Алекс Престон - Кровоточащий город Страница 59

— Джо, я…

Она выпрямилась, вскинула голову, дрожа, как бабочка, у которой оторвали крылья, задыхаясь.

— Уходи. Сейчас же.

Я ушел. Джо плакала на диване. Смотрела на белые шрамы на запястье и плакала. Слезы капали на белый изгиб руки и стекали по белым дорожкам, расчертившим кожу.

Я снова шел по Портобелло-роуд. Солнце скрылось. У сувенирных столов толпились туристы. Возле пабов первые жаждущие лелеяли свои пинты, рассматривали жидкость на свет. На этих улицах присутствие Джо ощущалось почти физически. Я хотел повернуть, побежать к ней, сжать ее хрупкое тело в объятиях, целовать запястья с полосками шрамов. Я знал, что ухожу от мягкого золотого будущего. Знал, что она лучше и добрее Веро. А еще я знал, что надорвал ей сердце и бросил задыхаться у самой воды. Но меня тянуло в Фулхэм. Тянуло к Веро и к той абсурдной кляксе из клеток, что расплывалась у нее в животе.

Глава 14

Люка

Мы жили в крошечной квартирке в Фулхэме подобно пассажирам, которые обитают на пароходах, или солдатам в годы войны; мы знали, что это все временно, приняли саму временную природу нашего бытия.

Веро так и не распаковала чемоданы. Мы ели из коробок или консервных банок, мы сидели голыми на кровати и ложками поглощали мороженое, потчуя друг друга. Казалось, жизнь взяла передышку на эти три недели. Веро обычно лежала, вытянувшись, на кровати, а я клал голову ей на колени, прижимал ухо к животу. Когда я вспоминаю тот славный теплый май, то мысленно вижу Веро в ванне. Попа раскраснелась, блестит, а груди отвисают, когда она наклоняется, чтобы намылить себе ноги. Держа в руке душевую лейку, она смотрит на меня и улыбается, и мне становится приятно, тепло и уютно в этом некогда унылом и запущенном месте.

По вечерам Веро ходила со мной в театр и обычно ерзала в кресле. В моменты высочайшего напряжения по ходу сюжета пьесы у нее начинало сильно урчать в животе. Она потела, от нее резко и остро пахло. Но она любила театр. Она советовала мне не обращать внимания на рекомендации Верити и предлагала вставлять в рецензии слова похвалы. Но, оставаясь один в темноте, я с тревогой думал о том, где мы будем жить в следующем году. Аренда квартиры на Мюнстер-роуд истекала через несколько недель, и сама мысль о ее продлении ввергала меня в ужас. Квартира была недостаточно велика даже для нас двоих. Я представить не мог, что детская кроватка со спящим младенцем будет стоять у изножья кровати в этой крошечной комнатушке с видом на мрачный двор, в доме, где нищета струится вместе с дождем из верхних квартир и во дворе скребутся крысы.

Однажды в офис зашел отец Генри. День был ясный, и солнце проникало в окна пустых комнат. Высокий, слегка сутулящийся под копной густых седых волос, он прислонился к дверному косяку моего офиса и постучал пальцами по стеклу, чтобы привлечь мое внимание.

— Привет, как поживаешь, Чарли? Извини, что никак не удавалось раньше к тебе зайти. Давно собирался это сделать.

— Отлично. У меня все в порядке. Радуюсь жизни.

— Вижу. Знаешь, в твоих театральных рецензиях появились новые интонации. Ты ищешь собственный голос. Я искренне полагаю, что в этом твое будущее. — Он перешел на заговорщический шепот: — По всей видимости, Верити скоро уйдет на покой. Мне кажется, народ устал от его бесконечной стервозности. В наши трудные времена людям нужен оптимизм и подпитка энергией. Я рад, что вы с Генри теперь здесь. Жаль, что этого не случилось раньше. Может быть, дело бы не дошло до этого.

Он показал на пустой офис и направился к лифту, а я подумал, что мое журналистское будущее не лишено перспектив.

Однажды вечером, примерно за неделю до переезда, — мы уже начали складывать книги в коробки и распихивать одежду по чемоданам — мы с Веро отправились посмотреть «Двенадцатую ночь», которую давали в Риджентс-парке. Я приготовил набор для пикника — полбутылки шампанского и бутерброды с копченым лососем. Мы пришли рано и заняли местечко на мягкой теплой траве, чувствуя, как земля отдает память о тепле угасающего дня. Потом мы сидели на нагретых солнцем скамьях и с удовольствием смотрели пьесу. Я наблюдал за Веро — она смеялась, ее глаза сияли, что было заметно даже в сумрачном вечернем свете. Довольная зрелищем, толпа увлекла нас с собой до станции метро, откуда мы в приятном молчании доехали до Фулхэма.

