Пол Мюррей - Скиппи умирает Страница 58

— Вы нам никогда такую травку не продавали, — говорит Барри.

— Всегда оставляй себе лучшую дурь, — усмехается Гнилозубый. Во рту у него — будто обломки автокатастрофы.

А потом прошла минута, а может, и целый час. Карл и Барри оба здорово обкурились. Небо вращается вокруг них, земля засасывает их вниз, будто тысяча магнитов. Гнилозубый полулежит, опираясь на локоть, хихикает и играет комьями грязи. Бритоголовый и Прыщавый лежат навзничь, будто кто-то повалил их. Но вот Барри зашевелился. Развернувшись, он говорит Карлу, что ему пора домой.

— Погоди… — Карл ползает туда-сюда, пытаясь найти нужное направление — ведущее вверх. Он всюду натыкается на землю, его качает, будто на корабле.

— Пока, ребята, — говорит Барри шпане.

— Пока, амигос, — говорит Прыщавый. — Славно поболтали.

Карл и Барри, шатаясь, бредут по ухабистой земле, спотыкаясь о жестянки, пружины и осколки стекла. Они хихикают, потому что все происходит страшно медленно. А потом вдруг что-то ударяет их сзади, и они валятся на землю.

Их хватают чьи-то руки, переворачивают на спину. Им в лицо дышит Сальный, у него изо рта воняет дерьмом. Сквозь звезды Карл видит, что над ними стоит Бритоголовый — он уже не улыбается, у него в руке металлический прут.

— Извините, парни, — говорит Прыщавый. — Но нам все равно надо вас наказать.

Сальный закатывает рукав Барри повыше, обнажая белую кожу.

— Просто бизнес, ничего личного, — говорит Бритоголовый. И заносит металлический прут над головой.

Сквозь вопли слышно, как трещит рука Барри — это всего лишь негромкий хруст, будто ломаешь пополам батончик “Кит-кэт”. Когда Гнилозубый и Сальный слезают с Барри, он лежит и трепыхается, как рыба, вытащенная из аквариума.

Потом настает очередь Карла. Он пытается оттолкнуть этих парней, но он слишком обторчан. Они прижимают его к земле, прут взлетает над ним…

Но не опускается. Вскоре Карл раскрывает глаза. Шпана — все четверо — глазеют на руку Карла.

— Ни хрена себе, — говорит Прыщавый. — Да этот чувак совсем долбанутый.

Ноябрь.

Переулок, ведущий к боковым воротам, весь скользкий от опавших листьев, распластанных и прибитых дождем, втоптанных в грязь; теперь уже не так забавно, если тебе запихивают их горстями под свитер или тем более если ты обнаруживаешь их у себя в постели под одеялом. Всюду стоит запах тлена, хотя по утрам мороз и сковывает его почти до самого полудня, когда водянистое солнце достигает своего вялого пика.

Пансионеры начинают стекаться обратно в школу в субботу утром, а в понедельник возобновляются занятия для всех. Поначалу подавленное настроение от возвращения частично заглушает возбуждение от встречи друг с другом. Всего неделя во Внешнем Мире — какой стремительный поток, вихрь, водоворот событий и приключений! — дает пищу для большего количества рассказов, чем целый семестр в этом болоте, где время как будто остановилось. Кто-то выдул много-много пива и по-настоящему опьянел. Кто-то нарочно или нечаянно что-то поджег. Кто-то побывал в Диснейленде, кого-то покусала собака, кто-то посмотрел кино “после 18”. Кому-то вырезали гланды, кому-то лечили зубы, кто-то ощутил половое возмужание, кто-то постригся. Воэн Брейди явился с перебинтованными ушами: у него застряла голова в какой-то ограде, когда он пытался дотянуться до бумажки в пять евро; Патрик “Всезнайка” Нунан вернулся с Мальты с загаром оттенка красного дерева, так что теперь он очень похож на негра — к большому замешательству Оэна “Мастера-Секзекутора” Флинна, которого Патрик вдруг стал саркастически величать “белым хозяином”.

Однако с каждой секундой все заметнее заявляет о себе болезненная и тяжелая скука школьной атмосферы: понемногу воцаряется привычная инерция, и уже вскоре совсем недавние встречи с внешним миром кажутся всего лишь смутными снами, бурной путаницей различных форм и цветов, быстро блекнущих, как загар Патрика Нунана, — и к концу последнего урока первого дня занятий мальчишкам кажется, что каникул и вовсе не было.

— Кажется, мы так нигде и не были, только еще хуже стало, — ноет Деннис, растянувшись в позе трупа на кровати Рупрехта.

За окном уже темнеет; часы перевели назад, и отныне до самого Рождества скудный запас солнечного света, доступный им, будет с каждым днем неуклонно таять.

— Ха-ха! Теперь я тебя заполучил, маленький эльф-воришка с кошельком! — восклицает Марио, нависая над крошечным телефоном футуристического вида.

