Елена Сазанович - Всё хоккей Страница 57

Потом мы пили холодное пиво и закусывали сушеными кальмарами.

– Ты что, ко мне пришел зализывать раны? – весело спросила девушка. – Мне так нравилось, что она легко и давно, без излишних церемоний перешла на «ты».

– Ты это делаешь профессионально. Как настоящий врач. Дядя может тобой гордиться! – громогласно заявил я.

– Еще бы! Хотя такие раны способен залечить любой первоклашка. Уроки ОБЖ все проходят. А вот раны на сердце, – Тоня пафосно прижала руку к груди. – Это под силу лишь психиатру.

– Вот я и шел к Максу.

– И почему не дошел? Я же только учусь, а он профессионал с большой буквы! Отдышись, и пойдем вместе.

– Нет, Тонечка, мы к нему не пойдем. Сегодня во всяком случае.

Мне не хотелось расстраивать девушку. Но выбора не было. Хотя она и психиатр, свои раны на сердце залечить труднее всего.

– Почему не пойдем?

Тоня вскочила с места, упрямо топнула ножкой. В красном спортивном костюме, облегающем ее стройную фигурку, она была необычайно хороша. И напоминала капризного подростка, на двойку пробежавшего стометровку.

– Почему это не пойдем, ну же, Виталий, говорите! Почему!

Я тяжело вздохнул. Я пытался оттянуть время. Вдруг она сама о чем-нибудь догадывается? Мой расчет оказался верным.

– Та-а-ак… – протянула неожиданно грустно она, вновь усевшись на диван и, скрестив ноги по-турецки. – Так я и знала.

– Что ты знала, Тонечка?

– Ты что-то видел? Ну же, отвечай! Отвечай сейчас же! Ты ее видел! Она сейчас у Макса! Да?!

– Увы, – я развел руками.

Тоня вновь вскочила с дивана и большими шагами стала быстро измерять комнату.

– И ты считаешь, я не должна пойти туда? Да? Ты считаешь, я должна выглядеть полной идиоткой, да? У меня за спиной, вернее за стеной, неизвестно что происходит! Меня водят за нос, как круглую дуру. А я должна молчать, да?

– Пока да, Тонечка, пока да.

И она неожиданно расплакалась. Я усадил ее на диван и прикрыл мягким желтым пледом. Я не умел утешать влюбленных девушек. У меня не было опыта. Алька сама когда-то отказалась от моего утешения. А Диана в утешении не нуждалась. Ее в любой момент мог утешить кто угодно. К тому же я не был психиатром. Поэтому мне ничего не оставалось, как налить полный бокал пива и протянуть девушке.

Она с какой-то жадностью, словно пытаясь заглушить боль, залпом его выпила.

– Мне так тяжело теперь не идти туда. Ведь мне бы легче стало, если бы я устроила скандал.

– Да, Тонечка, легче, но лишь на время. И потом, давай разберемся здраво, ты же умная девушка. Ты сама говорила, что у вас с Максом вполне удобная любовь.

– Мало ли что я говорила.

– Хорошо, пусть. И все же, мне кажется, если ты любишь, этим скандалом его лишь оттолкнешь. Поэтому, идти туда не стоит. А если тебе всего лишь кажется, что любишь, тем более затаись на время. И просто разберись в своих чувствах.

В глазах девушки вновь вспыхнули задорные огоньки.

– Господи, какой бы из тебя дрянной психиатр получился! Такие банальные вещи болтаешь.

– Может, и банальные. Но иногда мне кажется, что банальности нас успокаивают больше всего. Вот видишь, уже и ты улыбаешься. И даже ямочки на щеках показались.

– Ты уйдешь, и я все равно буду реветь, – Тоня упрямо, по-детски надула губы.

– Потому что так положено, Тонечка? Реветь из-за любви?

– Из-за неразделенной любви, – уточнила она.

– А кто тебе это сказал?

– А то я сама не замечаю! У него другая!

– А ты видела эту, другую?

– Это ты видел. А я просто знаю. Если хочешь знать, чувствую. Запах другой любви чувствую на расстоянии, как собака. И вообще, Макс совсем стал другим.

– Он всегда был другим, Тонечка, просто ты не замечала. И придумала себе замечательного Макса. Он далеко не замечательный, и это мягко сказано.

– Любят, Виталий не обязательно замечательных, – по-взрослому вздохнула девушка и по-взрослому опрокинула еще один бокал пива. – Любят очень разных. Хотя не знаю, есть ли у тебя опыт в любви.

– В моем возрасте у меня любой опыт. Но причем тут любовь и Макс? Это тоже самое, как самопожертвование и Макс. Как спорт и Макс. Он лишь себя любит в спорте, и в любви любит лишь себя. И, если жертвует, то лишь собой для себя. Это так мало. Поэтому, моя хорошаяё можешь успокоиться. С кем бы он ни был, на любовь он не способен. Так что соперниц у тебя просто не может быть. И, скажу правду, ты тоже ни для кого не можешь быть соперницей. Вам соперницей может быть лишь Макс. И ревновать вы можете только его к нему же самому.

