когда Ричард открывает глаза и издает стон.

— Привет, — говорю я, подхожу к кровати и беру его за руку.

Ричард силится улыбнуться, но ожила только правая сторона лица, поэтому его улыбка больше похожа на гримасу. Он открывает рот и хочет что-то сказать, но силы его покидают. И все же я вижу, что он меня узнает. Я убираю волосы с его лба, смачиваю губы чистой губкой и, массируя пальцы, начинаю рассказывать, что произошло с ним за эти две недели. Ричард больше не пытается заговорить, пока я не спрашиваю, помнит ли он, что с ним случилось: тогда с его губ срывается что-то похожее на всхлип, глаза подозрительно блестят. Я передаю слова докторов: они уверены, что он полностью поправится, — и показываю на пышный букет бромелий, которые прислала ему мать (хотя на самом деле это была дама — социальный работник из дома инвалидов на Бока-Рейтон).

Ричард действительно поправляется. К концу следующей недели его переводят в отделение реабилитации. Это более жизнерадостное место: на стенах висят картины, есть довольно миленький солярий, да и посетителей пускают почти свободно, — и значит, я могу брать с собой Хлою, которая каждое утро приветствует Ричарда восторженным гуканьем. Сегодня мы принесли ему завтрак: голубой сыр, яблочное суфле, свежие круассаны и большой термос café au lait — кофе с молоком.

— Смотри, что мы тебе принесли, — говорю я, бросив на кровать пластиковый мешок и стараясь сохранить серьезный вид.

В мешке лежат два дешевых спортивных костюма, голубой и коричневый, которые я купила по совету физиотерапевта, поскольку для занятий лечебной гимнастикой Ричарду нужна удобная и свободная одежда. Насколько я знаю, Ричард носит только то, что идеально подогнано по его фигуре, а я ходила за костюмами в «Волмарт».