Михаил Анчаров - Записки странствующего энтузиаста Страница 59

Времени нельзя терять было ни секунды. Сначала обратились к специалистам по душе народной. Немедленно была заказана пародия поэту-сатирику, и он выполнил ее блестяще. Он в остроумной форме бичевал литературную слабость, пошлость этих дурнопахнущих стишков и остроумно обыгрывал словечко «воняет». С большой рекламой была издана книжка пародий, и на первой странице — эта. Однако, хотя книжка пародий разошлась неплохо, принцессин куплет из моды не вышел, и его продолжали твердить и иногда даже петь.

В довершение всего вышла рецензия, где задевали честь издательства. В частности, говорилось: книжка пародий издана небрежно, со множеством опечаток. Например, в аннотации вместо «поэт-сатирик» написано «поэт-сортирик». И так далее. Это уже было серьезно. Конкуренты не дремали.

Решили разобраться, в чем причины малого эффекта пародии и большого — куплета. А поскольку наступила эпоха экстрасенсов, телепатов и ясновидцев, постановили запросить дух автора куплета через компьютер и спиритическое блюдце. Собрали совет директоров, и у них с духом произошел интересный разговор. Вопрос:

- В чем причина успеха куплета? Ответ:

- Я писал его с душой. Вопрос:

- Что такое душа? Дух ответил:

- Что такое душа, я не знаю, но ее отсутствие видно сразу. Посовещались. Задали вопрос:

- В чем в принципе суть пародии? Ответ:

- Умение написать длинно то, что у писателя написано короче. Тогда спросили:

- Чем отличается писатель-сатирик от пародиста? Дух ответил:

- Писатель-сатирик бичует язвы жизни, а пародист бичует писателя, потому что считает его язвой.

И тогда, наконец, спросили напрямик:

- В чем идеологическая ошибка издательства, выпустившего книжку пародий? И получили ответ:

- В экономике. Примерно из восьми куплетов каждой пародии, смешной — один. Значит, выгодно было на сочинение остальных куплетов нанять еще семь проституток. Пародист подал жалобу о диффамации, доказывая, что блюдцу отвечал не дух автора, а клеветник.

Провели расследование — кто толкал блюдце? Оказалось — сам глава издательства, выпустившего книжку пародий. Он владел телекинезом, но двигал не блюдце, а стол под ним. Враги пародиста были повсюду. Дилетантские блюдечки были отброшены. Решили обратиться к специалистам по высшим силам.

Но тут, чтобы доказать нанимателям свою лояльность, глава державы объявил Крестовый поход против коммунизма и газопровода.

Настроение в стране было злое, безнадежное, искали виновников. Хотя знали, кто виноват, но старались не думать. Поэтому боялись любого смеха. Когда утверждения расходятся с делом, то над утверждениями смеются.

Любые ереси начинаются не тогда, когда атеист доказывает, что бога нет, а когда церковь становится жирная, но призывает к посту.

Когда политик говорит: «Берегитесь! Вот придет время, когда вам будет еще хуже, чем при мне», — это плохая политика. Ему отвечают: «А ты сделай, чтоб такое время не пришло».

Когда, несмотря на «научные предсказания» Апокалипсиса, Киноартист объявил Крестовый поход, то Папа объявил, что сам Апокалипсис необязателен.

Потому что Папа был умнейший человек, а Киноартист только жаждал выйти с экрана в люди.

Напоминаем, что в те времена народные массы за большие деньги и пикники с индейками избрали к власти Киноартиста.

Отношения Киноартиста с церковью были сложные. С одной стороны, он успешно играл роль верующего в высшие силы, с другой стороны, он показывал, что он и сам специалист по этим силам. А церковь не любит специалистов со стороны. И не киноартистам толковать священные тайны жизни. Поскольку киноартисты хорошо действуют по написанному сценарию, а церковь общается с силами, которые сценарии пишут. Артисты хорошо изображают «я» в предлагаемых обстоятельствах, но обстоятельства создают не они, а народ и дети, про которых церковь знала, что они — глас божий. И пока киноартисты призывают ни одной коррупции не совершать без клятвы на Библии, все идет нормально. Но вот объявлять Крестовые походы есть право церкви, а не штатских звезд экрана. А то и в самом деле до Апокалипсиса допрыгаешься. И Папа Апокалипсис отменил. Он велел по церквам и симпозиумам выступить против Крестового похода. И тем сильно рассердил киноартистов. Но тут уж были затронуты совсем высшие силы, то есть была затронута «Гешефт-Махер-Компани».