В глазах девушки зажглись любопытные искорки. И мне показалось, она впервые на меня посмотрела другими глазами.

– Это уже ближе к психологии. Мне, пожалуй, следует записать – для курсовой. Ты не прочь, если я украду парочку твоих мыслей? Или это уроки не очень замечательного Макса сказываются? Не за этим ли ты к нему так часто повадился в гости? И, что любопытно, всегда без приглашения. Словно это ты, а не я, жаждешь его застукать в неприглядном виде.

– Может и хочу. Но уроков он мне не преподает. А вот ему следует преподать, хотя бы один. Слишком шикарно живет. И девушки две, а у меня ни одной. И работы две, а я безработный. И машины две, а я все пешком.

– Ну, на счет девушек и работ, это ты прав. Кстати, у него еще две дачи, это я так, на всякий случай, для сведения. Но вот чего врать не буду, машина пока одна. Или он вновь от меня скрыл?

Я пожал плечами, приблизился к окну, открыл форточку и закурил. И не оборачиваясь, так, между прочим, словно меня не касается, мимоходом заметил:

– А разве серебристый форд не его?

Для убедительности своего безразличия я высунулся в форточку и выдохнул дым прямо на улицу, под моросящий дождь. Сквозь шумы и истерики улицы до меня донеслось лишь последнее слово Тони.

– … мой.

Я с треском захлопнул фрамугу и резко обернулся. Пожалуй, вид у меня был грозный, и Тоня в испуге поставила на место бокал.

– Что – мой?

– Мой бокал! – вызывающе встряхнула она челкой и демонстративно вновь поднесла полный бокал к губам.

– Я не претендую на твой бокал, Тонечка, – я говорил торопливо, словно боялся, что она передумает и ничего мне не скажет. – Что ты говорила до этого, когда я высунулся в окно.

Она наморщила лобик и тут же по нему себя стукнула.

– Ах, да! Серебряный форд! Он же мой! И Макс тут вообще ни при чем! Только… Погоди… Но ты откуда знаешь, что у меня есть машина? Нет, не то! Почему ты решил, что это форд Макса? – ее голос тревожно зазвенел в тишине. – Ты что… Ты видел, как он и эта… Да еще на моей машине? Глупость какая-то! У него прекрасный автомобиль, не то, что моя развалюха. Нет, этого не может быть!

– Но возможно, его просто испортился?

– Ничего не испортился! Макс сегодня сам меня подвозил на своем бентли в больницу, на практику.

– Но ключи от твоей машины были у Макса?

– Еще бы! И от машины, и от гаража, и от квартиры. Я сама их отдала. Потому что все теряю. А Макс ничего никогда не теряет. И мне так было спокойнее. Чтобы дубликаты хранились у него. У него все надежно, как в швейцарском банке.

– Надеюсь, деньги ты у него не хранишь?

– Если бы они были, точно бы хранила. И не пожалела бы об этом, можешь быть уверен! А тебя что, интересуют мои деньги?

– В данном случае, Тонечка меня интересует твоя машина. Ты давно на ней ездила?

– Тысячу лет не пользовалась. Я боюсь машин. Вид улиц вводит меня в стопор. Я вообще не понимаю, как они не врезаются друг в друга. Если бы я имела такую дурную привычку – ездить, точно бы врезалась. А зачем мне это нужно? Самолетов я боюсь меньше. Там нет шанса выжить. Конец – и все. А здесь? Не хватало еще жить покалеченной. Нет уж, это не для меня.

– Замечательная логика! Ну что, твоя логика не подсказывает, что стоит проехаться в гараж? Вдруг кто-нибудь все же воспользовался твоей машиной?

Тоня пожала плечами.

– Этот кто-нибудь, конечно, Макс? Но зачем ему это нужно? Я не понимаю.

– Может, на месте разберемся?

Мы выскользнули из квартиры. Я старался остаться незамеченным, не хватало, чтобы Макс нас двоих застукал. Но Тоня не выдержала, подбежала к двери Макса и приложила ушко к замочной скважине. Словно за стальной пуленепробиваемой дверью можно было услышать музыку, звон бокалов и томные вздохи. Как я и полагал, она ничего не услышала, и лишь показала стальной двери язык. Похоже, девушка и впрямь мало расстраивалась по поводу расставания с Максом. Иногда мне казалось, что эта ситуация ее даже забавляла.

Я быстро впихнул Тоню в лифт, потом так же быстро в автобус, и чуть позже не менее быстро в вагон метро. Таким образом, мы добрались до гаража. Он находился далековато от района, где жила девушка. И я никак не мог взять в толк, зачем ей вообще нужна машина. Мало того, до гаража надо добираться часа два. К тому же Тоня вообще предпочитает обходиться без автомобилей. Может это своеобразное вложение денег?

Когда же я увидел серебристый форд, знак вопроса стал в два раза жирнее. Это, действительно, была еще та развалюха. С таким же успехом можно было вкладывать деньги в коллекцию сгоревших спичек.