— Лучше бы я умер. — Деннис пребывает в особенно скверном настроении после того, как провел целую неделю в Атлоне, где мачеха каждый день таскала его по церковным службам. — Не понимаю, почему я еще не умер. У меня ведь нет никаких оснований для того, чтобы жить. — Он вытягивается и закрывает глаза. — Может, если просто тихонечко замру вот здесь, я просто… перестану… быть… живым…

— Иди-ка ты умирай на своей кровати, — ворчит Рупрехт, не поднимая глаз от своих вычислений.

— Все, Минет! Я вычеркиваю тебя из своего завещания, — говорит труп Денниса, а потом резко поднимается, услышав голос Бетани из стерео. — Господи боже, Скип, ты снова крутишь эту чертову песню?

— А что в ней плохого?

— Ничего в ней не было плохого — только первые четыреста раз!

— Не обращай на него внимания, Скип, — говорит Джефф. — Он просто завидует, потому что сам никогда не влюблялся.

— Да я не против того, чтобы кто-то влюблялся, — заявляет Деннис. — Я против того, чтобы бесконечно об этом болтали, тем более что все это от начала до конца выдумки!

— Никакие это не выдумки! — живо огрызается Скиппи.

— Ну конечно! Так я и поверю, что эта знойная красотка, Девушка с Фрисби, вцепляется в тебя, утаскивает с дискотеки и вы с ней вдвоем гуляете в темноте, а потом она тебя целует!

— Именно так все и было!

— Она? Она тебя поцеловала? Ну да, заливай больше, Скиппи.

— Но ты же сам видел, как мы вместе уходили! Это же ты толкнул меня на нее — разве не помнишь?

— Нет.

— Мы разговаривали с Марио… Марио, помнишь, тебе еще не везло со всеми этими девчонками? Они говорили тебе, что им нужно вколоть инсулин, и исчезали?

— М-м-м… Что-то очень не похоже, чтобы все это могло в самом деле случиться.

— Скиппи, а ты уверен, что тебе все это не приснилось?

А-а-а — Скиппи выслушивает это уже который раз с тех пор, как вернулся в школу. Вначале он был уверен, что все это проделки Денниса — уж очень похоже на его всегдашние выходки. Но штука в том, что дурака валяют не только его друзья. Никто не помнит, как он уходил вместе с Лори; никто не может вспомнить, что видел, как они стояли рядом и разговаривали. Между тем все следы того события тоже пропали: спортзал снова принял свой обычный вид (только почему-то там сильно пахнет дезинфекцией), афиши с Хэллоуином сменились новыми, объявляющими о предварительных прослушиваниях для рождественского концерта. Такое ощущение, что того вечера не было вовсе, и Скиппи остается наедине с ужасающей мыслью: а вдруг он и вправду все нафантазировал?!

— Хотя, даже если это был сон или мечта, в которую ты поверил всем сердцем, — пытается утешить его Джефф, — тогда, понимаешь, в каком-то смысле это, наверное, правда?

— Это не сон и не мечта, — упрямится Скиппи.

— Ладно, не важно, мечта или не мечта, — Марио на время отрывается от своего нового телефона, — важно вот что: ты взял телефон у этой телки? Для любого романтического знакомства это самый верный признак успеха или поражения.

— Нет, — уныло сознается Скиппи.

— Ты договорился с ней встретиться после каникул? — спрашивает Джефф.

— Нет. — Скиппи плюхается на край кровати.

— Черт возьми, Скип, да ты даже не умеешь просчитать на два шага вперед! — говорит Деннис. — Ну и что ты собираешься теперь делать? Глазеть на нее в этот дурацкий телескоп всю оставшуюся жизнь?

— Не знаю, — угрюмо отвечает Скиппи. — Наверное, можно после уроков встать у ворот ее школы и подождать, когда она выйдет. Или подойти к ее дому?

— Нет и еще раз нет. — Марио с ходу отметает такие варианты. — Ты должен сохранять спокойствие. Нельзя вот так подстерегать ее, как будто ты сумасшедший маньяк.

— Ну конечно. Совсем другое дело — парень, который целый день смотрит на нее в телескоп, — замечает Деннис.

— А что, если тебе добиться больших, просто огромных успехов в чем-то таком, что ей нравится? — предлагает Джефф. — Ну, например, ты знаешь, что ей нравится фрисби. И вот ты тренируешься, играешь в фрисби до тех пор, пока не становишься одним из лучших в мире игроков в фрисби, и однажды она видит тебя по телевизору, она вспоминает тебя и пишет тебе письмо, а ты уже весь такой гордый: мол, увидимся позже, телка, я теперь профессионал, на меня куча девок вешается. Но потом, однажды вечером, сидя в одиноком гостиничном номере, ты начинаешь думать о ней — и вдруг понимаешь, что все еще любишь ее, и ты пишешь ей ответ, но только пишешь его на диске фрисби, а потом бросаешь его через забор, он залетает к ней в окно класса, а потом она выходит и видит, что ты стоишь на заборе, а потом — ну, потом ты на ней женишься, и все.