Пока фильмы о настоящих парнях из прерий, которые одним махом семерых побивахом, были рекламной мечтой, все шло гладко. И от покупателей билетов не было отбоя. Но как только киноартисты решили выйти с экрана в люди, то люди и заволновались — чей сценарий? Кто писал? Кто продюсер? И заказы на фильмы «Гешефт-Махер-Компани» стали течь тоненьким ручейком. Но доходы надо было сохранить, иначе… Даже страшно подумать, что было бы иначе.

И тут, в самый неподходящий момент, когда только-только «Гешефт-Махер-Компани», чтоб сохранить личные доходы (или, по-актерски, — «башли»), вместо изъятия денег у паршивых иностранцев, стала патриотически грабить государственную казну, вторым изданием вышла книга политолога с плотоядной улыбкой, снова ставшая сенсацией и гомерическим бестселлером.

И пошли дела. Надо было бороться со смехом. Решили все же начать с куплета. Перебрав все возможное, проникли обратно туда, откуда неосмотрительно отникли. К специалистам по высшим силам, то есть к церкви. Опыт ее разведки и интерпретации фактов исчислялись не годами, а тысячелетиями — она и сообразит.

Сначала церковь заподозрила происки устаревшей религии. Нет-нет, а бывает, знаете ли. Но от этой идеи довольно быстро отказались.

Один книжный червь разыскал в старых справочниках, что автор куплета жил и умер в XIX веке, носил фамилию Гейне, был иудей и, видимо, сионист, а пасквильный перевод сделан не с подлинника, а с русского перевода.

Но глава сионизма гневно намекнул на кровавый навет, а также сообщил, что, по архивным данным, этот Гейне — предатель и выкрест и якшался с Марксом и, видимо, со Сталиным, как и Спиноза, которого изгнали как иудейские, так и христианские общества. Версия о сионизме отпала. Больше того, подняли архивные документы, и оказалось, что пресловутый Гейне принадлежал к секте, куда входил всякий сброд разных наций. В ней замечены были опустившиеся священники Рабле и Свифт, сидевший в тюрьме за растрату солдат Сервантес, богохульник и тунеядец Вольтер, похабник Стерн, создатель жалких подписей к картинкам Диккенс и куча русских — недоросль Фонвизин, плагиатчик Крылов, свихнувшийся губернатор Салтыков, изолгавшийся Хлестаков-Гоголь, пропойца и комиссар Гашек и шнырявшие по Америке Ильф, Петров и Бендер, из которых, по крайней мере, один еврей. И так далее, и так далее. Проглядели секту. По всему миру. Интернациональную.

Консистория затребовала русский перевод Гейне. Тут выяснилось еще одно препаскудное обстоятельство. Сообразили, что судьей в теологическом споре была сделана ленивая и телесная красотка, что недвусмысленно намекало на то, что красота все рассудит и спасет мир, — опасная идея и мучительно знакомая.

Опять подняли архивы. Да, точно. Красота спасет мир — написано у Достоевского. Опять идея русская. Москва, та самая, которая слезам не верит. Тут уж не до шуток. Доложили Папе. Папа сказал:

- Знаю. Но у Достоевского не сказано, что красота спасет мир хохотом.

- Но ведь секта интернациональная!

- Смех — природное явление, — вздохнув, сказал Папа и добавил: — Как и глупость. Дайте мне русский перевод.

Папа был умнейший человек, и канцелярия многое ему прощала. Даже то, что он объявил во всех церквах, что Апокалипсис может быть отменен, хотя это подрывало коммерцию «Гешефт-Махер-Компани». Но хохот?!

Русский перевод был доставлен Папе, который хорошо знал русский язык. И когда через некоторое время подошли к двери его опочивальни, то с ужасом услышали хохот. Папа смеялся.

Это было невозможно, но было. Что он нашел смешного в бездарных виршах? Но оказалось, дело обстоит еще хуже. Подглядели в замочную скважину и совсем смутились душой. Папа читал не вирши, а предисловие к ним. Он громко повторял фразу солидного научного вступления — «Для нас любовь Гарри и Амелии является лишь крючком, на который нанизана его биография» — и почему-то хохотал.

Весь порядок в мире держится на страхе и слезах. И закралась ужасная догадка — а вдруг он объявит, что Апокалипсис может быть отменен хохотом. Это было уже не смешно. В Папу выстрелили.

И только тогда возмутились народные массы, которых, наконец, проняло. В кино стало смотреть нечего. А так как ценности, в защиту которых был объявлен Крестовый поход, показывали именно в кино, то ценностей не стало, кроме самой примитивной — жить хочется.

А поскольку с увеличением личных «башлей» «компани» государственная казна стала почему-то быстро нищать, — то жить всем хотелось почему-то тем больше, чем у меньшего числа людей был на это шанс.