От станции мы прошли, сделав небольшой крюк, к нашему старому дому. Мы всегда выбирали эту дорогу и, подзадоривая друг друга, старались заглянуть в окно, туда, где были так счастливы и так несчастны. Мы как будто надеялись увидеть самих себя, тех, молодых, увидеть и крикнуть в окно: Эй, перед вами же весь мир! Вы молоды!

Однако в тот вечер что-то было по-другому. Мы еще издали заметили в темноте размытые очертания столбика с дощечкой, но не могли определить, перед тем ли домиком стоит знак, не игра ли он света или видение, навеянное шампанским. А потом подошли ближе, к скрипучим воротам, и увидели прибитую к столбу дощечку с надписью «Сдается». Я посмотрел на Веро — ее глаза вспыхнули.

— Берем?

— А разве мы сможем себе это позволить? Ты хочешь вернуться туда? Порой там было ужасно, но это будет что-то вроде возвращения домой. Нет, правда, я уже чувствую, что это и есть наш дом.

— Справимся. И он станет нашим домом. Домом для нас троих.

Мы поцеловались прямо на улице, поцеловались так, как не делали никогда, пока жили там. Мы взялись за руки, и наши губы встретились.

Я перевел сбережения на депозит. Подсчитал, что смогу покрыть трехмесячную арендную плату остатком от десяти тысяч фунтов, полученных в «Силверберче», и зарплатой. Я знал, что мне нужно поменять работу. Что теперь нужно зарабатывать больше. Создать буфер, который оградит нас от бурь окружающего мира. Я листал страницы газет, где публиковались объявления. Я пытался найти некое подобие компромисса, нечто такое, что было бы интересно мне самому и в то же время позволяло зарабатывать на двоих. Просматривая «Сити» в вагоне подземки, я увидел знакомое лицо с нездоровым пятном, и оно как будто поманило меня к себе. Я сидел и слышал перестук колес, становившийся все громче и громче, и смотрел, смотрел на это самое розовое пятно.

Я сидел в офисе Бхавина в «Темз кредит бэнк» и глядел, как солнечные лучи плавно скользят по комнате. Он смотрел на меня. За то время, что мы не виделись, Бхавин отпустил волосы, и теперь они струились волнами, почти как у нашего председателя. Бородка сделалась гуще, и я заметил, что он зачесывает ее так, чтобы скрыть розовое пятно. Бхавин сложил пальцы домиком, и его лицо расплылось в улыбке.

— Всегда приятно видеть, что люди уходят на время от рынка. Парни работают на износ, рвут задницу, чтобы, выйдя в отставку, сделать что-то благородное, что-то важное для себя. Они говорят об отставке в сорок пять, как будто это какая-нибудь гребаная великая мечта. А потом, когда все-таки удаляются на покой, вдруг понимают, что сами стали частью рынка. Что кровь рынка — это их кровь. Ведь что такое рынок, как не кучка людей, пытающихся наступить на пальцы тому парню, который карабкается к вершине следом за ними? Мне тоже наступили на пальцы, и я упал, а теперь снова лезу наверх. И я заберусь туда быстро, обгоню этих зашоренных засранцев из «Силверберча». У них остался месяц, не больше, а потом покатятся. Ты уже слышал? Нет? Инвесторы потеряли веру в председателя. Он развелся и живет в офисе, какой-то чокнутый, безнадега. Не могу сказать, что мне его жаль.

Внизу, по Бишопсгейт, шли автобусы. Я посмотрел вниз, на угол Брашфилд-стрит, по которой мы с Джо шли когда-то на вечеринку к Роланду.

Бхавин быстро встал и побарабанил пальцами по столу:

— Там все и решается. Уэбби наняли сразу, как только он ушел из «Силверберча». В Ти-си-би весь трейдинг сейчас на нем. Избежал субстандартов, удержал краткосрочные кредиты. Теперь он режет остатки на счетах. Скупает долги компаний, оказавшихся на грани банкротства, входит в долю. Парень делает состояние. Просил меня поработать с ним. Хочет, чтобы я занимался инвестициями, скупкой банковских облигаций. Отличный шанс. Мне повезло, что жена Уэбби и моя — подруги. Ходят в один спортзал, вместе забирают детей из сада. Думаю, он меня простил. Так что послушай, Чарли, мы вообще-то не собиралась никого нанимать, но я хочу взять тебя в команду. Трейдером. Дать под зад «Силверберчу». Много для начала предложить не могу, но Уэбби размещает чертову прорву акций. Получишь неплохую долю, потом заработаешь больше, а дальше делай что хочешь. Но вот тебе мой совет: оставайся здесь. Место хорошее. Мы заправляем этой лавочкой, а рынки еще скакнут вверх. И когда это случится, мы будем тут как тут.

— Когда начинать, Бхавин? Я хочу эту работу. И готов на все. В лепешку разобьюсь, обещаю.

— Сколько ты должен отработать?

— Понятия не имею. Контракт я еще не подписывал.