Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г) Страница 58

Когда терпеть уже не было сил, я встал из-за стола и, извинившись, нетвердой походкой направился в туалет. Вера подмигнула мне вслед. Толкнув дверь в уборную, я чуть не ослеп от яркого белого света и зажмурил глаза. Открыв их через несколько мгновений, я прошел к писсуарам, встроенным в дальнюю стену.

Пока я облегчался, мне вспомнился детский анекдот, в котором американцу, французу и русскому нужно было подарить сказочному царю величайшее в мире удовольствие. И победил, разумеется, русский, напоивший царя пивом и долгое время не дававший ему помочиться. Простые физиологические радости, блин!

Я так погрузился в это удовольствие, что даже не услышал, как скрипнула входная дверь. Я лишь почувствовал, как тонкая нежная ладонь легла мне на ягодицы и легонько провела по ним. Теперь понятно, зачем Вера подмигнула мне вслед! Будучи достаточно пьяным, сейчас я был готов на все. Секс в туалете гей-клуба? Почему бы и нет.

Оглянувшись, я увидел ее улыбку. Вера кивнула мне и продолжала легонько гладить мои ягодицы. Ее вторая рука поглаживала мне спину, массировала плечи, сбрасывая накопившееся в них напряжение, и ласково ерошила мои волосы. Вскоре я ощутил, как у меня наступает эрекция. Повернув голову обратно к стене, выложенной белым кафелем, я закрыл глаза. Из меня продолжало литься, как из бездонного бочонка.

Вскоре ее нежные руки нашли новую цель, перебравшись к расстегнутой ширинке. Она разомкнула мне пальцы, что по-прежнему держали мой детородный орган. И начала легко касаться его пальцами. К тому времени он уже стал, так сказать, работоспособным.

Легкие касания постепенно перешли в более настойчивые поглаживания. Наслаждение нарастало почти болезненными скачками с каждым новым движением ее пальцев, которыми она сжимала меня.

Хмель, адреналин и возбуждение смешались в моей голове. Я уже ни о чем не мог думать, я забыл, где нахожусь, и мог лишь резко дышать, слыша стук собственного сердца в ушах. Сейчас все мое существо сосредоточилось в том напрягшемся куске плоти, что ласкали ее пальцы.

Прикоснувшись к моей щеке, ее губы соскользнули к шее, которую она принялась обжигать чувственными поцелуями, и мое возбуждение превысило все допустимые пределы. Моя рука скользнула вверх по ее спине, к волосам, которые я так любил гладить. Однако вместо пышной прически я нащупал короткую стрижку. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять это.

Открыв глаза, я увидел Жоржа, чьи глаза, казавшиеся более крупными из-за очков, аж помутнели от возбуждения. Он улыбнулся и снова поцеловал меня в шею. Еще не до конца осознавая происходящее, я бросил взгляд вниз и увидел то, что должен был увидеть – это его руки так умело возбуждали меня последнюю минуту.

Теперь к возбуждению и опьянению прибавился еще и ужас. Мне стало страшно. Отчего, я и сам не мог понять, просто страшно. Руки Жоржа по-прежнему ласкали меня, и в голове вдруг возникла крамольная мысль. А что если дать ему закончить начатое? Тем более, что оргазм совсем близко.

И вот тогда я отшатнулся от него. Борясь с непослушным замком, я все же спрятал свой член, к тому времени достигший приличных размеров и потому не желавший сгибаться, и застегнул ширинку. Повернувшись вбок, я увидел Веру у стены напротив. Она стояла, скрестив руки на груди, и дьявольски улыбалась.

– Прости, Паша, – оправдывался Жорж, – я хотел сделать все мягко, нежно.

Сейчас мне хотелось убить его, убить Веру, а потом, возможно, и себя. Мои глаза хотели видеть их кровь, разбрызганную по идеально чистому белому кафелю, а мои щеки пылали от стыда, который только усиливался еще не спавшим возбуждением. Вера все стояла и улыбалась, по-прежнему не проронив ни слова. Интересно, в какой момент ее руки сменили руки Жоржа? Впрочем, какая на хрен разница – он и так уже сделал более чем достаточно.

– Я думал, что тебя нужно очень мягко инициировать, – продолжал он. – Я думал, что тебе понравится.

– А ему и понравилось, – подала голос Вера. – Разве ты этого не почувствовал? У него до сих пор стоит.

Так вот, значит, в чем заключался ее тест. Она ждет от меня, что я сейчас устрою здесь сцену? Начну оправдываться, накинусь на Жоржа с кулаками или накричу на нее.

Хрен на, Вера! Как бы мне этого ни хотелось, как бы ты этого ни хотела, я не доставлю тебе такого удовольствия. Даже не надейся!

Отдышавшись, я повернулся к Жоржу:

– Ничего, ничего. Возможно, ты был прав, и я на самом деле не готов к этому. Прости, я переоценил свои… Короче, давай попросту забудем обо всем.

– Если хочешь, мы можем потом снова попробовать. Ты еще не знаешь, какой у меня язык.

– Нет. Спасибо, конечно, но нет.

Жорж протянул мне свою руку.

– Друзья? – спросил он.

Его рука блестела от моих выделений, и это очень сильно смущало меня. Он смотрел на меня с надеждой, взгляд Веры за моей спиной ощущался почти физически. Я вдруг понял, что вот она, кульминация этого вечера – та самая проверка, ради которой все и затевалось. Если мне и нужна стойкость духа, то именно сейчас.

Успокоив себя мыслью, что свое не в падло, я пожал его вялую липкую ладонь и сказал:

– Друзья.

Я торжествующе посмотрел на Веру. Ее взгляд стал холодным и непроницаемым.

– Ну-ну, – процедила она и покинула туалет.

Вернувшись, мы обнаружили за столиком только Веру и Питера. Элтон и Славик, не дождавшись нас, ушли танцевать. Питер предложил мне потанцевать с ним, но я отказался, сославшись на то, что мне пора домой, так как завтра у меня с утра первая пара. Пока мы прощались, Жорж не спускал с меня глаз. Я же, напротив, не мог смотреть на него, все еще испытывая злость и смущенье. На прощанье он снова пожал мне руку, и я почувствовал, что в ней что-то есть.

Только в маршрутке, сидя рядом с Верой, я разжал кулак и обнаружил в нем свернутый клочок бумаги, на котором был нацарапан телефон Жоржа.

– Ну и как тебе эта компания? – голос Веры вывел меня из задумчивости.

– Парни, как парни. Можно поговорить, – осторожно ответил я.

– Ненавижу педиков, – холодно бросила она.

Если бы Вера не отвернулась при этом к окну, я бы не придал ее словам особого значения. Обычно она всегда все говорила, глядя прямо в глаза, сейчас же она была не способна на это. Почему?

– Неужели? – поинтересовался я. – А кто меня тогда в «Kook» затащил? Уж не ты ли, лесбиянка моя?

Вера резко повернула голову в мою сторону. Я видел, что она готова сказать что-то весьма едкое в мой адрес, но в последний момент сдержалась, и снова уставилась в окно.

Я ничего не понимал. Ведь я прошел ее тест. Неужели это так испортило ей настроение? Может, она хотела, чтобы я, напротив, завалил его? Устроил бы ей истерику в туалете, дал бы выход своим истинным чувствам?

Хочешь, не хочешь, решил я, а с Денисом обсудить все это придется. Я повернулся к своему окну и уставился на затихший город.

Проснулся я примерно через час после того, как мы с Верой улеглись спать. У меня снова была эрекция, а горячее тело Веры, лежащее рядом, только усиливало возбуждение. Стараясь не разбудить ее раньше времени, я начал с ласк.

Мои поцелуи порхали по ее телу словно бабочки, а пальцы теребили довольно быстро набухшую точку между ее ног. Я и не почувствовал, когда именно она проснулась, однако подергивания тела, прерывистое дыхание и едва различимый шепот говорили о том, что Вера уже не спит.

Через какое-то время ее руки сомкнулись у меня за спиной и потянули на себя. Я оказался сверху, и ее пальцы, не теряя ни секунды, помогли мне войти в нее. Невыразимо сладкие жар и влага – единственное, что я ощущал в сплетении наших тел.

В самый ответственный момент она прошептала, подражая Жоржу:

– Я думал, что тебя нужно очень мягко инициировать. Я думал, что тебе понравится.

И я представил его в моей кровати, подо мной, с закинутыми мне на плечи ногами. Естественно, ни о каком сексе дальше и речи быть не могло.

– Да пошла ты! – не выдержал я и улегся на свою половину кровати.

Из всего, что произошло за сегодняшний вечер, последнее все же было самым обидным. Я ощутил, как давно забытая злость на Веру возрождается во мне, и на этот раз она не желала отступать.

Глава двадцать третья

Пища для размышлений

«Середина марта. Морозы, свирепствовавшие всю зиму, отступили. На смену им пришел промозглый, готовый разразиться весной переходный сезон. Градусник постоянно колеблется в своем мнении относительно погоды и то и дело норовит дотянуться до нуля. Он вселяет в меня надежду на скорое пробуждение жизни, чувств и ослабленных холодом зимней спячки отношений. На улице стало значительно теплее, однако снег тяжелым покрывалом все еще лежит на тротуарах и пока не собирается сдаваться».

Мой верный дневник всегда со мной. Я стою на тротуаре неподалеку от Буфф-сада и в раздумье перелистываю потрепанные страницы общей тетради. Занятия кончились полтора часа назад, я уже успел забежать к родителям и перекусить.